ИсторИя русской лИтературы XVIII века 1700–1750 е годы
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века.
| Ключевский В. О.
Курс русской истории. Ч. IV // Ключевский В. О. Сочинения в 9 т. Т. 4. М., 1989. С. 272. Скорее всего, в действительности Анна Иоанновна была все же фигурой менее зловещей, нежели её изобразил своим живописным пером В. О. Клю- чевский. Кстати, С. М. Соловьев давал императрице более сдержанную характеристику. С бóльшим сочувствием представлена Анна и в работах Е. В. Анисимова. Вместе с тем здесь как раз и уместно заметить, что некоторая реабилитация традиционно игнориро- вавшихся и критиковавшихся монархов XVIII в., таких как Анна Иоанновна или же Петр III , наметившаяся в ряде работ относительно недавнего времени (см., например: Мыльников А. С. «Он не похож был на государя…» Петр III. Повествование в докумен- III. Повествование в докумен- . Повествование в докумен- тах и версиях. СПб., 2001), представляется, при всей своей объяснимости и нравственной оправданности, не вполне объективной. окрашивалась страхом смерти и, соответственно, всяческими суеве- риями, «дщерь Петрова» сохранила человеческую свою привлека- тельность, неизменно располагавшую к ней подданных. Однако при всем разительном несходстве две императрицы обна- руживают и весьма симптоматичную близость, проявившуюся в той жизненной сфере, которую обе жадно любили: в развлечениях. Соб- ственно говоря, присущая им обеим неудержимая тяга к празднествам разного рода уже сама по себе указывает на некоторое сходство, но оно определяется скорее личностно-психологическими характеристи- ками (как и гневливость, которой были наделены и Анна, и Елизаве- та наравне со многими другими Романовыми). Но здесь речь не об этом. Анна и Елизавета оказались едины в своем стремлении совме- стить в празднично-панегирической придворной культуре элементы старого, московско-нарышкинского быта, отражавшего первый этап европеизации (через трансплантацию украинской культуры), с эле- ментами того европейского стиля жизни, который стал следствием петровских реформ. «Анна Иоанновна была личностью переходной эпохи: в ее сознании ценности и представления допетровской Руси уживались с тягой к западноевропейским людям, обычаям, развлече- ниям… Став императрицей, она последовательно воспроизводила при петербургском дворе Измайлово своего детства, „царицыну комнату“, как у матери, Прасковьи Федоровны, с приживалками, карлами, дура- ками и шутами… Но рядом со старыми порядками при дворе Анны Ивановны привились и новые» 7 . Нечто подобное обнаруживается и в поведении Елизаветы Петровны: «Смотря на житье Елизаветы Пе- тровны… забываешь иногда, что дело идет о дочери Петра Великого, и кажется, как будто жизнь отодвинулась на полвека назад, и героиней всех этих увеселений является царевна более ранней переходной эпо- хи, какая-нибудь младшая сестра Петра Великого, едва выпущенная из теремного заключения, в роде любительницы веселий и театра На- талии Алексеевны, только еще более веселая и удалая» 8 . Исследователь ведет речь о жизни Елизаветы-цесаревны, но и в зрелые годы, после восшествия на престол, «дщерь Петрова» оставалась в целом такой же — «настоящей русской барыней XVIII в., в которой, несмотря на фижмы и роброны, ясно проглядывала московская боярыня со всеми ее дурными и хорошими чертами». 9 7 Анисимов Е. В. Анна Иоанновна // Три века Санкт-Петербурга. Т. 1: Осьмнадцатое столетие. Кн. 1. СПб., 2001. С. 62. 8 Готье Ю. В. Императрица Елизавета Петровна // Государи из Дома Романовых. 1613–1913. Жизнеописания царствовавших государей и очерки их царствований. Т. 1. М., 1913. С. 372–373. 9 Там же. С. 383. 218 219 Личности Анны и Елизаветы вдвойне интересны в рассматри- ваемом нами аспекте. С одной стороны, вкусы императриц в весьма значительной сте- пени определяли культурный климат эпохи, на всем протяжении которой именно двор был главной движущей силой в развитии куль- туры (если иметь в виду высшие с точки зрения европеизирован- ности, то есть модерности, уровни культурного бытия). Такое по- ложение сложилось в силу нескольких причин: во-первых, после петровских реформ роль Церкви (чьи позиции начали ослабляться со времен Алексея Михайловича, первым ставшего создавать в Рос- сии абсолютистскую придворную культуру, которая по природе сво- ей призвана потеснить Церковь) в культурном строительстве была значительно ослаблена; во-вторых же, до наступления Нового вре- мени еще не существовало другого фактора, способного изменить вектор движения культуры, — общественного мнения как независи- мой силы С другой стороны, сами государыни отражали своим культурным обликом положение дел: то, что присуще правительницам, свойствен- но и культуре в целом, венценосными выразителями которой они и являлись. Это подтверждается обращением к другим регистрам куль- турной жизни того времени — в частности, к словесности. III. Элементы старого обнаруживаются в 1730–1760-е гг. и в ли- . Элементы старого обнаруживаются в 1730–1760-е гг. и в ли- тературной культуре. Выше, при рассмотрении (в главе 3) панегири- ков Петровской эпохи, уже говорилось, что они, выражая новое в старых формах, представляют собою характернейшее явление имен- но петровской литературной культуры. Сохранение их высокого ста- туса в новой литературной эпохе тем самым свидетельствовало бы о ее глубокой преемственности по отношению к предшествующей, о том, что старое не исчезло вдруг и бесповоротно во второй поло- вине 1730-х, да и позже. Именно так и происходило в исторической реальности — свой статус ораторская проза едва ли не полностью сохранила. Об этом говорят и многочисленность произнесенных в то время слов, и авторитет их сочинителей, и внимание к ним со стороны публики, включая высочайших особ, и эстетический уровень ораторских произведений 10 . 10 Об ораторской прозе середины XVIII в. см. недавние диссертационные исследо- XVIII в. см. недавние диссертационные исследо- в. см. недавние диссертационные исследо- вания: жүктеу/скачать 2,89 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|