психологической атмосфере
. К концу Средних веков жизнь стала насыщаться духом беспо-
койства. Возникло современное понятие времени, минуты приобрели ценность. Симптомом
этого нового чувства времени стал тот факт, что в Нюрнберге куранты начали отбивать чет-
верти часа именно в XVI веке. Чрезмерное количество праздников стало казаться бедствием;
время стало настолько ценным, что его уже нельзя было тратить без пользы. Труд все больше
превращался в наивысшую ценность. Развилось новое отношение к работе – настолько тре-
бовательное, что в среднем классе возникло возмущение экономической неэффективностью
церковных учреждений. Нищенствующие монашеские ордена вызывали негодование: раз
они непроизводительны – они безнравственны. Продуктивность приобрела роль одной из
высочайших моральных ценностей. В то же время стремление к богатству и материальному
успеху стало всепоглощающей страстью. Проповедник Мартин Бутцер говорил: «Все вокруг
ищут занятий, дающих наибольшую выгоду. Все готовы променять науки и искусства на
самый низменный ручной труд. Все умные головы, наделенные Господом способностями
к более благородным наукам, захвачены коммерцией, а она в наши дни столь проникнута
бесчестностью, что стала наипоследнейшим делом, которым мог бы заниматься достойный
человек».
Описанные нами экономические перемены имели одно чрезвычайно важное след-
ствие, касавшееся каждого. Средневековая социальная система была разрушена, а вместе с
нею и та стабильность и относительная безопасность, которые она давала индивиду. Теперь,
с началом капитализма, все классы общества пришли в движение. Не существовало больше
определенного места в экономической структуре, которое могло бы считаться естественным
и бесспорным.
Индивид стал одиноким; все теперь зависело не от гарантий его традици-
онного статуса, а от его собственных усилий
.
Однако на разные классы это влияло по-разному. Для городской бедноты – рабочих и
подмастерьев – такое развитие означало усиление эксплуатации и еще большую бедность;
для крестьян – усиление экономического и личного угнетения; для бедного дворянства –
тоже разорение, хотя и в другом плане. Для этих классов новый ход событий означал бес-
спорное ухудшение. В отношении среднего класса горожан дело обстояло гораздо сложнее.
Мы уже говорили о росте дифференциации внутри среднего класса. Преобладающая его
часть оказывалась все в худшем положении. Ремесленникам и мелким торговцам пришлось
столкнуться с подавляющей мощью монополистов или просто богатых конкурентов; сохра-
нять независимость им было все труднее и труднее. Им приходилось вступать в борьбу про-
тив несравнимо превосходящих сил, и для большинства эта борьба была отчаянной и безна-
дежной. Какая-то часть среднего класса была более удачлива и принимала участие в общем
подъеме растущего капитализма, но возрастающая роль капитала, рынка и конкуренции дер-
жала теперь в состоянии неуверенности, тревоги и изоляции даже этих счастливцев, изме-
нив личную ситуацию.
Тот факт, что капитал приобрел решающую роль, означал зависимость экономической,
а следовательно, и личной судьбы каждого от каких-то сил, стоящих над личностью. Капитал
«перестал быть слугой и превратился в хозяина. Обретя отдельное и независимое существо-
вание, он присвоил себе право старшего партнера диктовать законы экономической органи-
зации в соответствии со своими собственными категорическими требованиями».
Так же действовала и новая функция рынка. Средневековый рынок был сравнительно
узок, его функционирование было понятно, ибо спрос и предложение были связаны прямо
и конкретно. Производитель примерно знал, сколько он должен производить, и мог быть
почти уверен, что продаст свои изделия за надлежащую цену. Теперь же приходилось про-
изводить для постоянно расширяющегося рынка, так что заранее определить возможности
сбыта никто не мог. Поэтому было уже недостаточно просто выпускать хорошие товары.
Э. Фромм. «Бегство от свободы»
30
Качество превратилось лишь в одно из условий реализации; непредсказуемые законы рынка
определяли теперь, с какой прибылью будет продана продукция и будет ли продана вообще.
Механизм действия нового рынка казался сродни учению Кальвина о предопределении, по
которому человек должен прилагать все усилия, чтобы достичь возможного совершенства,
но уже до его рождения предрешено, будет ли он спасен. Базарный день превратился в суд-
ный день для продуктов человеческого труда.
Еще одним важным фактором явилась растущая роль конкуренции. Несомненно, кон-
куренция в какой-то мере существовала и в средневековом обществе, но феодальная эко-
номическая система была основана на принципе сотрудничества и регулировалась – или
управлялась – правилами, которые конкуренцию подавляли. С развитием капитализма эти
средневековые принципы мало-помалу уступили место принципу частной инициативы.
Каждый должен идти вперед и испытать свое счастье: выплыть или утонуть. И теперь другие
уже не были связаны с ним общим делом, они превратились в конкурентов, и часто человек
стоял перед выбором: уничтожить их или быть уничтоженным самому.
Разумеется, в XVI веке роль капитала, рынка и конкуренции была еще не столь велика,
как в последующее время. Но все существенные элементы современного капитализма к тому
времени уже возникли и начали оказывать психологическое воздействие на людей.
Но мы обрисовали лишь одну сторону картины, а была еще и другая: капитализм осво-
бодил индивида. Он устранил регламентации корпоративной системы, позволил человеку
встать на собственные ноги и испытать свое счастье. Человек стал хозяином своей судьбы;
он рисковал, но мог и выиграть. Собственные усилия могли привести его к успеху и к эконо-
мической независимости. Деньги доказали, что они сильнее происхождения и касты, и тем
самым превратились в великого уравнителя людей.
В тот ранний период, о котором мы сейчас говорим, эта сторона капитализма едва начи-
нала проявляться. Она играла гораздо большую роль для немногочисленной группы бога-
тых капиталистов, чем для городского среднего класса; однако уже в то время эта тенденция
оказывала важное влияние на формирование человеческого характера.
Если подытожить теперь все сказанное о том влиянии, которое оказали на человека
социальные и экономические перемены в XV–XVI веках, то получим следующую картину.
Выявляется, что свобода имеет здесь ту же двойственность, о которой мы уже гово-
рили. Индивид освобождается от экономических и политических оков. Он приобретает и
позитивную свободу – вместе с активной и независимой ролью, какую ему приходится
играть в новой системе, – но при этом освобождается от связей, дававших ему чувство уве-
ренности и принадлежности к какой-то общности. Он уже не может прожить всю жизнь в
тесном мирке, центром которого был он сам; мир стал безграничным и угрожающим. Поте-
ряв свое определенное место в этом мире, человек потерял и ответ на вопрос о смысле его
жизни, и на него обрушились сомнения: кто он, что он, зачем он живет? Ему угрожают
мощные силы, стоящие над личностью, – капитал и рынок. Его отношения с собратьями, в
каждом из которых он видит возможного конкурента, приобрели характер отчужденности и
враждебности; он свободен – это значит, что он одинок, изолирован, ему угрожают со всех
сторон. Не имея богатства и власти, какие были у капиталистов эпохи Возрождения, потеряв
чувство общности с людьми и миром, человек подавлен ощущением своей ничтожности и
беспомощности. Рай утрачен навсегда; индивид стоит один, лицом к лицу со всем миром,
безграничным и угрожающим. Новая свобода неизбежно вызывает ощущение неуверенно-
сти и бессилия, сомнения, одиночества и тревоги. Чтобы иметь возможность действовать,
человек должен как-то избавиться от этого.
Э. Фромм. «Бегство от свободы»
31
Достарыңызбен бөлісу: |