184
185
пространение в XVIII в.
116
Еще современники, например И. В. Пау-
зе, указывали на его связь с Горацием и пытались «понять стихо-
творения Феофана через призму латыни»
117
, связь эта осознавалась
и позднее. Одновременно «Кто крепок на Бога уповая…» вызывал
и стойкие ассоциации с Псалтирью, и его источники искали среди
псалмов. Это происходило из-за того, «что Феофан, перелагая Гора-
ция, нашел стилистические соответствия образному строю латинской
поэзии в русской псалмической традиции», в результате «чужой текст
органично входил в русскую поэзию»
118
. Чужое становилось отчасти
и своим.
Обращение к Псалтири при попытке перевести римского поэта
сочеталось в поэтической практике Феофана и обратным ходом: при
переложении псалма он мог обратиться в опыту латинской поэзии —
начало «Meta�hrasis 72» (т. е. переложения 72-го псалма) открыва-
Meta�hrasis 72» (т. е. переложения 72-го псалма) открыва-
72» (т. е. переложения 72-го псалма) открыва-
псалма) открыва-
псалма) открыва-
ется парафразой фрагмента «Скорбных элегий» Овидия
119
. Впрочем,
сути дела это не меняло — Феофан верно нащупал стилистические
возможности, которыми располагала русская словесная культура к
началу
XVIII
в., и сумел их продуктивно использовать.
Как поэт, Феофан — несмотря на некоторую случайность поэти-
ческих занятий, их периферийности в его жизни — нащупал немало
из того, чему впоследствии суждено было развиться. Эта сторона
его деятельности вносит немало существенно значимого и в писа-
тельский его облик в целом, высвечивая новые его черты и особен-
ности, смотрящие в будущее литературное пространство, которое
Феофан тем самым подготавливал. Это — третий важный момент,
на котором необходимо остановиться, размышляя о Феофановом
стихотворстве.
В начале данной главы отмечалось, что полное завершение куль-
турных преобразований в литературной жизни начала XVIII в., в част-
XVIII в., в част-
в., в част-
ности утверждение нового типа писателя, произошло достаточно
поздно —
скорее всего, к 1740-м гг. Непосредственно в
Петровскую
116
Это отмечалось в комментариях И. П. Еремина и А. М. Панченко со ссылкой на
статью А. В. Поздеева. См.:
Поздеев А. В
. Рукописные песенники
XVII
–
XVIII
веков. Из
истории песенной силлабической поэзии // Уч. зап. Моск. заочн. пед. ин-та. Т. 1. М.,
1958. С. 8. См. также:
Ливанова Т
. Русская музыкальная культура XVIII века. Т. 1: При-
XVIII века. Т. 1: При-
века. Т. 1: При-
ложения: сборник кантов
XVIII
века. М., 1952. С. 121. В интересующем нас аспекте
стихотворение было рассмотрено С. И. Николаевым (
Николаев С. И
. Литературная куль-
тура Петровской эпохи. СПб., 1996. С. 100–101); ниже излагаются результаты его на-
блюдений.
117
Николаев С. И
. Литературная культура Петровской эпохи. С. 100.
118
Там же. С. 101.
119
Там же. С. 99–100.
эпоху писатель, начавший отчасти утверждать себя как государствен-
ный чиновник, частным лицом, пишущим для себя, для удовольствия
и полезного отдохновения, себя вряд ли ощущал. В стихотворных
же упражнениях Феофана подобное самоощущение хотя и не про-
ступает резко, но дает о себе знать. Эрудит, важный архиерей и жест-
кий политик, Феофан как поэт сочиняет нередко именно для раз-
влечения, для приятного заполнения досуга. Конечно, он создавал
такие произведения, как «Епиникион…», посвященный Полтавской
победе, латинские стихи Петру
II
или же вирши, адресованные Анне
Иоанновне, тесно связанные с государственным модусом его жизни,
но одновременно из-под его пера выходили «Речь господня к рабу
малодушному», «Всяк себе в помощь Вышняго предавый» или «О су-
етный человече, рабе неключимый», где речь шла об интимных
переживаниях человека, задумавшегося о смысле собственного бы-
тия. В них обсуждались проблемы, естественно, важные для Феофана-
монаха, не могущего не взирать на жизнь человеческую и собствен-
ные поступки su� s�eciae aeternitas, но в череде его трудов и дней
отходящие все же на задний план. Не о них он думал, работая рядом
с Петром, защищая свою жизнь после смерти преобразователя, тор-
жествуя победу при Анне, лавируя, интригуя и сводя счеты. Грозные
эти вопросы посещали его в иные минуты — в уединенные мгнове-
ния, нечастые в динамичной его жизни, когда он и писал немного-
численные свои стихи. Пожалуй, в большей степени, нежели у дру-
гих литераторов петровского времени, проступали в Феофане две
важнейшие особенности типа писателя (писатель-гражданин и пи-
сатель — частное лицо), формирующегося реформами той эпохи,
причем проступали в противоречивом их единении.
* * *
Обладатель настоящего литературного дара, Феофан Прокопович
был самым крупным и выразительным автором Петровской эпохи.
Его словесное наследство — торжественные слова, трагедокомедия
«Владимир», «Поэтика» и «Риторика», богословские и церковно-
публицистические трактаты, стихотворения — отразило важнейшую
тенденцию того времени: перетекание старого в новое, их смешение
и напряженное противостояние. Феофан — в центре этого процесса;
он глубоко связан со старшими своими современниками — Димитри-
ем Ростовским и Стефаном Яворским, художественным языком кото-
рых он и пользовался. Как и они, он — настоящий интеллектуал ба-
рочной эпохи, член возникшей тогда корпорации монахов-поли гистеров.