Термин Средние века появился в 15 веке среди итальянских гуманистов. Так они называли Эпоху, отделяющую от них времена классической древности (античности). Термин закрепился



бет9/10
Дата08.11.2016
өлшемі1,39 Mb.
#1307
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10


Это изменение соответствует росту в XIII в. сознания горожан, которые все решительнее начинают пользоваться литературой как средством борьбы против феодальной верхушки общества.

Направленность сатиры определяется характерами и ролью главных персо­нажей романа. Сословная принадлежность некоторых из них дана прямо: таковы, например, король Нобль, придворный проповедник осел Бодуэн, бара­банщик королевской армии петух Шантеклер и др. В других случаях расшиф­ровка не представляет больших трудностей: огромный, грузный и неподатливый медведь Брён — крупный феодал; злой и грубый, часто голодный, рыщущий в поисках добычи волк Изенгрим — рыцарь среднего или мелкого калибра; куры, зайцы, улитки — простой люд.

Наиболее сложна фигура самого Ренара, на протяжении романа далеко не единообразная. Первоначально Ренар, как типичный грабитель и насильник, без сомнения, рыцарь. Но к его облику присоединились черты, характерные для горожанина: деловитость, изворотливость, простота языка и манер, обна­женный практицизм поведения. Существенно при этом, что моральная оценка его личности раздваивается. Если в столкновениях Ренара с чистокровными феодалами — Ноблем, Изенгримом и т. п.— симпатии рассказчиков, несомнено, на его стороне, так-как здесь прославляется торжество ума над грубой силой, то этот же самый Ренар обличается как низкий хищник в тех случаях, когда он грабит и душит бедняков. Следует, однако, заметить, что эти последние, как и в фаблио, представлены отнюдь не всегда беспомощными жертвами. Они нередко сами проявляют энергию и сметливость, позволяющие им восторжество­вать над насильником. Петух, которого Ренар уносит в зубах, учит его крикнуть преследующим крестьянам: «Я утащил его наперекор вам!» Ренар раскрывает рот, чтобы крикнуть это, и петух спасается. Кот, найдя вместе с Ренаром на дороге колбасу, вскакивает с ней на придорожный крест и один уписывает на глазах Ренара приятную добычу. Даже крошечная улитка берет верх над Ренаром. Народная мудрость противопоставляется как феодально-рыцарскому нача­лу, так и морали горожан.



К середине XIII в. основная часть «Романа о Лисе» была закончена. Однако еще долго продолжали появляться во Франции все новые дополнения и вариации на эту тему, иногда представлявшие весьма оригинальную и свежую трак­товку сюжета. Такова поэма «Коронование Лиса», возникшая во Фландрии око­ло 1270 г. в связи с чрезвычайным развитием около этого времени монашеских орденов, стремившихся захватить руководство всей политической и обществен­ной жизнью Франции. Социальная характеристика Ренара радикально изменя­ется.

Ренар, по совету жены, решает сам достигнуть престола. Для этого он поступает во французский монастырь, где учит монахов «лисьей хитрости». Узнав, что Нобль заболел, Ренар является к нему в качестве исповедника и внушает ему мысль завещать престол не самому сильному, а самому хитрому: таков, мол, дух времени. Когда после смерти Нобля вскрывают его завещание, Ренар долго отказывается от царства, но все же под конец соглашается. Ренар правит искусно и мудро: богатым он покровительствует, а бедняков угнетает, соблюдая, однако, при этом умеренность, чтобы не слиш­ком возбудить против себя народ. Отказываясь от подарков, он в то же время велит жене принимать их с заднего крыльца. Слава о Ренаре доходит до Рима, и сам папа хочет поучиться у него искусству делать из барана священника, из бездельника — монаха, из негодяя — епископа.

Таким образом, на протяжении всего долгого развития эпопеи Ренар после­довательно принимает обличье представителей разных общественных сил, угнетавших народные массы.

, Французский «Роман о Лисе» полностью или частично стал известен почти во всех странах Европы и был переведен на нидерландский, итальянский, ан­глийский, немецкий и скандинавские языки. К его нижненемецкой версии восходит знаменитый «Рейнеке-Лис» Гёте.

46.


Другое, столь же крупное создание городской литературы во Франции -«Роман о Розе». Это очень сложное произведение. Первая часть романа, которую успел написать в 30-х годах XIII в. Ги л ь о м де Лоррис, выдержа­на в куртуазных тонах. Сорок лет спустя труд Гильома продолжил и закончил Жан деМен, но уже в диаметрально противоположном духе.

Гильом рассказывает историю любви возвышенной и нежной, хотя и не лишенной элемента
чувственности. Когда поэту было двадцать лет, ему приснилось однажды, что, гуляя по берегу реки,
, он внезапно попал в сад и увидел там необычайной красоты розу. В то время, как он любовался ею,
Амур пронзил ,его сердце стрелой, и юноша страстно влюбился в Розу, которую он мечтает сорвать.
Ему берется помочь в этом деле Привет, но против них выступают Отказ, Злоязычие, Стыд, Страх.
Их усилиями первая атака отбита. Тогда Привет призывает новых союзников — Великодушие и Со­
страдание. Но и Злоязычие пополняет ряды своей армии Завистью, Унынием, Ханжеством и
т. п. Происходит ряд стычек, в результате которых нападающие разбиты. Привет заключен в башню
под надзором злой старухи, и юноша приходит в полное отчаяние. Здесь рассказ Гильома де Лоррис
обрывается.


Как форма видения, в которую облечено повествование, так и аллегоризм образов почерпнуты из религиозной поэзии эпохи. В данном случае, однако, то и другое является лишь оправой для развернутой Гильомом теории утонченнойлюбви, причем главными источниками и образцами послужили ему Овидий, трактат Андрея Капеллана и романы Кретьена де Труа. Автор проявил изве­стную наблюдательность, способность к психологическому анализу, изящество мысли и языка. Но все же, хотя труд его получил в последующие два столетия высокую оценку, он был решительно превзойден второй частью романа, написанной Жаном де Меном, который проявил в ней выдающуюся образованность, а главное — смелость мысли,

В смысле фабулы и ее аллегорической оболочки Жан де Мен идет по стопам своего пред­шественника. Продолжая повествование с того места, на котором остановился Гильом де Лоррис, он рассказывает, что Разум безуспешно убеждает юношу отказаться от любви. Появляется Друг, даю­щий Юноше добрые советы. Не приводят к цели также наставления Природы. Наконец, в дело вме­шивается сам Амур: враги побеждены, Юноша срывает Розу и просыпается.

Во второй части романа (примерно 18 000 стихов) главную ценность представляют длинные вставные рассуждения, вложенные в уста Разума и При­роды и имеющие характер самостоятельных дидактических поэм. В целом они образуют своего рода энциклопедию свободомыслия, побудившую некоторых исследователей назвать Жана де Мена «Вольтером средневековья». Поэт сме­ется над доктриной утонченной любви, разоблачая истинные побуждения женщин, которые больше всего стремятся к выгоде. Надо им предоставить, говорит он, полную свободу, потому что, как с ними ни обращайся, они всегда найдут способ обмануть мужей. Вообще не следует слишком привязываться к одной женщине и быть с ней щедрым, ибо это противно природе, «создавшей каждого для каждой и каждую для каждого». Жан де Мен вздыхает о «золотом веке», когда не было ни власти одних людей над другими, ни собственности, ни брака и связанной с ним ревности, а царила свободная любовь. Все зло пошло от Язона, который добыл золотое руно; с тех пор у людей появилась страсть к обо­гащению и они установили королевскую власть, чтобы закрепить имущественное неравенство. Между тем все люди по природе равны между собой. Глупо, напри­мер, думать, что кометы своим появлением предвещают смерть королей, ибо, как заявляет Природа, короли ничем не отличаются от последних бедняков: «Я со­здаю их всех одинаковыми, как это видно при их рождении». Она прибавляет: «Нет подлых иначе, как по своим порокам, и благородство зависит от доброго сердца, без которого ничего не стоит родовое дворянство». Люди ученые благо­родней королей и князей, потому что о каждой вещи они способны судить пра­вильно и в состоянии различать добро и зло:

Природа и Разум для Жана де Мена — основные принципы всего сущего и высшие критерии человеческих суждений. Он призывает всех следовать приро­де. Пороки плохи потому, что сокращают жизнь человека, а жизнь — это первый закон природы. От имени Разума и Природы поэт разоблачает всевозможные суеверия, предлагая вместо этого научные объяснения всех явлений. Он смеется над верой в то, что бури вызываются нечистой силой, что некоторые женщины являются ведьмами, обладающими способностью носиться по воздуху. Он объ­ясняет ряд зрительных иллюзий, кажущихся чудесными, вполне естественными оптическими причинами.

Рисуя картину человеческого общества, Жан де Мен нападает на всякого рода глупость и насилие. Особенно сильную ненависть он питает к монахам так называемых «нищенствующих» орденов, изобличая их мракобесие выразитель­но введенной фигурой Лицемерия.

Жан де Мен не в состоянии освободиться от схоластических терминов и форм мышления, однако в эти рамки он вмещает чрезвычайно прогрессивные идеи, намного превосходящие общий уровень сознания его времени. В частно­сти, своим использованием античных авторов, у которых он берет не только отдельные сентенции, но и общие, принципиальные мысли, он является отда­ленным предшественником гуманистов. В натурфилософии Жан де Мен следует преимущественно Аристотелю, в моральной философии — Платону. Своим уче­нием о суверенитете природы он предвосхищает идеи Рабле.

В Англии дидактические аллегории средневековой поэзии становятся средством выражения насущных социальных стремлений и чаяний народных масс накануне крестьянского восстания 1381 г.



Одновременно как в крестьянской среде, так и среди горожан стали возни­кать религиозные ереси, начавшие борьбу против господства феодальной римско-католической церкви. Стало расти движение, наметившее широкую реформу католической церкви, первоначально получившее поддержку и королевской власти, и парламента, с завистью смотревших на богатства английской церкви, стремившихся освободить ее из-под опеки папского престолу и подчи­нить своей власти. Идеологом этих ранних реформационных течений явился оксфордский богослов Джон Уиклиф ( 1324—1387), сочинения которого вызвали оживленную полемику с ним католического лагеря и были осуждены в Риме. Провозгласив «священное писание» единственным источником веры, Уиклиф вместе со своими сотрудниками перевел библию с латинского языка на английский; этот перевод сыграл известную роль в формировании английской литературной прозаической речи.

Ученики Уиклифа, получившие прозвание «лоллардов», в течение последней четверти XIV в. продолжали вести энергичную, но безуспешную борьбу за де­мократическую реформу церкви и всего феодального общества.

Самый выдающийся памятник морально-дидактической поэзии в Англии, тесно связанный с общественным движением второй половины XIV в.,— «Виде­ние о Петре Пахаре». Это большая аллегорическая поэма на среднеанглийском языке в старых аллитерационных стихах. Она приписывается Вильяму Ленгленду.

Поэма дошла до нас в большом количестве рукописей, подтверждающих ее значительное распространение среди английских читателей накануне Великого крестьянского восстания 1381 г. Она существовала в нескольких редакциях, время возникновения которых относится приблизительно к 1362, 1377 и 1393 гг.; вероятно сам автор переделывал и дополнял свое произведение в различные этапы своей жизни.

Поэма состоит из одиннадцати видений, распадающихся на две части, из которых наиболее интересна первая — аллегори­ческое повествование о странствовании паломников к Правде, во второй помещены «Жития» своеобразных аллегорических фигур. «Видение» открывается «прологом». Автору снится, что вдали от городского шума, в сельской тиши он заснул на холмах, озаренных солнцем майского утра. Он видит обширное поле, заполненное людьми всех званий и состояний: тут пахари и отшель­ники, купцы, нищие и бродяги, менестрели и паломники, монахи, священники и епископы, рыцари и сам король. Это, конечно, аллегория. Башня, виднеющаяся вдали пейзажа,— башня Правды, темница в долине — обиталище Зла, поле — «полное людьми» — человечество. Но это не только аллегория, это в то же время — картина эпохи, нарисованная наблюдательным художником, кото­рый сумел обогатить свои образы конкретным жизненным содержанием. Центральными фигурами первого видения являются женщина в простых холщовых одеждах, долженствующая изображать «Святую церковь», и ее соперница, пышно и богато наряженная «леди Взятка». «Церковь» показы­вает автору отдельных представителей грешной человеческой толпы, охарактеризованных очень жизненными чертами, и разъясняет ему, что зло прочно утвердилось в мире во всех общественных , классах. Далее развертывается аллегорическая картина свадьбы Взятки с Обманом, дающая повод автору ещё более подробно характеризовать испорченность всех сословий. Во втором видении автору вновь снится родное поле, полное народа, расположившегося вокруг Разума и Совести. Разум про­износит покаянную проповедь, а Совесть держит его посох. Вслед за тем описана исповедь семи смертных грехов, в которой искусство Ленгленда проявляется особенно явственно. Каждый из гре­хов воплощен в очень типичной житейской фигуре: Чревоугодие, например, представлено в образе пьяницы-ремесленника, который, идя на исповедь, попал в кабак, откуда его с трудом извлекли жена с дочерью; не менее характерны Леность, «вся в грязи и со слипшимися веками», и особенно Гнев, «сопящий носом и кусающий губы», который изображен в виде монастырского повара. Вслед за исповедью грехов, составляющей как бы интермедию, веселую жанровую сценку, Разум обращается к покаявшимся с призывом «искать Правду». Но куда идти в ее поисках? Никто не знает к ней доро­ги. Спрашивают об этом паломника, побывавшего и в Риме, и в Палестине: «Знаешь ли ты святого, именуемого Правдой?» — «Нет,— отвечает тот,— никогда не встречал я паломника, который бы искал такого святого». В этот момент всеобщего разочарования все взоры обращаются на человека, молча стоящего в толпе. Это Петр, простой сельский пахарь. Он один знает Правду и ее местопребы­вание. В течение сорока зим работал он у этого доброго'хозяина, и тот заставил его выучить все ремесла, какие должен знать человек, ходящий за плугом, справедливо и с лихвой получал он от него свою плату, так как хозяин этот — самый добросовестный плательщик, каких только встречали бедняки. «И кто хочет знать, где живет этот святой,— заключает Петр,— тех поведу я прямо к его дому». В этом месте и сосредоточивается главная идея «Видения». Простой деревенский пахарь ставится выше всех людей как единственный человек, который может показать путь к Правде, о кото­рой никогда не слыхали ни паломники, ни монахи, никто из тех, кто не трудится в поте лица своего.

Поэма должна была производить сильное впечатление на крестьянскую массу накануне восстания 1381 г., слушавшую, как один из руководителей вос­стания, Джон Болл, наизусть читает отрывки из нее и заключает их популярным двустишием: «Когда Адам пахал и Ева пряла, кто был тогда господином?» Проникнутый чувством глубокой социальной справедливости,Ленгленд устами своего Петра Пахаря защищает идею всеобщего труда и объявляет простой физический труд земледельцев основой общественного благополучия и нрав­ственного исцеления всех классов общества. В этом заключались и главный интерес произведения, и его главная притягательная сила для современников крупных социальных потрясений в Англии второй половины XIV в. Образ Петра Пахаря сделался очень популярным, а его имя надолго осталось в Англии нари­цательным, собирательным именем крестьянина.

В конце XIV в. появилось много подражаний «Видению» Ленгленда, из которых наиболее известны «Верую» Петра Пахаря» и «Жалоба Петра Паха­ря»; оба они вышли из среды приверженцев Уиклифа, предъявляли требования религиозного обновления и связанных с ним социальных реформ.

В первом из подражаний рассказывается о том, как некий человек, желая вдуматься в смысл христианского «символа веры», напрасно старался среди монахов всех орденов найти человека, который оказал бы ему помощь; всякий требовал от него платы за наставление или ругал других. Печально бредя по дороге, странник увидел, наконец, простого человека, склонившегося над плугом. Это был Петр Пахарь, который, хотя и был неученым и неграмотным человеком, сумел, однако, разъяснить страннику правду жизни и правила христианского поведения.

Интерес этого произведения заключается не только в возвеличении и идеа­лизации образа крестьянина — в чем именно и можно усмотреть влияние поэмы Ленгленда,— но и в его описании, которое составляет одно из правдивых и са­мых красноречивых описаний английского крестьянина XIV столетия.

Оборванный, грязный, весь в лохмотьях, в башмаках, из которых выглядывают пальцы, шагает он по полю за своей хилой упряжкой, а рядом с длинным бодилом в руках плетется жена пахаря, завернувшаяся простой холстиной, чтобы защититься от непогоды.

48.


Вид народного театра, получивший распространение в большинстве западноевропейских стран в 14–16 вв. Легкие развлекательные сценки, разыгрываемые актерами-масками, действующими в рамках постоянных характеров, ведут свое начало из народных обрядов и игр. Такие представления жестоко преследовались церковью, и существовали практически на «подпольном» положении. Однако, с развитием и ростом популярности мистерий (14–16 вв.), в них все большее место начали занимать комедийно-бытовые элементы, интермедии, слабо связанные с основным религиозным действом. Собственно, именно тогда и возник термин «фарс» – главное патетическое и торжественное действие «начинялось» комедийными вставками. Так началось возрождение народного театра. Фарс постепенно складывался в отдельный жанр, причем не только в рамках профессионального, но и самодеятельного театра – объединений горожан, широко занятых в комедийных эпизодах мистерий и осуществлявших организационную работу по их проведению (во Франции – братства и шутовские общества, в Нидерландах – камеры риторов, в Германии – мейстерзингеры). Фарс стал истинно народным, демократическим жанром зрелищно-театрального искусства. Так, во Франции в 15–16 вв. получил широкое распространение фарсовый театр соти (франц. sotie, от sot – глупый), где все персонажи выступали в обличии «дураков», аллегорически изображающих общественные пороки. Не менее широко фарсовые сценки были распространены в массовых праздниках, особенно – карнавалах, предварявших начало Великого поста. Для фарса характерен грубоватый юмор, буффонада, импровизация, акцент не на индивидуальных, а типических чертах персонажей. Наибольшую известность получили французские фарсы: Лохань, цикл об адвокате Патлене и т.д. Эстетика средневековых фарсов оказала серьезное влияние на развитие европейского театра (в Италии – комедия дель арте; в Англии – интерлюдии; в Германии – фастнахтшпиль)

Настоящим героем фарса стал пройдоха-горожанин — сметливый, ловкий, остроумный победи­тель судей, купцов и всевозможных простофиль. О таком герое рассказывает целая серия фарсов середины XV в. об адвокате Патлене. Они повествуют о различных приключениях, связан­ных с именем популярного героя, и выводят галерею колоритных фигур — педанта судьи, глуповатого купца, корыстного монаха, прижимистого скорняка, недалекого на вид пастуха, который на самом деле обводит вокруг пальца самого ловкого Патлена. Эти фарсы ярко изображают быт и нравы средневекового го­рода и порой достигают высшей, возможной в то время степени психологически обоснованного комизма. (Примером может слу­жить знаменитая сцена между суконщиком Гильомом и адвока­том Патленом на суде.)

Герой этой серии был подлинным героем, а его плутни должны были вызывать сочувствие зрителей. Ведь его хитроумные проделки посрамляли сильных мира сего и утверждали преимущество ума, энергии, ловкости людей из народа. Но не это утверждение было прямой, осознанной задачей фарсового театра. Его силой было отрицание, острая насмешка над многими сторонами фео­дального общества . Позитивная же программа фарса была примитивна и вырождалась в утверждение узкого, мещанского идеала. В этом сказалась незрелость народных масс, испыты­вавших влияние буржуазной идеологии. Но все же фарс был детищем народа, театром прогрессивным и демократическим. В его текст проникала народная диалектальная речь. Он был динамичен, как была динамична базарная, ярмарочная толпа, окружающая подмостки, на которых выступали фарсеры. Внут­реннему подъему соответствовала и внешняя подвижность. Главным принципом актерского искусства для фарсеров была характерность, доведенная до пародийной карикатуры, и дина­мизм, выражающий жизнерадостность самих исполнителей.

ПАТЛЕН— герой французских фарсов «Адвокат Пьер Патлен» — образец ловкого плута, который виртуозно обводит вокруг пальца различных представителей городского сословия и священников — основных персонажей средневековых комических жанров городской литературы. П. неутомим на выдумки, он — блестящий актер, умеющий естественно прикинуться умирающим и способный удивить даже свою жену, пройдошливую Гильеметгу, без чьей помощи ему не удалось бы провести жадного суконщика и получить даром отрез отменного сукна. П. при этом вовсе не обременен муками совести и обманывает с упоением, не считая себя грешником даже тогда, когда действительно умирает: его «завещание» выдержано в свойственном фарсу комическом духе. «Аморальность» П. смягчается двумя обстоятельствами: во-первых, он беден (несмотря на то, что является адвокатом); во-вторых, его плутни направлены против таких же мошенников, так что способность П. их «облапошить» приподнимает его в глазах создателей и зрителей фарса. Недаром жена с восхищением говорит ему: «Хитрее вас нету хитреца». Однако «на всякого мудреца довольно простоты»: П. оказывается жертвой своей собственной выдумки. Пастух Тибо Поблей, с которым судится обманутый Патленом суконщик и которого П. научил прикинуться на суде дурачком и блеять в ответ на все вопросы, так «вошел в роль», что блеял в ответ на требования П. заплатить ему за выигранное дело. П. испытывает от этого досаду и одновременно восхищение тем, с каким мастерством провел его простой деревенский пастух. П. был одним из самых популярных героев средневекового французского театра и послужил прообразом плута во французской драматургии XVII»Шв., в частности в пьесах Ж.Б.Мольера.


49.

Популярным жанром религиозной драмы был миракль (13-14вв.), представляющий собой обработку легенд о деяниях девы Марии и святых. Эти легенды носили менее строгий характер, допуская примесь элементов романически-авантюрных, бытовых и т. п. Выросшие из них пьесы, которые почти с самого начала ставились и исполнялись горожанами — не в церкви, а на городской площади с довольно пышной бутафорией, живописны­ми костюмами и соответствующими приспособлениями,— очень рано стали отдаляться от своей культовой основы и проникаться светскими реалистически­ми элементами Чудесами в мираклях занимались особо. Появление черта, проваливание в ад, видение адской пасти, чудесное появление ангелов — все обставлялось с величайшей тщательностью.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет