Женский портрет

«центрального сознания», фиксирующего и освещающего то, что
попадает в его поле зрения. Передавая авторскую повествовательную
функцию одному из действующих лиц, Джеймс выбирает героя,
способного остро и полно воспринимать окружающий мир, не только
регистрировать, но в какой-то мере анализировать наблюдаемые
явления. Таким сознанием обладала художническая индивидуальность,
придававшая фиксируемой картине жизни свою, субъективную,
зачастую весьма неожиданную, окраску. Другим таким сознанием,
используемым 
Джеймсом 
в 
ряде 
повестей 
и 
рассказов
«экспериментального периода», становится сознание ребенка.
Образы детей не были новы для английской литературы XIX в.
Если для романа XVIII в. вполне справедливо замечание Е. М.
Форстера: «Всякий раз, когда на страницах романа возникает
младенец, создается впечатление, что его прислали по почте.
Новорожденного „доставляют", и кто-нибудь из взрослых героев,
приняв его, предъявляет читателям. После чего его отправляют на
длительное 
хранение…»,
[321]
то 
с 
развитием 
критики
просветительского рационализма в пользу чувства ребенок, как
носитель «первоначальной невинности» и естественности, становится
одним из важнейших персонажей художественной литературы –
сначала поэзии (Блейк, Уордсворт), а затем и романа, наряду с
«естественным человеком». Ребенок, как чистое, идеальное,
естественное 
существо, 
противопоставлялся 
«испорченному»
обществу взрослых с его условностями, неизбежной ложью и
нравственным падением. Для таких художников, как Диккенс, с его
резкой критической направленностью, «ребенок мог служить
символом неудовлетворенности окружающим его обществом,
находившимся в процессе столь неприемлемого для него развития…
мог стать символом Воображения и Чувства, символом Природы,
противостоящей тем силам в обществе, под воздействием которых
человечество все больше утрачивало свои естественные, природные
свойства».
[322]
 Именно такое значение имеют многие детские образы в
романах Диккенса, где судьбой ребенка в значительной мере
поверяется и осуждается английское общество середины XIX в.
Детские образы у Джеймса стояли вне этой традиции. Его
подростки Морган Морин («Ученик», 1891), Мэйзи («Что знала
Мэйзи», 1897), Нанда («Сложный возраст», 1899) и другие интересуют

писателя не столько как идеальное, «естественное» сознание, но
прежде всего как сознание в процессе становления, постепенно
постигающее жизнь во всех ее сложностях, превратностях и
аномалиях. Так же как и в «больших» романах предшествующего и
последующего периода («Женский портрет», 1881; «Крылья голубки»,
1902; «Золотая чаша», 1904), основным конфликтом «детских»
повестей Джеймса является столкновение «чистого» сознания с
испорченностью, жестокостью, лживостью современного общества и
обретение этим сознанием подлинно нравственной позиции, которую,
познав существующее в мире зло, оно сознательно для себя выбирает.
Так, в судьбе Мэйзи Фарандж («Что знала Мэйзи»), оказавшейся
втянутой в распри и любовные похождения своих разведенных
родителей, неоднократно меняющих своих брачных партнеров,
внимание Джеймса привлекает то, как «возможное несчастье и
униженное положение превращается в счастье и благодатное
положение для ребенка, окунувшегося в сложности жизни, которые
таким образом становятся источником остроты и богатства чувств».
[323]
Эта творческая задача не означает, что Джеймс снимает проблему
осуждения общества. Напротив, делая Мэйзи художественным
центром 
повествования 
– 
единственным 
«регистратором
впечатлений», 
Джеймс 
тем 
самым 
заостряет 
критическую
направленность рассказа. Представленные через призму детского
взгляда события и характеры оказываются остраненными: привычные
подробности жизни буржуазного общества приобретают неожиданное
освещение, а потому кажутся особенно дурными, неприемлемыми,
безнравственными. И хотя Мэйзи далеко не все понимает (или
неправильно понимает) из того, что предстает ее взгляду, именно это
непонимание, при богатстве и остроте восприятия, заставляет читателя
глубже осознать и критически оценить развертываемую перед ним
картину.
[324]
В повестях и рассказах 90-х годов, материалом для которых
неизменно служили наблюдения писателя над жизнью и нравами
высших и средних кругов английского общества, Джеймс усиленно
экспериментирует с различными формами повествования. Охотнее
всего используя принцип «единой точки зрения» (кроме уже
упомянутой повести «Что знала Мэйзи», этот принцип положен в
основу повестей: «Пойнтонское имущество», 1897; «Поворот винта»,

1898; «В клетке», 1898 и некоторых рассказов), он нередко пользуется
также принципом «множественного отражения» («Трудный возраст»,
1899). Последний сводился к тому, что представляемые события или
характеры отображались многократно через сознание двух
(«центрального» и «вспомогательного» сознания) или нескольких
участников действия, каждый из которых вносил в изображение свое,
почти всегда отличное и даже противоположное предшествующему,
видение и понимание происходящего. Только сведя воедино все эти
точки зрения в их совпадениях и расхождениях, читатель мог
составить суждение о представленных явлениях и персонажах.
Наиболее полное и законченное выражение художественные
искания Джеймса, которыми было отмечено все его творчество,
получили в трех последних
[325]
его романах; «Крылья голубки» (1902),
«Послы» (1903), «Золотая чаша» (1904). Внешне по своей тематике
они могут считаться возвращением к «интернациональной теме».
Действие в них разворачивается в Европе, а основными персонажами
являются американцы, по той или иной причине оказавшиеся по
другую сторону Атлантического океана и в своих странствиях
сталкивающиеся с представителями Старого Света. Однако в отличие
от романов, повестей и рассказов первого периода Джеймс не ставит
себе в них задачи исследовать американский характер. Намерения его
шире, цели – объемнее: он стремится нарисовать нравственную
картину окружающего его общества. Причем главное место в этой
картине занимают сдвиги в нравственных представлениях, в духовной
сути современного человека, показ и анализ его сознания. Герои
романов Джеймса – американцы и европейцы – равно подвластны
миру корысти, и если носителями добра в его последних романах
оказываются героини-американки (Милли Тил в «Крыльях голубки» и
Мэгги Вервер в «Золотой чаше»), то в этой своей роли они выступают
отнюдь не как выразительницы американского духа, а скорее
общечеловеческих нравственных норм против тех общественных
условий, которые приводят к их отрицанию и разрушению.
Разоблачение зла, которое несло с собой буржуазное общество, –
тема всей литературы XIX в. Разоблачение это чаще всего
осуществлялось через поступки героев, мотивировку этих поступков и
их последствия в ходе развертывания фабулы – действия, иными
словами, на уровне характеров и сюжета. Возможно, именно поэтому

второстепенные характеры в последних романах Джеймса в какой-то
мере условны, а сюжеты до некоторой степени банальны и даже
мелодраматичны.
Кейт Крой, страшась бедности, не решается соединить свою судьбу
с горячо любимым ею человеком – журналистом Мортоном Денширом
– и, когда на их пути оказывается смертельно больная американка,
Милли Тил, тайно влюбленная в Деншира, предлагает ему жениться на
ней с тем, чтобы завладеть миллионным наследством («Крылья
голубки»).
Лэмберт Стрезер отправляется в Европу по поручению своей
давней приятельницы, миссис Ньюсем, богатой фабрикантши и
владелицы газеты, редактором которой он является. Цель поездки –
вернуть в лоно семьи сына и наследника миссис Ньюсем, которого, как
она полагает, удерживает в Париже недостойная любовная связь
(«Послы»).
Выдав замуж свою единственную дочь за обедневшего
итальянского аристократа и не желая оставаться в одиночестве,
американский миллионер Адам Вервер женится на ее подруге, которая
оказывается бывшей возлюбленной его зятя, и их прежние чувства
вспыхивают вновь («Золотая чаша»).
Ни один из этих трех «столь затасканных убогих»
[326]
 сюжетов не
передает истинного содержания романов, центр тяжести которых
лежит не во внешнем, а во внутреннем действии. Содержанием их
являются не поступки героев, а отношение к ним, «видение» их,
постижение и оценка «центральным» и «дополнительным» сознанием
или сознаниями, т. е. тем героем или героями, глазами которого или
которых воспринимается очерченный в романе мир. Интерес
сосредоточивается не на том, что герой или герои делают, а что они
при этом думают, какие чувства испытывают, как себя оценивают, чего
страшатся, чем руководствуются и т. д. Иными словами, содержанием
романов Джеймса является внутренняя жизнь души героя и сложные,
перекрещивающиеся, 
воздействующие 
друг 
на 
друга 
и
противодействующие друг другу, многоступенчатые движения,
которые ей свойственны. Так, в «Крыльях голубки», где «центральным
сознанием» большей части повествования выступает Мортон Деншир,
роман в значительной степени превращается в показ «души» главного
исполнителя предательского плана Кейт Крой, удачное осуществление

которого должно принести им обогащение и счастье. Путь Деншира,
давшего согласие, пусть даже не слишком рьяно, «осчастливить»
Милли Тил своим вниманием и тем самым обманувшего ее чувства и
проституировавшего свои в надежде завладеть ее миллионами, и
пришедшего к осознанию низости своего поведения к последующему
нравственному возрождению, когда, уже достигнув цели, он
отказывается от завещанного ему состояния, – Деншира, чувства
которого к Кейт Крой перерождаются от всепоглощающей любви к
почти безразличию и полному расторжению их союза, хотя он и
соглашается выполнить взятые на себя обязательства, – такова одна из
главных линий этого богатого внутренним содержанием романа. Так
же многопланово, хотя чаще всего через «боковое видение»,
прослеживается в нем жизнь души двух других его основных
персонажей – Милли Тил и Кейт Крой. Милли Тил характеризуется не
только как «голубка», т. е. как нравственно чистое в своей
первозданной 
невинности 
существо, 
которое 
противостоит
«испорченному» современному миру, но и как «бедная богатая
девушка»,
[327]
 для которой именно ее богатство, являясь вожделенной
добычей многочисленных хищников, лишает ее того единственного,
что могло бы поддержать ее силы и продлить существование, –
подлинной человеческой любви и дружбы. Не случайно она
становится жертвой происков своей же подруги Кейт Крой. Но и Кейт
Крой с ее обратной шкалой ценностей, в которой деньги занимают
если не главное, го первенствующее место, не столько злая сила,
сколько жертва общественных условий. Умная, страстная, красивая,
она от начала и до конца романа вызывает не столько гнев, сколько
симпатию остальных героев, а через них и читателя. Предательство,
ценою которого она пытается обеспечить себе и своему
возлюбленному место в жизни, задумано, несомненно, ею, но
подсказано всем комплексом социальных и нравственных, вернее,
безнравственных, отношений того общества, в котором она живет и
чьим нормам следует. В итоге Кейт оказывается такой же трагической
фигурой, как и Милли: Милли умирает физически, Кейт уничтожает
себя духовно. И нельзя не согласиться с одним из исследователей
Генри Джеймса, который ставит этот образ в один ряд «с лэди Макбет
и Бекки Шарп».
[328]

Романом «воспитания сознания» можно назвать книгу «Послы»,
которую сам Джеймс считал своим наиболее совершенным
произведением. В центре повествования – духовное перерождение
Лэмберта Стрезера, чье «видение», постепенно меняющееся,
составляет содержание романа, а характер изменения этого видения в
его течении и поворотах – специфическое романное действие.
Выросший и воспитанный в этических законах и нормах,
типичных для американского бизнеса, представленного в романе
городом Уоллетом и его влиятельной и респектабельной верхушкой –
миссис Ньюсем и семейством ее дочери Пококов, Стрезер охотно
принимает на себя миссию «посла» миссис Ньюсем: вернуть домой ее
«блудного сына» Чада, вырвав его из рук парижской гетеры, –
представляется Стрезеру вполне благородным делом. Но по мере того,
как у него накапливаются впечатления от Парижа, от Чада Ньюсема и
его окружения, от мнимой его соблазнительницы, мадам де Вионэ,
меняется не только отношение Стрезера к взятому на себя поручению,
но и к самому Уоллету и его обитателям, к их жизненным принципам.
Любовная связь Чада с замужней женщиной открывается ему как
подлинное высокое чувство, преобразовавшее неуклюжего отпрыска
американской фабрикантши в совершенного джентльмена, а мадам де
Вионэ, сотворившая это чудо, оказывается прекрасным существом,
полным бескорыстия и жертвенности. В сопоставлении со светлым
жизненным опытом Чада Ньюсема собственная жизнь, целиком
подчиненная долгу, кажется Стрезеру прожитой впустую. Все его
представления о жизни резко меняются. И хотя Чад, преданный устоям
Уоллета, по-видимому, готов оставить мадам де Вионэ ради «бизнеса»,
Стрезер, чья миссия вопреки его собственному желанию тем самым
выполнена, возвращается в Уоллет отнюдь не для того, чтобы
пожинать плоды одержанной победы, а скорее всего, чтобы
подвергнуться там остракизму, так как отныне дороги его и Ньюсемов
должны необходимо разойтись в противоположные стороны.
В последующее десятилетие литературная работа Генри Джеймса
приняла иной характер. Вернувшись из длительного путешествия по
Соединенным Штатам (1904–1905), куда он отправился после почти
двадцатилетнего отсутствия, Джеймс приступил к подготовке своего
второго прижизненного собрания сочинений,
[329]
составившего 24
тома. Он произвел тщательный отбор напечатанных ранее романов,

повестей и рассказов, внес значительную правку в ранние
произведения 
и 
снабдил 
большинство 
томов 
обширными
предисловиями, в которых изложил свою теорию романа. Помимо этой
редакторской и теоретической работы, занявшей целиком 1906–
1907 гг., он подготовил к печати сборник очерков «Американские
сцены» (1907), вобравший в себя его впечатления от посещения
Америки. Смерть старшего брата – психолога Уильяма Джеймса –
побудила его взяться за автобиографический цикл, две книги из
которого «Маленький мальчик и другие» и «Заметки о сыне и брате»
были завершены им соответственно в 1913 и 1914 гг. В этих очерках
своего детства и раннего отрочества, отдавая дань памяти отцу, матери,
своим братьям и сестре, Джеймс воссоздал духовную атмосферу,
царившую в этой своеобразной семье, воспитавшей крупнейшего
американского психолога и философа – Уильяма Джеймса – и великого
романиста – Генри Джеймса.
Приобретя еще в 1897 г. небольшую виллу – Лэмхаус – в
прибрежном английском городке, Джеймс целиком отдавался
творчеству. В жизни его почти не было внешних событий. Он остался
холост, а его душевные привязанности были отданы главным образом
небольшому кругу друзей из близкой ему по духу художественно-
литературной среды, где в молодом поколении он приобрел немало
поклонников и последователей. Среди последних были такие
значительные писатели, как американская романистка Эдит Уортон,
английские прозаики Джозеф Конрад и Форд Мэдокс Форд, Хью
Уолпол и др. В 1911 г. Джеймс стал почетным доктором Гарвардского
университета (США), а в 1912 г. такая же степень была присуждена
ему одним из старейших английских университетов – Оксфордским.
Войну 1914–1918 гг. Джеймс, подобно многим своим
современникам, воспринял как варварское разрушение культуры. Он
отдавал много времени работе в госпиталях, где его знание
французского языка помогало общаться с бельгийскими беженцами.
Английское правительство отметило его заслуги медалью, а в 1915 г.
по его просьбе сделало британским подданным. Смерть – Джеймс
умер 28 февраля 1916 г. – избавила его от горького отрезвления,
которое пришло к большинству его сверстников, переживших эту
войну, и в особенности к молодежи, принявшей непосредственное в
ней участие.

Но ни война, ни болезни, преследовавшие его на протяжении всей
жизни и особенно в последние годы, не нарушили его повседневный,
упорный, размеренный писательский труд, который он считал своим
главным, своим единственным делом, и жизнь его, пользуясь словами,
сказанными им самим о Флобере, «была от начала и до конца историей
его литературных усилий».
[330]

жүктеу/скачать 6,47 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: