частью менталитета, то Системе, естественно, не прихо
дилось даже напрягаться в поисках сколько-нибудь при
емлемых идеологичесгих аргументов в оправдание пос
пешного и силового характера своей политики. B данном
случае ее цели и интересы очень удобно совпадали с на
работанными в обществе стереотипами. И сквозь призму
такой слитности любые устремления Системы в данном
вопросе воспринимались не иначе, как радение за соци
альное благополучие кочевого аула, и всякие другие мо
тивы здесь не допускались.
Придерживаясь данных выше констатации и считая
их весьма принципиальными, мы тем не менее не соби
раемся впадать в обратную крайность, исключая всякую
мысль о какой бы то ни было обусловленности государ
ственной политики оседания стремлением открыть казах
скому кочевому аулу доступ к благам социального про
гресса. Безусловно, такая увязка, хотя она и носила (на
тот момент) вторичный характер и отнюдь не являла со
бой главной детерминанты, присутствовала. Ho она и
должна была быть, поскольку режим тоталитарной влас
ти считал само собой разумеющимся, что массовый од
ноактный перевод кочевников на оседлость, пусть даже
при отсутствии объективных предпосылок, это и есть
социальный прогресс. И в своем понимании Система была
более чем искренна, так как ей было глубоко имманентна
вера в общественную полезность любых катаклизмов, так
или иначе расшатывающих старые устои.
Однако к большому огорчению власть имущих, та
кая доктрина далеко не везде и не всегда воспринималась
141
с энтузиазмом. Так было, например, (как мы увидим да
лее) во время коллективизации, когда крестьяне стали
"почему-то" противиться обобществлению, хотя оно
подавалось как альфаиомега прогресса. Bo многом с ана
логичной реакцией государство столкнулось и в ходе про
ведения политики оседания.
Казалось бы, тут самое время задуматься: почему
крестьяне столь упорно не желают идти вычерченным на
административных лоциях маршрутом социального про
гресса? Ho духу Системы просто претил такой анализ,
поскольку она уверовала, что обладает универсальным
кодом всеобщего благополучия и процветания. A "если
удалось наконец решить сакраментальный вопрос, что
есть истина, если знаешь единственный путь к всеобще
му счастью, обладаешь уникальным рецептом спасения
человечества, возникает понятное стремление - обратить
людей, в большинстве своем "не понимающих", в такую
веру. Bo чтобы то ни стало, добровольно или насильно!
У других есть свои истины, в которые они нередко верят
столь же свято, но эти истины, с точки зрения той един
ственной, которую ты принимаешь за аксиому, - ложны,
и не только ложны, но вредны, даже, может быть, пагуб
ны для народа, для человечества. Поэтому любой ценой
надо заставить их принять ту, единственную. Для их же
блага! И неизбежно возникает императив - хорошо и мо
рально все, что способствует успеху дела, нужно идти ко
всеобщему благу, используя любые средства" (46).
Против таких претензий на монопольное понимание
прогресса, а отсюда - и на исключительное право распо
ряжаться судьбами людей как раз выступали многие уче
ные и общественные деятели, на которых, как мы уже
писали, за это навешивались ярлыки "буржуазных наци
оналистов" и "великодержавных колонизаторов и шови
нистов". Ho все говорит о том, что именно сталинский
режим, игнорировавший волю народов, отказывавший им
в собственном мироощущении и видении жизненного
бытия, как раз-то и воплощал на практике имперско-ве-
ликодержавные амбиции и устремления, прикрываясь при
этом идеями абстрактного гуманизма.
142
Итак, несмотря на неадекватное состояние произво
дительных сил и отсутствие объективных предпосылок,
действовавшая система власти все же пошла на осущес
твление политики форсированного и массового перевода
кочевников на оседлость и силовое включение их в ого
сударствленные формы организации производства (кол
хозы). Волюнтаризм этой меры обернулся самыми тяже
лыми последствиями. Ниже мы еще скажем о голоде и
демографической катастрофе, беспрецедентных по сво
им масштабам откочевках населения, многомиллионном
сокращении поголовья скота, отбросившем животновод
ческую отрасль Казахстана на целые десятилетия назад,
деградации сельского хозяйства в целом (47). Думается,
что уже в контексте этих трагических событий становит
ся более чем очевидной несостоятельность аргументов,
продолжающих выдвигаться в защиту и оправдание "ве
ликого перелома" в ауле. Однако пагубность "силовой"
альтернативы прослеживается и через другие звенья при
чинно-следственных связей. Попытаемся рассмотреть
некоторые из них.
Для начала приведем следующую, на наш взгяд, весь
ма интересную выдержку:
"Круглогодичное пастбищное содержание овец ши
роко применяется в южных, юго-западных и некоторых
юго-восточных районах Казахстана, где имеются пастби
ща всех сезонов года... Сезонные пастбища в Казахстане
расположены в разных природно-климатических зонах.
Поэтому круглогодичное пастбищное содержание связа
но с ежегодным перегоном овец на большие расстояния -
до 300-400... Например, хозяйства северо-восточных рай
онов Джамбулской области зимой содержат овец в пес
ках Муюнкум. Ранней весной и поздней осенью исполь
зуются пастбища в низовьях р.Чу. Летом овцы отгоняют
ся через пустыню Бетпак-Дала, на богатые пастбища Цен
трального Казахстана - в Сары-Аркинские степи. Bo вре
мя весеннего и осеннего перегона используется пустын
ная растительность Бетпак-Далы.
B предгорной полосе Юго-Восточного Казахстана
пастбища используются последовательно до вертикаль-
143
ной зональности. Зимой овцы содержатся в песках и пред-
песках Таукум и Сары-Таукум, ранней весной и поздней
осенью - на пустынных пастбищах Бозой, поздней вес
ной, в первую половину лета и осенью - на предгорно-
степных пастбищах и летом - на высокогорных лугах" (48).
Вчитываясь в эту, на первый взгляд, неуместную здесь
цитату, можно предположить, что она извлечена из како
го-то хрестоматийного описания кочевого хозяйства ка
захов дореволюционного или, в крайнем случае, докол-
хозного (т.е. когда еще не было проведено массового осе
дания) периода. Однако в данном случае речь идет не боль
ше не меньше, как о развитии колхозного овцеводства,
причем даже не начала 30-x, а конца 50-х гг. Взята же эта
выдержка из брошюры, цель которой - распространение
передового опыта в этой отрасли животноводства.
Ho коль скоро в нашем примере говорится об овце
водческом хозяйстве колхозного периода, да к тому же
отнюдь не начальной его стадии, то мы вправе задаться
вопросом: где и в чем следует усматривать здесь иско
мую хозяйственную трансформацию, т.е. ту самую мета
морфозу, которую, согласнс устоявшимся представлени
ям, испьггал кочевой аул с переходом на оседлость? Как
бы предугадывая возникавшее по этому поводу недора
зумение, авторы брошюры спешат оговориться, что на ее
страницах описывается опыт отгонно-пастбищного жи
вотноводства, и что, хотя последнее и имеет сходство с
кочевым и особенно с полукочевым скотоводством, оно
все же существенно отличается от него. Они так и пи
шут: "...Между современной отгонно-пастбищной систе
мой содержания сельскохозяйственных животных и ко
чевым хозяйством имеются коренные различия" (49).
Каковы же они? Оказывается, радикальность их за
ключается в следующем: "B отличие от кочевых социа
листические хозяйства - колхозы и совхозы осуществля
ют отгонно-пастбищное содержание овец по плану. За
каждым хозяйством закрепляются участки отгонных паст
бищ и сенокосов. Для перегона скота устанавливаются
скотопрогонные трассы, которые обслуживаются район
ными и областными организациями.
144
...Размер отар определяется исходя из норм, устанав
ливаемых Министерством сельского хозяйства, при этом,
помимо породы, возраста и племенной ценности овец,
учитываются также местные кормовые условия, обеспе
ченность пастбищ водой и рельефность.
...Если раньше во время джута, корку (снежный наст
-Ж.А.) пробивал косяк лошадей, то сейчас используют
трактор ДТ-54 с прицепленными к нему боронами" (50).
Представляется, что выделенные в этом фрагменте
так называемые различия мало убедительны: они не но
сят ярко выраженного контрастного характера и в целом
не создают образа качественно иной организационно-тех
нической модели хозяйствованиям, принципиально от
личной от пастбищно-кочевого варианта. B самом деле,
почти все моменты, отмеченные здесь как дифференци
рующие, имели место и в кочевом скотоводческом хо
зяйстве. B частности, в его рамках содержание овец осу
ществлялось вовсе не хаотично, а также "по плану", хотя
последний диктовался не директивными органами, а хо
зяйственным опытом. Аналогичным был и порядок меж
сезонного пастбищного передвижения отар. Развитая
инфраструктура скотопрогонных путей эксплуатировалась
со строго заданными ритморежимными характеристика
ми, хотя тогда эти трассы-, конечно, не обслуживались
"областными и районными организациями". Иуж совер
шенно наивно полагать, будто в пастбищно-кочевом комп
лексе были произвольными размеры стад. Их соизмер-
ность выверялась достаточно адекватно и исходила не из
каких-то инструкций и указаний, а из императивов тех
нологического и экологического оптимума, т.е. в этом
плане отгонно-пастбищная система, учитывавшая "мест
ные кормовые условия, обеспеченность пастбищ водой и
рельеф местности", не была достаточно оригинальной,
чтобы видеть в ней нечто радикально новое. Пожалуй,
единственное, в чем она действительно демонстрирова
ла новацию, так это то, что если раньше "во время джута
образовывавшуюся ледяную корку пробивал косяк лоша
дей", то в конце 50-х гг. - уже "трактор с прицепленными
к нему боронами" (51). Ho это надо отнести за счет науч-
145
но-технического прогресса, который не мог не сказаться,
пусть даже и в таком примитивном виде.
Таким образом, "социалистическое отгонно-паст-
бищное животноводство", сыгравшее роль альтернати
вы кочевому хозяйству, отнюдь не являлось антиподом
последнего, а выступало скорее как достаточно близкий
аналог, хотя и более модернизированный за счет подклю
чения некоторых достижений научно-технического прог
ресса (механизации труда на отдельных стадиях техноло
гического процесса, селекционных мероприятий, зоотех
нического обслуживания, ветеринарного наблюдения и
т.д.). B самом деле, отгонно-пастбищное животноводст
во по своим основным организационным принципам во
многом совпадало с пастбищно-кочевой и полукочевой
системой. He случайно в этнографической литературе
отгонно-пастбищное животноводство, обозначающееся
под понятием "трансгуманс", квалифицируется как по
луномадный, т.е. полукочевой, хозяйственно-культурный
тип (52). Таким оно продолжает оставаться даже в наши
дни (53), а про 30-е гг. и говорить просто не приходится.
Из сказанного можно заключить, что в процессе фор
сированного и массового оседания кардинальной тран
сформации принципов организации производства не про
изошло (за исключением, конечно, тех случаев, когда ско
товоды становились земледельцами). A раз так, то пра
вомерно ли отождествлять политику силовой седентари-
зации с неким действительно великим переломом? Ду
мается, что речь здесь следует вести скорее о надломе
огромного множества человеческих судеб, впавших во
лей властей предержащих в полосу длительной и стабиль
но воспроизводящей маргинализации: как будто уже и не
кочевники, но и не работники принципиально нового типа
организации животноводческого хозяйства; старые соци
альные связи деформированы или утрачены, но качествен
но иные так и не обретены. Если же к этому добавить,
что, будучи вырванным из старыхтрадиционных личност
ных связей, индивид вовсе не включался в другую суб
станцию, а становился субъектом столь же корпоратив-
146
ных и в такой же мере личностных отношений, что, утра
тив признаки одной социальной группы, он так и не стал
являть собой представителя "нового" класса крестьянст
ва, то можно с полным основанием говорить о множест
венной маргинализации. Последняя проецировалась во
все сферы бытия и сознания.
И данное обстоятельство представляется весьма важ
ным особенно сегодня, когда в анализ тех или иных со
циальных напряжений и общественных катаклизмов про
должают обильно вводиться все те же привычные идео
логические схемы, в основе которых - апелляция к обка
танному в самых разных ипостасях имиджу "джузово-
родовых пережитков". Между тем пора понять, что речь
здесь должна идти не о каких-то консервативных руди
ментах массового сознания, а о комплексе социокультур
ных и социально-психологических явлений (о характе
ристиках "аграрного" сознания будет сказано в специаль
ном разделе), объективно детерминирующихся процес
сами маргинализации. Одним словом, так называемые
пережитки являют собой не столько дериват далекого
прошлого, сколько продукт маргинализации, вызванной
десятилетиями проводившейсягосударственной полити
кой. Однако командно-административная система, при
выкшая оперировать упрощенно-примитивными идеоло-
гемами, продолжала кивать на некие мифические факто
ры. И это понятно, поскольку ее природе было чуждо
стремление к серьезному анализу, нацеленному на выяв
ление реальных "импульсов возмущения", зарождающих
ся в глубинных пластах социально-экономических кол
лизий.
Очерчивая комплекс негативных последствий сило
вой альтернативы, следует иметь в виду и то, что она в
значительной степени повинна в возникновении пробле
мы экологической напряженности. Мы уже отмечали, что
скотоводческое хозяйство являлось достаточно активным
элементом аридной экосистемы и выполняло в ее пре
делах строго определеннуюэкологическую функцию.С его
устранением экосистема лишалась функционально значи
тельного компонента, что, естественно, не могло не ска-
147
заться отрицательно на ее общем состоянии, ибо, соглас
но экологической аксиоматике, разрушение любого из
звеньев природной системы неизбежно вызывает цепную
деформацию в направлении всех действующих взаимос
вязей.
.
Как подчеркивалось выше, оседание тогда охватило
главным образом Северо-Казахстанский регион. Между
тем значительная часть его территории традиционно ис
пользовалась в качестве сезонных пастбищ кочевниками
и полукочевниками Западного, Центрального и Южного
Казахстана. По мере исключения больших земельных
площадей севера республики из номадного хозяйствен
ного комплекса положение с кормовыми ресурсами рез
ко обострилось.
Согласно здравому смыслу, решение проблемы (или
хотя бы ее смягчение) могло видеться в интенсификации
скотоводческого хозяйства западных, южных и централь
ных районов Казахстана. B тех условиях под этим подра
зумевались некоторая оптимизация количественно-качест
венных характеристик совокупного стада и увеличение
кормового потенциалапосредством расширения культур
ных пастбищ. Данные меры, хотя и частично, но все же
могли компенсировать исключение из хозяйственного
оборота ряда северных пастбищных территорий. Однако
в сколько-нибудь широких масштабах этого сделано не
было: осуществитьтакие крупные акции государству было
просто не под силу
B результате нагрузка на пастбища резко возросла.
Скотоводческим хозяйствам уже некуда стало кочевать, а
потому они вынуждены были перебиваться со своим ста
дами на одних и тех же массивах во все сезоны - зимой и
весной, летом и осенью. Понятно, что в условиях нарас
тающего давления на пастбища они попросту не успева
ли восстанавливаться, а потому очень скоро началась пас
торальная дигрессия с динамично развивающимся опус
тыниванием.
Ho и на этом цепь экологических последствий не
прерывалась. B те годы в Казахстане стали складываться
предпосылки для нарастающего развития еще одного
148
весьма нежелательного фактора, проявлявшегося в ши-
рокоареальном разрушении растительного покрова зем
ли. B одних случаях это происходило из-за перевыпаса
или недовыпаса, в других - распашки степи. Власть до
самого последнего времени фактору этому не придавала
серьезного внимания. Междутем, как выясняется, он спо
собен вызвать крайне отрицательные климатические из
менения. Ученые считают, что по сравнению с почвой,
лишенной постоянной органическойзашиты, почва, име
ющая таковую, поглощает солнечную энергию в 7-17 раз
меньше, нагревается лишь до 18-23°, или в 3-4 раза сла
бее. A как известно, лучистая энергия солнца, дополни
тельно поглощенная открытой поверхностью почвы, пе
реходит в тепловую, является излишней и расходуется
исключительно на засуху (54). Отсюда ясно, что почвы с
обнаженной поверхностью служат источником усиления
засух, причем на огромных расстояниях.
Теоретико-методологические конструкции и концеп
туализированные версии, десятилетиями насаждавшиеся
в историографии, проецировали на феномен кочевничест
ва исключительно негативные ассоциации. Сегодня при
вычные схемы претерпевают кардинальное переосмыс
ление. Безусловно, процессы эти должны только привет
ствоваться. Однако, к сожалению, и здесь не обходится
без издержек. Как показывает историографический опыт,
подобные прецеденты нередко оборачиваются другой
крайностью, когда исследователь, увлекшись "реабили
тацией" некогда "поруганного" явления, перестает заме
чать даже его явно отрицательные стороны.
Меньше всего хотелось бы, чтобы изложенные выше
суждения были восприняты как аналог именно такой си
туации, т.е. в данном случае как стремление к идеализа
ции номадизма. Мы далеки от такой установки, ибо хо
рошо осознаем, что кочевой тип хозяйственно-культур
ной деятельности объективно представляет собой исто
рически тупиковую ветвь общественного развития. Нам
представлялось важным лишь подчеркнуть, что ветвь эта
- часть древа мировой цивилизации, призванная до опре
деленной поры выполнять отведенную ей функцию, и
149
преждевременное 'обрезание" которой может вызвать
медленное усыхание всего исполина.
Говоря другими словами, наша цель не простиралась
далее попыток показать, что в рассматриваемый период
пастбищное скотоводство оказывалось еще способным
демонстрировать приемлемые потенции в плане эконо
мической целесообразности. Обратная констатация тре
бует доказательстватого, что в реалиях имело место функ
ционирование в тех же аридных условиях альтернатив
ных систем с качественно иными принципами организа
ции животноводческого хозяйства и, что самое главное,
с более высокой степенью рентабельности и эффектив
ности производства. По-видимому, только в этом случае
будет справедливым говорить об утрате на тот момент
пастбищно-кочевым скотоводством экономической раци
ональности. Ho при такой коллизии номадный комплекс
просто не выдержал бы экономической конкуренции и
сошел на нет естественным путем. Однако в этом направ
лении не фиксировалось сколько-нибудь заметных тен
денций. И не только потому, что ни о какой конкуренции
в рамках внерыночной ориентации государства не могло
быть и речи, но и в силу того, что система, опираясь в
своих "вторжениях" в общественную и естественноисто-
рическую эволюцию на неадекватный задуманным про
ектам уровень развития производительных сил, попрос
ту не могла создать такие "конкурентоспособные" струк
туры.
Поэтому государство в своих попытках радикально
го преобразования номадной организации производства
вынуждено было (вопреки декларациям) ограничиться
лишь ее некоторой модернизацией (если, конечно, иметь
в виду не аспект социальной организации - здесь отмеча
лась полная смена формы и содержания (колхозы), а су
губо производственно-технологическую сторону). Вслед
ствие такой трансформации были созданы предпосылки
для воспроизводства процессов множественной марги
нализации. И это обстоятельство во многом предопреде
ляло социальный негатив явления.
150
Что касается еще одного аспекта, который мы пыта
лись проследить - моментаэкологическойрациональнос-
ти, то здесь тоже следуют совершенно однозначные вы
воды. Пастбищное скотоводство органично вписывалось
в ту экологическую нишу, которую другим системам хо
зяйства занять не удавалось, а потому можно утверждать,
что кочевническая структура хозяйствования как страте
гия достаточно эффективного природопользования в
аридных районах, не имела скольно-нибудь равной аль
тернативы.
Таким образом, имеется немало оснований полагать,
что политика оседания, осуществлявшаяся в русле кол
лективизации сельского хозяйства, была лишена объек
тивно обусловливающих предпосылок: естественнопри-
родных и материально-технологических. Тем не менее
было бы неверным отрицать какие бы то ни было воз
можности седентаризации. Возможности таких перспек
тив существовали. Рано или поздно противоречия, зало
женные в недрах кочевническо-скотоводческой структу
ры, должны были обнаружить тенденции к своему нарас
танию. Ho случиться это могло лишь по мере накопления
достаточных факторов для образования критической мас
сы условий, что, в свою очередь, было достижимо только
на определенном уровне развития производительных сил,
однако не на той доиндустриальной их стадии, которая
отличала общество в рассматриваемый период.
B своем историческом развитии кочевничество пос
тепенно исчерпывает свой экологический и технологи
ческий потенциал и просто отмирает, ибо данная форма
ведения хозяйства имманентно неспособна адаптировать
ся к условиям индустриального и урбанизированного об
щества, требованиям рыночной экономики и ценностям
высокоразвитой системы потребления (56). Следователь
но, "силовые" методы перевода на оседлость отнюдь не
являли собой единственно разумную альтернативу нома
дизма, поскольку его трансформация могла произойти
естественным путем без многочисленных жертв и после
дующих негативных последствий, многие из которых про
ецируются в нашу современность.
151
|