Генри Форд Моя жизнь, мои достижения

автомобилей. В прошлом году ходили слухи, что мы отправились на охоту
за  деньгами  на  Уолл-стрит.  Я  решил,  что  не  стоит  тратить  время
на  опровержение.  Мы  предпочли  показать,  что  не  нуждаемся  в  деньгах.
С тех пор я не слышал о том, что нас кто-либо кредитует.
Мы  не  против  кредитов,  мы  не  против  банкиров.  Мы  только  против
попыток  подменять  кредитом  работу.  Мы  против  банкиров,  которые
смотрят  на  производителя  как  на  предмет  эксплуатации.  Но  кредиты
и  капитализацию  необходимо  держать  под  собственным  жестким
контролем,  а  для  этого  необходимо  точно  решить,  на  что  нужен  кредит
и  каким  образом  его  удастся  выплатить.  Ведь  деньги  не  что  иное,  как
орудие  производства.  Неважно,  занимаешь  ли  ты  100  000  станков  или
100  000  долларов.  Станки  так  же  мало  способны  поправить  дело,  как
и деньги, – спасут только мозги, рассудительность и мужество.
Предприятие, которое плохо распоряжается собственными средствами,
не  лучше  воспользуется  и  кредитом.  Исключите  злоупотребления  –  это
главное.  Если  это  сделано,  компания  снова  начнет  приносить  деньги  так
же,  как  излеченный  организм  начнет  вырабатывать  необходимое
количество здоровой крови.
Кредит  легко  становится  поводом  не  замечать  убытков.  Чужие  деньги
зачастую  поддерживают  лень.  Многие  бизнесмены  слишком  ленивы  для
того,  чтобы,  закатав  рукава,  докопаться  до  места,  где  кроется  причина
убытков, или же слишком горды, чтобы признаться, что не все им удалось.
Законы  бизнеса  подобны  законам  природы  –  кто  им  противится,  быстро
чувствует на себе их могущество.
Взять кредит для того, чтобы открыть дело, совсем иное, чем пытаться
исправить  с  его  помощью  плохой  менеджмент  и  расточительность.
Но  расточительность  исправляется  только  бережливостью,  плохой
менеджмент – хорошим. Деньги тут не помощь, а скорее помеха. Не один
бизнесмен благодарил свою судьбу за тиски, показавшие ему, что главный
его  капитал  –  это  голова,  а  не  банковский  кредит.  Занимающий  деньги
в  трудной  ситуации  похож  на  пьяницу,  делающего  второй  глоток,  чтобы
усилить  действие  первого.  Заштопывать  прорехи  в  бизнесе  в  сто  раз
выгоднее, чем любой кредит, взятый под 7 %.
Именно  внутренние  болезни  предприятия  заслуживают  самого
заботливого  внимания.  Бизнес,  подразумевающий  товарообмен  с  людьми,
заключается  по  большей  части  в  удовлетворении  их  потребностей.
Производить  то,  что  нужно  большинству  людей,  и  продавать  это  дешево
можно  вечно.  Люди  покупают  то,  что  им  полезно,  –  это  непреложная
истина.

Но  производство  требует  непрестанной  бдительности.  Техника
изнашивается  и  требует  замены.  Рабочие  заносятся,  становятся  ленивыми
и  небрежными.  Хорошо  организованное  предприятие  представляет  собой
союз  техники  и  людей,  и  потому  люди  тоже  иной  раз  должны  заменяться
новыми.  Причем  это  часто  касается  тех,  кто  занимает  высокие  посты.
Вступила  ли  компания  в  трудный  период  из-за  плохого  менеджмента  или
недостатка контроля, развалилось ли правление в кожаном кресле и ждет,
что  все  планы  будут  осуществляться  сами  собой,  –  одним  словом,  если
производство  стало  просто  доходной  статьей,  на  которую  живут,  вместо
того  чтобы  быть  живым  организмом,  требующим  внимания  и  работы,
значит  гроза  неминуемо  разразится.  В  один  прекрасный  день  наступает
пробуждение и приходится разворачивать более активную, чем когда-либо,
деятельность и довольствоваться ничтожными доходами. Денег становится
в обрез. Но ведь можно занять. Это самое утонченное искушение, которому
только  можно  подвергнуть  начинающего  бизнесмена.  Но  улучшат  ли  эти
деньги его понимание ситуации и повысят ли в принципе его способности?
Скорее  всего,  нет.  Брать  кредит  в  таких  условиях  означает  обременять
процентами теряющую ценность собственность.
Единственный  случай,  когда  деловой  человек  может  взять  кредит  без
особого  риска,  –  это  когда  он  в  нем  не  нуждается.  Точнее,  когда  он
не  нуждается  в  нем  как  в  замене  средств,  которые  он  мог  бы  изыскать
самостоятельно.  Если  же  бизнес  процветает  и  нуждается  только
в  расширении,  кредит  не  представляет  опасности.  Но  если  все  дело
в  плохом  менеджменте,  тогда  единственное  средство  –  докопаться
до причин и лечить недуг изнутри, а не наклеивать пластыри снаружи.
Моя  финансовая  политика  продолжает  политику  в  области  продаж:
я  утверждаю,  что  лучше  продать  большой  объем  продукта  с  маленькой
прибылью,  чем  малый  объем  с  большой.  Этот  принцип  позволяет  одним
покупать, другим – иметь хорошо оплачиваемую работу. Он обеспечивает
стабильность,  сокращает  время  отсутствия  спроса  и  предотвращает
непроизводительные  расходы  и  убытки  из-за  приостановки  производства.
Следствием  является  соразмерное  и  урегулированное  производство,
и
по
здравом
обсуждении
станет
ясно,
что
несвоевременное
финансирование,  в  сущности,  обусловливается  недостатком  правильно
обдуманного,  планомерного  производства.  Понижение  цен  близорукие
люди считают равнозначным понижению доходов. Иметь дело с головами,
устроенными  таким  образом,  необычайно  трудно,  так  как  в  них
отсутствует  малейшее  предрасположение  к  пониманию  даже  самых
примитивных  законов  деловой  жизни.  Так,  например,  однажды,  когда

я понизил цену автомобиля на 80 долларов, меня спросили, не сократит ли
это,  при  выпуске  500  000  автомобилей  в  год,  доходы  Общества
на  40  миллионов  долларов.  Конечно,  это  было  бы  верно,  если  бы  мы
остановились  на  сбыте  в  500  000  автомобилей.  Все  это  не  что  иное,  как
интересный  математический  расчет,  который  не  имеет  ничего  общего
с делом, ибо без понижения цены предмета производства нельзя постоянно
повышать оборот. Предприятие благодаря этому теряет устойчивость.
Если  бизнес  не  расширяется,  он  рушится,  а  разрушающийся  бизнес
постоянно нуждается в новых денежных вливаниях. Согласно устаревшим
взглядам  на  бизнес,  цены  должны  быть  настолько  высокими,  насколько
потребители  в  состоянии  платить.  По-настоящему  новые  взгляды  должны
предполагать обратное.
Банкиры  и  юристы  способны  только  в  редких  случаях  оценить  этот
факт.  Они  путают  стагнацию  и  стабильность.  Их  пониманию  совершенно
недоступно,  что  цены  можно  снизить  добровольно.  Поэтому  жди  беды,
когда  в  бизнес  вмешиваются  банкиры  или  юристы  со  старыми
представлениями.  Снижение  цен  увеличивает  оборот  и  позволяет  думать
о предстоящей прибыли как средстве расширения бизнеса.
Наша прибыль, благодаря скорости и объемам продаж, была постоянно
велика,  независимо  от  цен  в  тот  или  иной  период.  Прибыль  от  продажи
одного  автомобиля  была  минимальна,  зато  общая  цифра  оказывалась
значительной.  Прибыль  непостоянна.  После  каждого  нового  понижения
цен прибыль временно уменьшается, но неизбежная экономия очень скоро
становится  заметна,  и  прибыль  вновь  растет.  Но  она  ни  в  каком  случае
не распыляется в дивидендах. С давних пор я настаивал на выплате только
небольших  дивидендов,  и  сегодня  в  компании  нет  ни  одного  акционера,
который  не  был  бы  согласен  с  этим.  Я  считаю  всякую  превосходящую
определенный  процент  прибыль  принадлежащей  компании,  а  не
акционерам.
На мой взгляд, право быть акционером имеет только тот, кто сам занят
в  бизнесе  и  кто  считает  предприятие  рабочим  орудием,  а  не  машиной,
делающей  деньги.  Если  прибыль  велика  –  а  иначе  и  быть  не  может,  если
все подчинено работе, – хотя бы часть ее должна быть вложена в дело для
того,  чтобы  снова  работать  и  частично  возвратить  прибыль  покупателям.
В  один  год  наша  прибыль  настолько  превысила  наши  ожидания,  что  мы
добровольно вернули каждому купившему автомобиль по 50 долларов. Мы
чувствовали,  что  невольно  взяли  с  нашего  покупателя  больше
необходимой  суммы.  Суть  моей  ценовой  и  в  целом  финансовой  политики
была  сформулирована  на  процессе,  который  возбудили  акционеры  нашей

компании с целью принудить меня выплачивать более высокие дивиденды.
Сидя  на  свидетельской  скамье,  я  опроверг  политику,  сформулировав
принцип,  который  привел  выше:  «Прежде  всего,  я  считаю,  что  лучше
продавать  больше  автомобилей  с  меньшей  прибылью,  чем  меньше
автомобилей с большей».
Я поставил себе целью жизни добиться того, чтобы как можно больше
людей  могли  купить  автомобиль  и  чтобы  как  можно  больше  рабочих
получили  хорошо  оплачиваемую  работу.  Но  меня  ждала  бы  полная
неудача,  если  бы  я  не  настаивал  на  умеренной  прибыли  для  себя  и  для
своих партнеров.
Нельзя забывать, что всякий раз, когда цена автомобиля понижается без
ущерба  для  качества,  число  случайных  покупателей  растет.  Многие,  кого
отпугивала  цена  в  440  долларов,  готовы  заплатить  360  за  автомобиль.
За 440 долларов машины купили приблизительно 500 000 человек, за 360,
возможно, их купят около 800 000. Разумеется, один автомобиль принесет
меньше  прибыли,  но  объем  продаж  и  число  занятых  рабочих  возрастет
и мы достигнем максимального значения суммарной прибыли.
Я  вообще  считаю  неправильным  извлекать  из  наших  автомобилей
чрезмерные  прибыли.  Умеренная  прибыль  справедлива,  слишком
высокая  –  нет.  Поэтому  с  давних  пор  моим  принципом  было  понижать
цены,  как  только  производство  позволяет  это  сделать,  –  правда,
с поразительной выгодой для нас самих.
Такая политика, конечно, не согласуется с общим мнением, будто дело
необходимо  вести  так,  чтобы  акционеры  могли  извлекать  из  него
по  возможности  больше  денег.  Поэтому  я  не  могу  привлекать  обычных
акционеров – они не способствуют росту производства.
Если  бы  я  был  вынужден  выбирать  между  сокращением  зарплаты
и  уничтожением  дивидендов,  я,  не  колеблясь,  уничтожил  бы  дивиденды.
Правда, вряд ли такой выбор вообще возможен, потому что, как я доказал,
низкой  заработной  платой  ничего  не  добьешься.  Если  считать,  что
руководящая  позиция  подразумевает  человеческую  ответственность,  то
занимающий  эту  позицию  должен  позаботиться  о  том,  чтобы  его
подчиненные
могли
обеспечить
себе
достойное
существование.
Управление  финансами  означает  не  только  подсчет  прибыли,  но  и  заботу
о том, чтобы сама компания распоряжалась средствами, предназначенными
для  выплаты  зарплат,  как  тем,  что  ей  принадлежит  по  праву.  Речь  идет
не  о  благотворительности.  Приличная  зарплата  не  имеет  с  ней  ничего
общего.  Низкие  оклады  –  признак  ненадежности  самой  компании,  потому
что, когда все в порядке, у каждого сотрудника есть возможность работать

и получать за это деньги.
Прибыль  принадлежит,  во-первых,  самой  компании,  которая  с  ее
помощью поддерживает себя в стабильном состоянии, во-вторых, рабочим,
с  чьей  помощью  создается  прибыль,  в-третьих  (в  некоторой  степени),
обществу.  Иными  словами,  она  принадлежит  тем,  кто  управляет,  кто
производит и кто покупает.
К  сожалению,  те,  кто  получает  сверхприбыли,  не  имеют  привычки
снижать  цены.  Наоборот,  они  откладывают  свои  экстренные  расходы
до  тех  пор,  пока  вся  их  тяжесть  не  падет  на  потребителя.  Зарплату  своим
рабочим  они  повышают  тоже  за  счет  потребителя.  Вся  их  философия
заключается  в  поговорке  «бери,  сколько  сможешь».  Это  спекулянты,
грабители, беда настоящей промышленности. От этих людей нечего ждать.
Им  не  хватает  дальновидности.  Их  кругозор  ограничен  пределами  их
бухгалтерских  книг.  Эти  люди  скорее  поднимут  вопрос  о  десяти-
двадцатипроцентном  понижении  зарплаты,  чем  о  сокращении  своей
прибыли. Но бизнесмен, учитывающий интересы общества, должен всякую
минуту быть готовым внести свой вклад в стабильность предприятия.
С  давних  пор  мы  считали  необходимым  иметь  в  своем  распоряжении
крупные  суммы  –  чистая  прибыль  за  последние  годы  обычно  превышала
50  миллионов  долларов.  Эти  деньги  лежат  в  банках  по  всей  стране.  Мы
не  берем  кредитов,  но  мы  открыли  кредитную  линию,  так  что  при
необходимости  с  помощью  банковского  кредита  можем  получить
в  распоряжение  очень  большие  суммы.  Но  благодаря  сбережениям  займы
становятся  лишними  –  мы  хотим  лишь  быть  во  всеоружии  на  случай
опасности. Я не имею ничего против правильного кредитования. Я только
не хочу, чтобы руководство бизнесом и работу на благо общества, которым
я посвятил свою жизнь, вырвали у меня из рук.
В  значительной  мере  умная  финансовая  политика  заключается
в  преодолении  периодических  колебаний.  Приток  денег  должен  быть
достаточно  равномерным.  Чтобы  работать  успешно,  нужно  работать
регулярно. Периодический застой ведет к большим убыткам из-за простоя
оборудования  и  рабочих,  от  будущего  уменьшения  объемов  продаж,
вытекающего  из  повышения  цен,  которое  следует  за  перерывом
в  производстве.  Это  была  трудность,  которую  нам  пришлось  учиться
преодолевать. Мы не могли собирать автомобили так, чтобы зимой, когда
продажи  меньше,  чем  весной  или  летом,  держать  их  на  складе.  Как  и  где
хранить полмиллиона автомобилей?
И даже если бы это было возможно, как в разгар сезона потребления мы
бы их перевозили?

Сезонная
работа
тяжела
для
персонала.
Хорошие
механики
не  соглашаются  на  такую  работу.  Полноценная  занятость  круглый  год  –
вот  что  способно  сформировать  квалифицированный  персонал,  без
которого немыслим жизнеспособный бизнес и качественный рост.
Завод  должен  производить,  отдел  продаж  –  продавать,  покупатель  –
покупать  автомобили  круглый  год.  Тогда  бизнес  принесет  максимум
прибыли.  Потребителю,  который  намерен  купить  автомобиль  только  «на
сезон»,  нужно  объяснить  преимущества,  которые  дает  его  эксплуатация
круглый  год.  Пока  идет  эта  «пропаганда»,  фабрика  должна  производить,
а продавец, принимая во внимание будущие выгоды, покупать.
Мы  первые  в  автомобильной  промышленности  столкнулись  с  этой
проблемой.  Когда  каждый  автомобиль  собирался  на  заказ  и  пятьдесят
машин  в  год  считались  хорошим  оборотом,  производители  не  приступали
к  сборке,  не  получив  заказа.  Мы  быстро  поняли,  что  не  можем  работать
на  заказ.  Производство  развивалось  недостаточно  быстро  для  того,  чтобы
успевать собирать автомобили, которые нам заказывали с марта по август.
Поэтому  мы  запустили  кампанию,  имевшую  цель  представить  «форд»
не  как  роскошное  изделие  на  лето,  а  как  предмет  первой  необходимости
круглый  год.  Одновременно  мы  старались  разъяснить  продавцам,  что  им
выгодно уже зимой запастись машинами, чтобы летом, когда спрос на них
возрастет, иметь возможность быстро реализовать их. К тому и другому мы
подошли  всерьез,  к  тому  же  на  большей  части  территории  Америки
автомобили так же необходимы зимой, как и летом. Выяснилось, что наши
автомобили  выдерживали  скверные  дороги,  снег,  лед,  грязь.  Так
постепенно мы добились того, что зимой обороты росли и продавцы стали
испытывать  меньше  трудностей,  связанных  с  сезонным  спросом.  Они
убедились  в  том,  что  им  выгодно  запасаться  автомобилями  заранее.
Поэтому  мы  почти  не  замечали  сезонных  колебаний  спроса,  в  последние
два  года  производство  было  равномерным,  за  исключением  ежегодных
остановок для проведения инвентаризации. Перерыв у нас случился только
в  период  глубочайшей  депрессии,  но  он  был  необходим,  чтобы
приспособиться к положению на рынке.
Чтобы  производство  было  успешным,  а  обороты  постоянными,  мы
должны  были  действовать  с  величайшей  осторожностью.  Каждый  месяц
производственный  отдел  и  отдел  продаж  устанавливали  точный  план.
Необходимо  было,  чтобы  непрекращающееся  производство  покрывало
стабильный  спрос.  Прежде,  когда  мы  сами  собирали  и  упаковывали
автомобили, это считалось чрезвычайно важным, потому что у нас не было
места  для  их  хранения.  Сегодня  мы  отправляем  только  комплектующие

и  собираем  целиком  автомобили,  предназначаемые  лишь  для  округа
Детройта.  Это  придает  плану  бо́льшую  важность,  потому  что,  если  бы  он
хотя бы отчасти не учитывал поступающих заказов, нам либо некуда было
бы  деть  непроданные  комплектующие,  либо  пришлось  отстать  от  спроса.
Когда  производишь  комплектующие  для  четырех  тысяч  автомобилей
в день, достаточно малейшей ошибки в оценке спроса, чтобы в мгновение
ока  готовый  продукт  стоимостью  в  миллион  долларов  остался  лежать
на складе.
Чтобы получать прибыль при таких тончайших расчетах, мы нуждаемся
в  быстром  обороте.  Мы  выпускаем  автомобили,  чтобы  их  продавать,
а не хранить на складе. Если бы нам пришлось хоть месяц продержать их
на складе, мы понесли бы огромные убытки. Производство рассчитывается
на год вперед, и число ежемесячно выпускаемых автомобилей определено
заранее, так как приобретение материалов и тех немногих частей, которые
мы  еще  получаем  извне,  дело  нелегкое.  Держать  на  складе  большое
количество  материалов  мы  не  можем  себе  позволить  точно  так  же,  как
скапливаться там готовым автомобилям. Все должно непрерывно двигаться
к нам и от нас. Тем не менее нам уже не раз приходилось туго. Несколько
лет  тому  назад  сгорел  завод,  принадлежавший  компании  «Даймонд»,
поставлявший  нам  части  радиаторов  и  разные  детали  из  латуни.  Нужно
было  действовать  быстро,  иначе  нас  ожидали  огромные  убытки.  Мы
собрали  начальников  цехов  и  участков,  конструкторов  и  модельщиков.
Они  работали  сутки-двое  напролет,  чтобы  создать  новые  модели.
«Даймонд»  сняла  фабричное  помещение  и  оперативно  установила  там
оборудование. Другое оборудование установили мы сами и через двадцать
дней снова были готовы к поставкам. Правда, запасы на складе позволили
нам просуществовать семь-восемь дней, тем не менее пожар прервал наши
поставки  лишь  на  полторы-две  недели.  Если  бы  на  складе  ничего
не оказалось, наше производство остановилось бы дней на двадцать и наши
убытки  были  бы  очень  велики.  Повторяю  еще  раз:  источник  средств  для
бизнеса – производство. Оно нас никогда не подводило, а однажды, когда
мы  оказались  в  затруднении,  оно  наглядно  продемонстрировало  нам,
насколько лучше добываются средства изнутри, чем извне.

Глава 12. Деньги – хозяин или слуга?
В  декабре  1920  года  бизнес  по  всей  стране  забуксовал.  Бо́льшая  часть
автомобильных  заводов  закрылась,  и  многие  из  них  достались  со  всеми
потрохами  банкам.  Почти  о  каждой  промышленной  корпорации
поговаривали,
что
она
испытывает
денежные
затруднения,
и
я
заинтересовался
этими
разговорами,
когда
услышал,
что
у  Автомобильной  компании  Форда  денег  нет  и  взять  их  неоткуда.
Я  привык  ко  всяким  слухам  о  нашей  компании  настолько,  что  почти
никогда  их  не  опровергаю.  Но  на  этот  раз  они  были  особого  рода.  Они
казались  правдоподобными  и  обстоятельными.  Я  услышал,  что  поборол
мое предубеждение против кредитов и почти ежедневно со шляпой в руке
клянчу  деньги  на  Уолл-стрит.  И  это  еще  не  все:  якобы  никто
не в состоянии дать мне денег, и я, вероятно, ликвидирую свой бизнес.
Мы и в самом деле боролись с одной трудностью. В 1919 году мы взяли
под  вексель  70  миллионов  долларов,  чтобы  скупить  акции  нашей
компании.  Из  этой  суммы  было  еще  не  выплачено  33  миллиона.
18 миллионов требовалось на оплату подоходного налога, и, сверх того, мы
намеревались,  как  обычно,  выплатить  рабочим  7  миллионов  премии.  То
есть  с  1  января  по  18  апреля  нам  предстояло  выплатить  в  сумме
58  миллионов  долларов.  В  банке  же  лежало  всего  20  миллионов.  Мы,
конечно  же,  не  смогли  бы  выплатить  оставшиеся  38  миллионов,  если  бы
не взяли кредит; сумма была не маленькая. Такую сумму нелегко найти без
помощи  Уолл-стрит.  Но  мы  оказались  надежными  заемщиками.  Два  года
тому  назад  мы  взяли  кредит  в  70  миллионов.  Так  как  наше  имущество
оказалось свободно от долгов и раньше у нас их никогда не было, нам бы
во всякое другое время одолжили большую сумму без всяких затруднений.
Напротив, всякий банк счел бы это выгодным делом.
Теперь  же  мне  пришлось  узнать,  что  наши  вре́менные  трудности
истолковываются  в  промышленных  кругах  как  предвестие  нашего
предстоящего  банкротства.  Легко  было  догадаться,  что  эти  слухи,  хотя
и  ходили  повсюду,  питались  из  одного  источника.  Это  подтвердилось:
один весьма известный финансист, редактор газеты в Бэттл-Крик, снабжал
мир сведениями о нашем нестабильном финансовом положении. Несмотря
на  это,  я  старательно  уклонялся  от  всяческих  публичных  опровержений.
У нас были определенные планы, но о займе мы не думали.

Я  должен  подчеркнуть,  что  нет  более  неблагоприятного  момента  для
получения  кредита,  чем  тот,  когда  банки  думают,  что  кредит  жизненно
необходим.  Выше  я  объяснил  свои  взгляды  на  финансовую  сторону
бизнеса. Теперь посмотрим, как мы проводили их в жизнь.
Мы составили план основательной чистки дома.
Вернемся немного назад и рассмотрим тогдашние обстоятельства.
К началу 1920 года появились первые признаки того, что порожденная
войной  спекулятивная  лихорадка  недолговечна.  Некоторые  из  вызванных
к жизни войной концернов, не имевших никакого права на существование,
рухнули.  Покупательная  способность  населения  заметно  ослабла.  Объемы
наших продаж, правда, совершенно не изменились, но мы знали, что и они
рано или поздно сократятся. Я серьезно думал о снижении цен, но по всей
стране  производственные  цены  ускользали  от  всякого  расчета.  Рабочие,
несмотря  на  повышение  зарплаты,  производили  все  меньше  и  меньше.
Поставщики  материалов  упорно  не  желали  сойти  с  небес  до  земли
со  своими  ценами.  Эти  явные  признаки  приближающейся  грозы
оставались, по-видимому, совершенно незамеченными.
В  июне  наши  продажи  начали  сокращаться.  С  июля  по  сентябрь  они
сокращались  все  больше.  Что-то  должно  было  случиться,  чтобы  наш
продукт  снова  мог  соответствовать  покупательной  способности.  Но  этого
мало.  Люди  должны  были  каким-то  образом  понять,  что  мы  не  ломаем
комедию,  что  для  нас  это  совершенно  серьезно.  Поэтому  мы  снизили
в  сентябре  цену  на  автомобиль  для  загородных  поездок  с  575  до
440 долларов. Мы сделали цену значительно ниже себестоимости потому,
что  все  еще  пользовались  материалами,  закупленными  в  период  подъема.
Это
удешевление
резко
критиковали.
Нас
упрекали,
что
мы
дестабилизируем  рынок.  Это  соответствовало  нашим  намерениям.  Мы
хотели  внести  свой  вклад  в  дело  снижения  цен  с  искусственных  высот
до  разумного  уровня.  Я  твердо  уверен,  что  мы  избежали  бы  длительного
периода  депрессии,  если  бы  производители  и  продавцы  тогда,  а  может
быть,  даже  и  раньше  снизили  повсеместно  цены  и  произвели
основательную  чистку  дома.  Бездеятельное  выжидание  в  расчете
на  дальнейшее  повышение  цен  только  замедлило  процесс  выздоровления.
Никто не достиг того уровня цен, на который рассчитывал, и, если бы все
одновременно  понесли  убытки,  не  только  производственные  возможности
сравнялись бы с покупательной способностью, но мы сумели бы избежать
длительного застоя. Цепляние за цены только увеличило убытки: пришлось
платить  проценты  за  дорого  купленные  товары,  помимо  потери  прибыли,
которую  можно  было  получить  благодаря  разумным  ценам.  Безработица

ограничила  приток  зарплаты,  и,  таким  образом,  между  продавцом
и  покупателем  возникала  все  более  и  более  непреодолимая  преграда.
Много  велось  горячих  споров  на  тему  об  огромных  кредитах,  которые
надлежало  дать  Европе,  –  с  задней  мыслью  сбыть  благодаря  этому
подорожавший  товар.  Облекать  предложения  в  столь  грубую  форму,
естественно,  остерегались.  Я  даже  думаю,  что  многие  люди  всерьез  были
уверены  в  том,  что  кредиты,  выделенные  Европе,  даже  без  надежды
на  погашение,  каким-то  образом  помогут  американцам.  Производители
и продавцы залежавшихся на складах товаров могли бы выгодно сбыть их,
если  бы  американские  банки  выдали  такие  кредиты,  но  тогда  сами  банки
скопили  бы  столько  замороженных  кредитов,  что  стали  бы  похожи
на холодильники, а не на финансовые учреждения. Конечно, можно понять
естественное  желание  до  последнего  цепляться  за  возможность  получить
бо́льшую прибыль, но это плохая политика.
Что  касается  наших  продаж,  то  после  снижения  цен  они  очень  скоро
вновь  пошли  на  убыль.  Мы  все  еще  не  вполне  соответствовали
покупательной  способности  населения  для  того,  чтобы  беспрепятственно
продавать  наши  автомобили.  Розничные  цены  все  еще  не  достигли
реалистичного  уровня.  Публика  относилась  недоверчиво  ко  всякой  цене.
Мы  решили  еще  снизить  цены  и  поэтому  остановились  на  производстве
примерно  100  000  автомобилей  в  месяц.  Этот  объем,  правда,  никоим
образом  не  обеспечивался  продажами,  но  мы  хотели,  прежде  чем
закроемся,  превратить  как  можно  больше  материалов  в  автомобили.  Мы
знали,  что  перерыв  необходим  для  того,  чтобы  произвести  полнейшую
ревизию.  Мы  хотели  открыться  вновь  с  существенно  более  низкими
ценами,  имея  на  складе  достаточное  число  автомобилей  на  случай,  если
спрос  вырастет.  Новые  автомобили  можно  было  бы  тогда  делать
из материалов, закупленных раньше по более низким ценам.
В декабре мы закрылись с намерением возобновить производство через
две  недели.  В  действительности  у  нас  оказалось  столько  работы,  что  мы
могли  открыться  не  раньше,  чем  через  шесть  недель.  Едва  мы  закрылись,
как  слухи  о  нашем  финансовом  положении  умножились.  Насколько  мне
известно,  многие  надеялись,  что  нам  придется  отправиться  на  поиски
денег:  если  уж  мы  нуждались  в  деньгах,  мы  должны  были  пойти
на  уступки.  Но  мы  не  искали  денег  –  мы  в  них  не  нуждались.  Мы  даже
получили  предложение:  менеджер  одного  нью-йоркского  банка  отыскал
меня,  чтобы  изложить  мне  условия  сравнительно  большого  займа,
предусматривавшего,  в  числе  прочего,  что  представитель  банка  будет
управлять  нашими  деньгами  в  качестве  финансового  директора.  Они,

разумеется,  желали  нам  добра.  Мы,  правда,  не  нуждались  в  деньгах,
но  в  тот  момент  у  нас  действительно  не  было  финансового  директора.
В этом отношении банкиры оказались правы. Поэтому я предложил моему
сыну  Эдзелю  взять  на  себя  обязанности  руководителя.  Таким  образом  мы
его  нашли  и,  следовательно,  больше  не  нуждались  в  представителях
банков.
Потом  мы  взялись  за  чистку  дома.  Во  время  войны  мы  были  обязаны
выполнять  всевозможные  военные  заказы  и  поэтому  поневоле  отступили
от  принципа  производить  только  один  определенный  продукт.  Благодаря
этому  возникло  много  новых  цехов.  Разросся  офисный  персонал,  из-за
разнообразия
производства
возникли
бесчисленные
бесполезные
учреждения.  Итак,  мы  начали  сокращать  все,  что  не  имело  отношения
к производству автомобилей.
Единственная  сумма,  которую  нужно  было  выплатить  в  тот  момент,
7  миллионов  долларов  –  премия  нашим  рабочим.  Она,  правда,  не  была
связана ни с каким определенным обязательством, но мы хотели заплатить
эти деньги к 1 января. Поэтому мы взяли их из наших наличных средств.
В  Америке  у  нас  было  тридцать  пять  филиалов,  все  это  в  основном
заводы  по  сборке  автомобилей,  но  двадцать  два  из  них  производили
и  запчасти.  Тогда  они  прекратили  производство  и  ограничились  сборкой.
Когда  мы  закрыли  свой  завод,  у  нас  в  Детройте  не  оказалось  ни  одного
автомобиля. Все комплектующие отправили, так что детройтские продавцы
вынуждены  были  разыскивать  их  вплоть  до  Чикаго  и  Колумбии.  Наши
филиалы  предоставили  продавцам  продукт  примерно  на  один  месяц  (если
судить  по  объемам  годового  потребления).  Поэтому  продавцы  старались
вовсю.
К  концу  мая  мы  созвали  наш  совет  в  составе  около  десяти  тысяч
человек,  в  основном  начальников  цехов,  участков,  их  помощников,
бригадиров, и открыли производство в Хайленд-Парк. Потом мы обратили
в  деньги  наше  имущество,  расположенное  за  границей,  и  продали  наши
побочные
продукты.
После
этого
мы
полностью
возобновили
производство.
Чистка дома освободила нас от лишнего скарба, взвинчивавшего цены
и  поглощавшего  прибыль.  Все,  что  нам  было  не  нужно,  мы  продали.
До  сих  пор  на  один  автомобиль  в  день  приходилось  пятнадцать  рабочих.
Отныне  мы  сократили  это  число  до  девяти.  Это  не  значило,  конечно,  что
из пятнадцати шесть потеряли место. Они только перестали быть в тягость
производству. Понижение цен мы осуществили.
Наш офисный персонал был сокращен наполовину, и лишившимся мест

мы предложили лучшую работу на заводах. Большинство согласились. Мы
упразднили  всю  документацию  и  все  виды  статистики,  не  имевшие
непосредственного  отношения  к  производству.  Мы  собирали  горы
статистических  сведений  единственно  потому,  что  они  были  интересны.
Но статистикой не построишь автомобиля – и она была упразднена.
Мы  сократили  нашу  телефонную  сеть  на  60  %.  На  заводе  лишь
немногие  цеха  нуждаются  в  телефоне.  Прежде  почти  на  пять  рабочих
приходился  бригадир,  теперь,  самое  меньшее,  на  двадцать.  Остальные
бригадиры встали к станку.
Благодаря  этому  производственные  расходы  на  один  автомобиль
сократились  с  146  долларов  до  93.  Если  учесть,  какое  значение  это  имело
при  ежедневном  производстве  свыше  4000  автомобилей,  станет  ясно,  как
не  экономией  и  не  понижением  зарплаты,  а  избавлением  от  разных
излишеств можно достигнуть «невозможного» понижения цен.
Самым  важным,  однако,  было  то,  что  мы  открыли  новый  способ
тратить  меньше  денег  –  путем  ускорения  оборота.  Для  этого  нам
понадобилась  Детройт-Толедо-Айронтонская  железная  дорога,  и  мы
купили  ее.  Железная  дорога  играла  большую  роль  в  нашей  системе
экономии.  Другим  видам  транспорта  я  посвятил  отдельную  главу.  После
нескольких  экспериментов  мы  выяснили,  что  можно  увеличить
товарооборот
настолько,
что
это
позволит
нам
сократить
производственный  цикл  с  двадцати  двух  до  четырнадцати  дней.  Таким
образом,  нам  требовалось  две  трети  прежнего  срока,  чтобы  закупить
материалы,  переработать  их  и  доставить  в  виде  готового  продукта
продавцам.  До  сих  пор  у  нас  на  складах  было  запасено  материалов
и  деталей  на  сумму  около  60  миллионов  долларов  для  того,  чтобы
обеспечить  непрерывность  производства.  Так  как  мы  сократили  время
на  одну  треть,  у  нас  освободилось  20  миллионов,  что  обусловило
экономию в 1,2 миллиона ежегодно.
1 января у нас в распоряжении было 20 миллионов долларов, 1 апреля –
87  миллионов,  то  есть  на  27  миллионов  больше,  чем  требовалось  для
погашения  всего  долга.  Таков  результат,  который  дала  интенсификация
работы компании. Сумму я разделил следующим образом:

Я рассказал все это, чтобы показать, каким образом предприятие может
помочь себе, вместо того чтобы занимать чужие деньги. Если бы мы взяли
тогда  кредит,  у  нас  в  руках  оказалось  бы  на  40  миллионов  долларов
больше. Но что  произошло бы тогда?  Разве это дало  бы нам возможность
вести  наш  бизнес  лучше,  чем  мы  это  делали  до  тех  пор?  Нет,  наоборот.
Если  бы  мы  взяли  кредит,  наше  стремление  к  удешевлению  методов
производства не осуществилось бы. Если бы мы получили деньги под 6 %
годовых, а включая комиссионные и т. д., пришлось бы платить больше, то
одни  проценты  при  ежегодном  производстве  в  500  000  автомобилей
составили  бы  наценку  в  4  доллара  на  автомобиль.  Одним  словом,  мы
вместо лучшего метода производства приобрели бы только тяжелый долг.
Наши автомобили стоили бы приблизительно на 100 долларов дороже, чем
сейчас; наше производство вместе с тем сократилось бы, потому что число
потребителей  тоже  уменьшилось  бы.  Мы  могли  бы  сократить  рабочие
места,  тем  самым  нанеся  вред  обществу.  В  банке  хотели  поправить  наши
дела  денежным  займом  вместо  увеличения  производительности.  Они
хотели  дать  нам  не  инженера,  а  казначея.  Связь  с  банками  вредит
промышленности.  Банкиры  мыслят  только  финансовыми  формулами.
Завод, с их точки зрения, занимается производством не продукта, а денег.
Они не могут постичь, что предприятие никогда не стоит на месте, что оно
либо движется вперед, либо катится назад. Они рассматривают понижение
цен  скорее  как  выброшенную  прибыль,  чем  как  основание  для
оздоровления бизнеса.

Банкиры  играют  в  промышленности  слишком  большую  роль.
Большинство  бизнесменов  это  тайно  признают,  но  предпочитают
не  говорить  об  этом  вслух  из  страха  перед  банкирами.  Сколотить
состояние  с  помощью  финансовых  операций  легче,  чем  с  помощью
бизнеса,  связанного  с  производством.  Удачливый  банкир  в  среднем  менее
умен  и  дальновиден,  чем  удачливый  производитель,  и  все  же  банкиры
господствуют над производителями благодаря кредитам.
Могущество  банков  за  последние  пятнадцать-двадцать  лет,  особенно
со  времен  войны,  очень  возросло,  и  федеральная  резервная  система
предоставляла  им  время  от  времени  неограниченные  кредиты.  Банкир
в  силу  своих  занятий  совершенно  не  способен  играть  ведущую  роль
в промышленности. Тем не менее повелители кредитов в последнее время
получили огромную власть. Не является ли этот факт симптомом опасной
болезни
нашей
экономики?
Банкиры
попали
в
руководители
промышленности
вовсе
не
благодаря
своей
индустриальной
проницательности.  Скорее,  они  сами  почти  невольно  вовлечены  туда
системой.  И  я  считаю,  что  финансовая  система,  в  которой  мы  работаем,
вовсе не самая лучшая.
Я должен предупредить, что в моем отношении к банкирам нет ничего
личного.  Я  ничего  не  имею  против  них  как  таковых.  Напротив,  мы
не  можем  отказаться  от  умных,  опытных  в  финансовых  делах  людей.  Мы
нуждаемся  и  в  деньгах,  и  в  кредитах.  Без  денег  не  мог  бы  совершаться
обмен  продуктов  производства.  Но  на  правильных  ли  основаниях  стоит
наше банковское дело и вся финансовая система, другой вопрос.
Я  не  хочу  нападать  на  нашу  финансовую  систему  –  мне  чуждо
положение человека, который побежден системой и теперь жаждет мести.
Лично мне безразлично, что сделают банковские воротилы, поскольку мы
добились  возможности  вести  наше  дело  без  помощи  банков.  Поэтому
в своем исследовании я не руководствуюсь никакими личными мотивами.
Я  хочу  выяснить,  приносит  ли  существующая  система  максимум  пользы
обществу.
Никакая финансовая система не может быть признана хорошей, раз она
особенно  покровительствует  одному  классу  производителей.  Поэтому
исследуем, нельзя ли сломить власть, которая покоится не на производстве
ценностей.  Я  придерживаюсь  мнения,  что  способы  производства  в  нашей
стране  настолько  изменились,  что  золото  уже  не  является  лучшим
эквивалентом их ценности и что золотая валюта как средство контроля над
кредитами  покровительствует  определенным  классам.  Сроки  выплаты
кредита, в конце концов, растягиваются на основании имеющегося в стране

золота, без учета имеющегося в стране богатства.
Люди  интересуются  финансовыми  вопросами,  и,  если  бы  финансисты
обладали  какими-нибудь  сведениями,  которые,  по  их  мнению,  могли  бы
уберечь народ от ошибок, им надлежало бы поделиться с людьми. Тот, кто
считает,  что  людей  легко  провести  и  что  те  согласятся  принять,  словно
карточки  на  молоко,  любое  количество  банкнот,  ничего  не  понимает.
Только  благодаря  природному  здравомыслию  «простых  людей»  наши
деньги,  несмотря  на  фантастические  эксперименты  финансистов,
не обесценились.
Люди предпочитают твердые деньги. Неизвестно, что бы они подумали
о  господствующей  системе,  если  бы  знали,  во  что  эти  деньги  могут
превратиться в руках посвященных.
Нужно  помочь  людям  правильно  ценить  деньги.  Нужно  объяснить  им,
что  такое  деньги,  откуда  они  берутся  и  в  чем  заключается  фокус,
с  помощью  которого  государства  и  народы  подпадают  под  власть
нескольких человек.
В действительности деньги – очень простая вещь. Они являются частью
структуры  нашего  общества.  Они  означают  самый  непосредственный
и простой способ обмена ценностями между людьми. Деньги как таковые –
превосходная,  необходимая  вещь.  По  природе  в  них  нет  ничего  плохого,
это  одно  из  полезнейших  изобретений  человечества,  и,  когда  они
исполняют  свое  назначение,  они  не  приносят  никакого  вреда,  а  только
пользу.  Но  деньги  всегда  должны  оставаться  деньгами.  В  метре
100  сантиметров,  но  каковы  размеры  доллара?  Если  бы  торговец  углем
стал  по  своему  усмотрению  изменять  вес  центнера,  а  молочник  –
вместимость  литра,  а  метр  сегодня  равнялся  бы  110,  а  завтра  –
80 сантиметрам (оккультное явление, которое многие называют «биржевой
необходимостью»),  то  люди  мгновенно  позаботились  бы  о  том,  чтобы  так
не  произошло.  Какой  же  смысл  вопить  об  «обесценивании  денег»,  если
стоцентовый  доллар  сегодня  превращается  в  шестидесятипяти-,  завтра  –
в  пятидесятицентовый,  а  послезавтра  –  в  сорокасемицентовый,  как  это
случилось  со  старыми  добрыми  американскими  золотыми  и  серебряными
долларами. Нужно, чтобы доллар всегда стоил 100 центов, как килограмм
весил 1000 граммов, а метр имел длину 100 сантиметров.
Финансисты,  специализирующиеся  на  чисто  банковских  операциях,
должны  были  бы  счесть  своим  долгом  изучить  нашу  денежную  систему
вместо
того,
чтобы
довольствоваться
собственным
мастерством
в  банковском  деле.  Если  бы  они  отняли  у  азартных  игроков  в  «деньги»
звание  «банкиров»  и  раз  и  навсегда  лишили  бы  их  влияния,  которым  те

сегодня  располагают,  то  банковское  дело  было  бы  реабилитировано
и вновь встало на службу обществу.
И  здесь,  как  всегда,  возникает  «если  бы»,  но  оно  не  непреодолимо.
События  и  так  движутся  навстречу  некоему  кризису,  и  если  те,  кто  имеет
необходимые знания, не сплотятся для его предотвращения, то, возможно,
такую  попытку  сделают  люди  неподготовленные.  Всякий  прогресс
побуждает  заинтересованных  людей  поделиться  своим  опытом  на  благо
общества.  Только  близорукие  будут  пытаться  оспаривать  прогресс  и  сами
падут жертвой этого. Мы все образуем одно целое, мы должны все вместе
идти вперед. Если банкиры воспринимают всякий прогресс исключительно
как  противодействие  глупцов,  а  всякий  план  улучшения  как  удар,
направленный против них, они недостойны своей руководящей роли.
Мировое  богатство  не  исчерпывается  деньгами.  Золото  как  таковое
не  является  ценным  товаром.  Золото  не  богатство,  как  заказ  на  шляпу  –
не  шляпа.  Обладатели  золота  используют  его  как  эквивалент  богатства,
которое  позволяет  им  раздавать  кредиты  производителям  подлинных
ценностей.  Торговля  предметом  обмена  –  деньгами  –  весьма  выгодное
дело.  Но  как  только  деньги  становятся  предметом  торговли,  прежде  чем
реальные  ценности  могут  быть  проданы  или  обменены,  спекулянты
получают право брать процент с производства. Власть, которую получают
обладатели  денег  над  производителями,  тем  очевиднее,  чем  яснее  факт,
что, хотя деньги должны представлять мировое богатство, тем не менее это
богатство всегда больше денег и зачастую оказывается у них в рабстве. Это
ведет к нелепому парадоксу: мир полон богатств и все же терпит нужду.
Все  это  отнюдь  не  ничтожные  факты,  которые  можно  выразить
цифрами  и  потом  откинуть  в  сторону,  –  речь  идет  о  судьбе  человечества.
Только  в  редчайших  случаях  бедность  порождает  отсутствие  ценностей.
Главным  же  образом  она  возникает  из-за  нехватки  денег.  Одна  только
вечная борьба за рынки сбыта, ведущая к международному соперничеству
и  войнам,  показывает,  какова  настоящая  роль  денег  в  истории
человечества.
Попытаемся сделать шаг на пути к лучшему порядку.

жүктеу/скачать 2,15 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: