Еремин И. П.
Предисловие // Феофан Прокопович. Сочинения. С. 3.
же как и государственные трактаты (хотя здесь требуются опреде-
ленные оговорки). Впрочем, слова И. П. Еремина полностью при-
П. Еремина полностью при-
П. Еремина полностью при-
Еремина полностью при-
Еремина полностью при-
менимы к одной из важнейших сторон деятельности Феофана — к его
стихотворству: как поэт, он действительно писал «урывками, в часы
досуга». Тем не менее поэтическое наследие ученого архиепископа
представляет немалый интерес и заслуживает самого пристального
внимания.
V. По масштабу поэтического дарования Феофан занимает одно
из самых первых мест среди русских силлабических стихотворцев
конца XVII — начала XVIII в. Во-первых, он обладал очень чутким
к стиху ухом, т. е. имел дар, которому трудно научиться. Поэтому
большое внимание Феофан уделял материи стиха: очевидно, неудо-
влетворенный ее уровнем, он стремился обогатить ритмику и фони-
ку, разнообразил строфический репертуар (например, использовал
октаву); тщательная работа велась им и с рифмами. Все это много
способствовало совершенствованию виршевой поэзии
115
. Во-вторых,
Феофан продолжил труды своих предшественников и старших со-
временников по знакомству публики с европейской литературной
традицией в ее латинском (включая и новолатинский) варианте. Он
переводил Марциала («К Селию») и Скалигера («К сложению лек-
сиков»), написал латинские приветственные стихи Петру II, вообще
много и охотно писал по-латыни: целый ряд его стихотворений соз-
давался в двух вариантах — русском и латинском («О преславном
новом монаршем доме самодержавнейшей российской императрицы
Анны Иоанновны», «О ладожском канале», «Новопреставившемуся
иеродиакону Адаму эпитафион» и др.). В духе той поэтической эпо-
хи, к художественному арсеналу которой он прибегал, хотя идеоло-
гически и историософски ей не сочувствовал, Прокопович не просто
брал у других — он бережно и с пониманием пересаживал взятое
на русскую почву; некоторые его поэтические опыты представляют
собой прекрасные образцы литературной трансплантации. Пожалуй,
особенно выразительно его обращение к Горацию: Феофан едва ли
не первый попытался ввести в русскую литературу горацианские
мотивы, сыгравшие впоследствии столь важную роль и в ее истории,
и в истории русского культурного самосознания. Так, стихотворение
«Кто крепок на Бога уповая…», одно из наиболее известных в его
поэтическом наследии, в виде песни (канта) получило широкое рас-
115
См.:
Пумпянский Л. В
. Кантемир // История русской литературы. Т. 3. М., Л., 1941.
С. 177 –178.
184
185
пространение в XVIII в.
116
Еще современники, например И. В. Пау-
зе, указывали на его связь с Горацием и пытались «понять стихо-
творения Феофана через призму латыни»
117
, связь эта осознавалась
и позднее. Одновременно «Кто крепок на Бога уповая…» вызывал
и стойкие ассоциации с Псалтирью, и его источники искали среди
псалмов. Это происходило из-за того, «что Феофан, перелагая Гора-
ция, нашел стилистические соответствия образному строю латинской
поэзии в русской псалмической традиции», в результате «чужой текст
органично входил в русскую поэзию»
118
. Чужое становилось отчасти
и своим.
Обращение к Псалтири при попытке перевести римского поэта
сочеталось в поэтической практике Феофана и обратным ходом: при
переложении псалма он мог обратиться в опыту латинской поэзии —
начало «Meta�hrasis 72» (т. е. переложения 72-го псалма) открыва-
Meta�hrasis 72» (т. е. переложения 72-го псалма) открыва-
72» (т. е. переложения 72-го псалма) открыва-
псалма) открыва-
псалма) открыва-
ется парафразой фрагмента «Скорбных элегий» Овидия
119
. Впрочем,
сути дела это не меняло — Феофан верно нащупал стилистические
возможности, которыми располагала русская словесная культура к
началу
XVIII
в., и сумел их продуктивно использовать.
Как поэт, Феофан — несмотря на некоторую случайность поэти-
ческих занятий, их периферийности в его жизни — нащупал немало
из того, чему впоследствии суждено было развиться. Эта сторона
его деятельности вносит немало существенно значимого и в писа-
тельский его облик в целом, высвечивая новые его черты и особен-
ности, смотрящие в будущее литературное пространство, которое
Феофан тем самым подготавливал. Это — третий важный момент,
на котором необходимо остановиться, размышляя о Феофановом
стихотворстве.
В начале данной главы отмечалось, что полное завершение куль-
турных преобразований в литературной жизни начала XVIII в., в част-
XVIII в., в част-
в., в част-
ности утверждение нового типа писателя, произошло достаточно
поздно — скорее всего, к 1740-м гг. Непосредственно в Петровскую
116
Это отмечалось в комментариях И. П. Еремина и А. М. Панченко со ссылкой на
статью А. В. Поздеева. См.:
Поздеев А. В
. Рукописные песенники
XVII
–
XVIII
веков. Из
истории песенной силлабической поэзии // Уч. зап. Моск. заочн. пед. ин-та. Т. 1. М.,
1958. С. 8. См. также:
Ливанова Т
. Русская музыкальная культура XVIII века. Т. 1: При-
XVIII века. Т. 1: При-
века. Т. 1: При-
ложения: сборник кантов
XVIII
века. М., 1952. С. 121. В интересующем нас аспекте
стихотворение было рассмотрено С. И. Николаевым (
Николаев С. И
. Литературная куль-
тура Петровской эпохи. СПб., 1996. С. 100–101); ниже излагаются результаты его на-
блюдений.
117
Николаев С. И
. Литературная культура Петровской эпохи. С. 100.
118
Там же. С. 101.
119
Там же. С. 99–100.
эпоху писатель, начавший отчасти утверждать себя как государствен-
ный чиновник, частным лицом, пишущим для себя, для удовольствия
и полезного отдохновения, себя вряд ли ощущал. В стихотворных
же упражнениях Феофана подобное самоощущение хотя и не про-
ступает резко, но дает о себе знать. Эрудит, важный архиерей и жест-
кий политик, Феофан как поэт сочиняет нередко именно для раз-
влечения, для приятного заполнения досуга. Конечно, он создавал
такие произведения, как «Епиникион…», посвященный Полтавской
победе, латинские стихи Петру
II
или же вирши, адресованные Анне
Иоанновне, тесно связанные с государственным модусом его жизни,
но одновременно из-под его пера выходили «Речь господня к рабу
малодушному», «Всяк себе в помощь Вышняго предавый» или «О су-
етный человече, рабе неключимый», где речь шла об интимных
переживаниях человека, задумавшегося о смысле собственного бы-
тия. В них обсуждались проблемы, естественно, важные для Феофана-
монаха, не могущего не взирать на жизнь человеческую и собствен-
ные поступки su� s�eciae aeternitas, но в череде его трудов и дней
отходящие все же на задний план. Не о них он думал, работая рядом
с Петром, защищая свою жизнь после смерти преобразователя, тор-
жествуя победу при Анне, лавируя, интригуя и сводя счеты. Грозные
эти вопросы посещали его в иные минуты — в уединенные мгнове-
ния, нечастые в динамичной его жизни, когда он и писал немного-
численные свои стихи. Пожалуй, в большей степени, нежели у дру-
гих литераторов петровского времени, проступали в Феофане две
важнейшие особенности типа писателя (писатель-гражданин и пи-
сатель — частное лицо), формирующегося реформами той эпохи,
причем проступали в противоречивом их единении.
* * *
Обладатель настоящего литературного дара, Феофан Прокопович
был самым крупным и выразительным автором Петровской эпохи.
Его словесное наследство — торжественные слова, трагедокомедия
«Владимир», «Поэтика» и «Риторика», богословские и церковно-
публицистические трактаты, стихотворения — отразило важнейшую
тенденцию того времени: перетекание старого в новое, их смешение
и напряженное противостояние. Феофан — в центре этого процесса;
он глубоко связан со старшими своими современниками — Димитри-
ем Ростовским и Стефаном Яворским, художественным языком кото-
рых он и пользовался. Как и они, он — настоящий интеллектуал ба-
рочной эпохи, член возникшей тогда корпорации монахов-поли гистеров.
186
187
Одновременно с этим его творчество раскрыто новому, соприкасается
с молодой генерацией литераторов — В. Н. Татищевым, А. Д. Канте-
Н. Татищевым, А. Д. Канте-
Н. Татищевым, А. Д. Канте-
Татищевым, А. Д. Канте-
Татищевым, А. Д. Канте-
Д. Канте-
Д. Канте-
Канте-
Канте-
миром. Недаром был он с ними и близок, и даже дружен.
Достарыңызбен бөлісу: |