20
Деревни,
которые они брали, стояли будто мёртвые, не видать в них было никакого
движения. Только летели оттуда стаи противно воющих мин,
шелестящих снарядов и
тянулись нити трассирующих. Из живого видели они лишь танки, которые, контратакуя,
пёрли на них, урча моторами и поливая их пулемётным огнем, а
они метались на
заснеженном тогда поле... Хорошо, наши сорокапятки затявкали, отогнали фрицев.
Сашка хоть и думал про всё это, но глаз от поля не отрывал... Правда, немцы сейчас их
не тревожили, отделывались утренними и вечерними миномётными налётами, ну и снайперы
постреливали, а так вроде наступать не собираются. Да и чего им тут, в
этой болотной
низинке? До сих пор вода из земли выжимается. Пока дороги не пообсохли, вряд ли попрёт
немец, а к тому времени сменить их должны. Сколько можно на передке находиться?
Часа через два пришел сержант с проверкой, угостил Сашку табачком. Посидели,
покурили, побалакали о том о сём. Сержант всё о выпивке мечтает – разбаловался в
разведке,
там чаще подносили. А Сашкиной роте только после первого наступления богато досталось –
граммов по триста. Не стали вычитать потери, по списочному составу выдали. Перед
другими наступлениями тоже давали, но всего по сто – и не почувствуешь. Да не до водки
сейчас. С хлебцем плохо. Навару никакого. Полкотелка жидни пшёнки на двоих – и
будь
здоров. Распутица!
Когда сержант ушёл, недолго и до конца Сашкиной смены. Вскоре разбудил он
напарника, вывел его, сонного, на своё место, а сам в шалашик. На телогрейку шинелишку
натянул, укрылся с головой и заснул...
Спали они тут без просыпу, но Сашка почему-то дважды
ото сна уходил и один раз
даже поднялся напарника проверить – ненадёжный больно. Тот не спал, но носом клевал, и
Сашка потрепал его немножко, встряхнул, потому как старший он на посту, но вернулся в
шалаш какой-то неуспокоенный. С чего бы это? Подсасывало что-то. И был он даже рад,
когда пришёл конец его отдыху,
когда на пост заступил, – на самого себя надежи-то
больше…
Достарыңызбен бөлісу: