Компас сердца

Джун выступала вместе с гастролирующей труппой, и опера была
одновременно ее призванием и любовью всей жизни. Во время каждого
приема мы подолгу обсуждали ее любимые оперы: «Аиду», «Кармен», а
также оперетты Штрауса. Зачастую прием длился дольше положенного,
потому  что  мне  доставляло  удовольствие  слушать  ее  рассказы  о
спектаклях,  в  которых  она  участвовала.  Ей  нравилось  пробуждать  в
публике эмоции.
– Это может прозвучать безумно, но мне нравится, когда мое пение
вызывает у людей слезы: так я понимаю, что затронула их душу. Так я
чувствую связь с ними.
Джун мучили  сильнейшие головные  боли. Невролог  мог  избавить
ее от них с помощью лекарств, но ничего не мог поделать с огромной
аневризмой,  засевшей  вплотную  к  островку  Рейля  и  к  той  зоне
доминирующего полушария, что отвечает за движения лицевых мышц.
Аневризму  обнаружили  в  ходе  обследования;  хотя  она  и  не  была
причиной головных болей, однако могла не только лишить Джун самого
ценного в жизни, но и забрать саму жизнь.
–  Что  бы  со  мной  ни  было,  –  сказала  Джун,  –  я  не  соглашусь  на
процедуры,  которые  могут  повредить  моему  голосу  или  способности
петь: это самое главное, что у меня есть.
Пришлось сообщить ей тяжелую новость.
Размер аневризмы превышал сантиметр, а значит, с ней надо было
поскорее  разобраться,  что  я  и  разъяснял  пациентке  на  протяжении
нескольких  приемов.  Время  поджимало,  однако  я  понимал:  Джун
нуждается  в  том,  чтобы  ей  раз  за  разом  не  спеша  объясняли  смысл
непростой  и  требующей  точности  операции.  Я  предложил  ей
посоветоваться  с  другими  нейрохирургами,  в  том  числе  более
опытными,  хотя  я  тоже  не  раз  проводил  подобные  операции.  К
сожалению,  некоторые  нейрохирурги  даже  в  серьезных  случаях
непринужденно  излагают  сухие  факты,  касающиеся  возможных
вариантов лечения и связанного с ними риска, не отдавая себе отчета в
том, что, какой бы заурядной операция ни была для врача, для пациента
и  его  семьи  она  может  стать  чрезвычайно  важным  событием.  Два
других хирурга, к которым Джун обратилась, оказались именно такими.
Она вернулась ко мне напуганной – с ощущением, что она для них не
человек, а всего лишь диагноз.
Джун требовалось время, чтобы все обдумать, и я постарался дать

ей столько времени, сколько позволяло ее состояние. Еще в молодости я
знал, что внимание к пациенту – часть медицинского искусства. В конце
концов,  мы  ведь  имеем  дело  с  живыми  людьми,  никто  из  которых  не
свободен ни от переживаний, ни от страхов.
Чем больше я беседовал с Джун, тем меньше она беспокоилась. Ей
нужно  было  высказаться,  нужно  было  получить  подтверждение  того,
что  я  услышал  ее  историю  и  узнал  ее  как  человека.  У  нас  завязалась
дружба.  В  итоге  она  сказала,  что  только  мне  доверит  проводить
операцию. Не спорю, здорово, когда пациент верит в твои способности,
однако  все  меняется,  когда  пациент  –  твой  друг.  Накануне  операции
Джун  подарила  мне  аудиозаписи  любимых  арий  в  собственном
исполнении.  Вечером  я  сидел  в  кабинете  с  закрытыми  глазами  и
слушал, как она поет.
Утром  перед  операцией  я  решил  поставить  классический  рок,
который  слушал  в  детстве.  Джун  приветливо  улыбнулась,  когда  ее
вкатили в операционную, а последним, что она услышала, прежде чем
уснуть, были звучавшие из динамиков слова «All You Need Is Love»
[28]
.
После того как была введена анестезия, мы переложили Джун с каталки
на операционный стол, и я зафиксировал ее голову с помощью острых
спиц  зажима,  чтобы  та  оставалась  неподвижной  во  время  операции.  Я
чувствовал,  как  спицы  проникают  через  скальп,  впиваясь  в  кости
черепа. Я наклонил голову Джун набок и слегка натянул кожу на шее.
Внешний вид для нее очень важен, так что я постарался выстричь как
можно  меньше  волос.  Я  изучил  ангиограмму,  на  которой  было
отчетливо  видно  большое  вздутие  на  артерии,  снабжающей
значительный  участок  левой  половины  мозга.  Это  и  была  аневризма,
возникшая  в  месте  разветвления  средней  мозговой  артерии.  Я  сделал
надрез  на  скальпе  и  раздвинул  кожу.  Обычно  череп  служит  человеку
для защиты, но в данном случае он стоял у меня на пути. С помощью
краниотома  я  вскрыл  череп,  убрал  его  кусочек,  который  положил  на
стерильное  полотенце.  Показалась  твердая  мозговая  оболочка  –
волокнистая  соединительная  ткань,  что  покрывает  мозг  человека.  А
прямо под ней находилась аневризма, пульсировавшая в такт с сердцем.
Пациенты  не  поломанные  бездушные  механизмы,  а
хирурги не механики.

Если  она  разорвется,  может  развиться  инсульт,  и  тогда  Джун
потеряет голос, а может и умереть.
Я  не  спеша  вскрыл  мозговую  оболочку:  купол  аневризмы
возвышался  между  височной  и  лобной  долями  в  сильвиевой  борозде.
Началась по-настоящему кропотливая работа. Я установил микроскоп в
правильное  положение  и  принялся  отделять  тонкую  мембрану  от
поверхности  мозга.  Это  необходимо,  чтобы  добраться  до  сильвиевой
борозды  и  получить  доступ  к  основанию  аневризмы,  куда  я  затем
установлю зажим-клипсу, чтобы перекрыть доступ крови. Добравшись
до  аневризмы,  я  увидел,  что  ее  пульсирующие  стенки  тонкие,  словно
бумага.  В  ярком  свете  микроскопа  я  разглядел,  как  за  ними  бурлит
кровь.  Аневризма  могла  лопнуть  в  любой  момент.  Проблема
заключалась в том, что часть стенки и основание аневризмы вплотную
прилегали  к  окружающим  тканям,  из-за  чего  было  гораздо  сложнее
отделить  ее,  не  повредив  мозг.  Медленно,  чрезвычайно  медленно  я
продолжил  делать  разрез,  и  мне  удалось  выкроить  местечко  между
прилегающей рубцовой тканью и основанием аневризмы, что позволило
поставить  зажим.  У  меня  не  было  ни  одного  миллиметра
дополнительного  пространства.  Если  бы  я  допустил  ошибку,  разрыва
было бы не миновать. Одно мое неловкое движение могло лишить Джун
самого  ценного  в  ее  жизни  –  возможности  петь.  Я  повернулся  и
осмотрел набор клипс, после чего поместил одну из них на аппликатор
и повернулся к пульсирующей аневризме, которая могла стать убийцей.
Внезапно  перед  моим  мысленным  взором  предстало  лицо  Джун.  Я
подумал  о  ее  пении  и  услышал  знакомый  мелодичный  голос.  А  затем
меня  поразила  мысль  о  том,  что  она  может  оказаться  парализованной,
не  в  состоянии  больше  говорить  и  петь.  Рука  с  зажимом  начала
трястись.  Не  просто  чуть  подрагивать  –  буквально  трястись.  Я  не  мог
работать дальше.
Джун была моим другом. Женщиной, сказавшей, что голос для нее
важнее  всего  на  свете.  Я  пообещал  ей,  что  ничего  не  случится.  Я
пообещал, что все будет в порядке.
Во время операции хирург не должен воспринимать пациента как
личность. Эмоциям тут не место. Необходимо забыть, что перед тобой
живой человек, и просто выполнять свою работу. Если начнешь думать
о том, что может произойти с лежащим на столе человеком, рискуешь
не справиться с операцией. Для меня этот случай был слишком личным.

Я испугался. Раньше со мной никогда такого не бывало.
Руки  тряслись  настолько  сильно,  что  пришлось  ненадолго
остановиться и присесть. Я закрыл глаза и сосредоточился на дыхании:
медленный вдох, медленный выдох – и так до тех пор, пока я не очистил
разум  достаточно  для  того,  чтобы  страху  не  за  что  было  зацепиться.
Настало  время  раскрыть  свое  сердце  и  положиться  на  свои
профессиональные  навыки  и  хирургический  талант.  На  способности
человека,  который  является  мастером  своего  дела.  Я  проводил
подобные  операции  много  раз  и  знал,  что  сейчас  тоже  все  получится.
Мысленно я представил, как защелкиваю зажим и аневризма сдувается.
Я  вновь  повернулся  к  вскрытому  черепу  Джун  и,  сфокусировав
микроскоп на аневризме, медленно направил зажим к нужному месту по
крохотному  зазору,  который  расчистил  специально  для  этого,  а  когда
зажим оказался там, где надо, я плавно его закрыл. После этого я ввел в
купол  аневризмы  иглу  и  откачал  кровь.  Аневризма  перестала
надуваться. Зверь был убит и больше не представлял опасности. Джун
сможет петь и дальше. Я медленно закрыл твердую мозговую оболочку,
вставил  на  место  кусочек  черепа  и  зашил  скальп.  Заканчивая
накладывать повязку на голову, я осознал, что в динамиках играет та же
самая песня, с которой мы начали операцию: «Love is all you need, love
is all you need».
Каждый  из  нас  может  устанавливать  связь  с
окружающими своим способом – музыка, живопись, поэзия –
и даже тем, что просто слушает другого.
Джун  отвезли  в  послеоперационную  палату,  а  я  обессиленно
присел  и  закрыл  глаза.  Прошло  несколько  минут,  прежде  чем  я  смог
взяться  за  документы.  Я  думал  о  Джун,  думал  о  том,  как  у  меня
затряслись руки. Внезапно я услышал голос Джун:
–  Где  доктор  Доти?  Мне  нужно  с  ним  поговорить.  Я  хочу
поговорить с ним немедленно.
Я подошел к ней и взял ее за руку.
– Привет, Джун. Как вы себя чувствуете?
Она заглянула мне в глаза и увидела то, что хотела увидеть.
– Хорошо, со мной все хорошо. Спасибо.
Затем она потянулась, чтобы обнять меня, и расплакалась, осознав,

что операция прошла удачно и что теперь все и правда будет хорошо.
Несколько часов спустя, возвращаясь домой на машине, я поставил
диск,  который  Джун  дала  мне  накануне.  После  первых  нескольких
аккордов я поддал газу и на всех парах понесся по трассе.
Голос Джун наполнил салон – зазвучала ария «Хабанера» («Любовь
– мятежная птица») из оперы Бизе «Кармен». Я прибавил громкость и
открыл  окно,  чтобы  ветер  дул  мне  в  лицо.  У  Джун  был  дар.  Своим
пением  она  действительно  могла  пробуждать  в  людях  чувства.  Своим
голосом она трогала сердца, и даже в записи он будоражил не меньше.
У  каждого  из  нас  есть  этот  дар  –  устанавливать  связь  с
окружающими.  С  помощью  музыки,  живописи,  поэзии  или  просто
благодаря  тому,  что  мы  слушаем  другого  человека.  Сердца  способны
общаться между собой миллионами способов, и пение было способом,
которым Джун достучалась до моего сердца.
От  музыки  у  меня  заныло  сердце.  Голос  Джун  был  таким
красивым!  Я  позволил  разуму  задуматься  о  том,  что  могло  случиться,
пройди  операция  неудачно,  и  на  глаза  у  меня  навернулись  слезы.  Я
ощутил  прилив  благодарности  за  то,  что  Джун  сможет  и  дальше
делиться своим даром с людьми, и это чувство вызвало новые слезы. Я
не мог похвастать оперным голосом, но это не мешало мне чувствовать,
насколько пение важно для Джун. В ту секунду больше всего на свете
мне  захотелось  очутиться  дома  и  обнять  тех,  кого  я  люблю.
Благодарность переполняла меня. Благодарность за то, что мне удалось
спасти Джун. Благодарность за то, что я могу быть врачом.

жүктеу/скачать 1,04 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: