Чтения Выпуск II материалы межрегиональной научно-просветительской конференции «Казаки и горцы Северного Кавказа в Первой мировой войне

Русское офицерство тоже терзали «внутренние сомнения и думы». Офицеры «беспокоились за свое будущее и старались как-то пристроиться на французскую службу». Большинство из них стремилось остаться в армии, а некоторые «не прочь были устроиться на гражданской работе». Но мало кто из них разделял солдатские убеждения, которые «сводились, главным образом, к тому, чтобы скорее кончать с чуждой народу войной и скорее отправиться домой, в Россию» [9.348].

Союзники не знали, как обуздать революционные настроения в русском корпусе и навести в нем порядок. Как отмечал Игнатьев, по солдатам корпуса иностранцы «судили… о падении дисциплины в русской армии, а неизбежные революционные эксцессы представили на долгие годы хороший материал для антисоветской пропаганды» [6.604].

После серьёзных потерь особые пехотные бригады были отведены на отдых в далекий от фронта военный лагерь Ла-Куртин близ Лиможа, а затем расформированы. В мае четыре поредевшие бригады слили в две дивизии (по одной на Францию и Македонию).

Первая особая дивизия, под командованием генерал-майора Н. А. Лохвицкого, была размещена в лагере Ла-Куртин. Однако, в дивизии произошел раскол на два враждебных лагеря. Одни были готовы продолжать служить и подчиняться приказам Временного правительства («курновцы», по названию военного лагеря «Курно»), другие требовали немедленной отправки на родину («куртинцы»).

В качестве представителя Временного правительства в Ла-Куртин был направлен генерал-майор М.И. Занкевич. В осложняющейся обстановке комдив генерал Занкевич принял решение отделить группу лояльных властям подразделений от «бунтарей» и перебросить её в район Бордо. Из числа добровольцев артиллерийской бригады генерал-майора И.Т.Беляева, а также лояльной части 1-й дивизии был сформирован ударный отряд, получивший название «батальон смерти».

В Ла-Куртине же остались преимущественно военнослужащие из бывшей 1-й бригады, требовавшие возвращения домой и отказывавшиеся повиноваться приказам российских и французских властей. В этой связи генерал-майор М.И. Занкевич издал приказ о добровольной сдаче властям и объявил ультиматум, срок которого истёк к утру 16 сентября. В 10 часов утра артиллерия открыла по лагерю огонь. За пять дней противостояний по лагерю было произведено более 500 артиллерийских выстрелов. Мятеж был подавлен силами русских частей (Куртин держался 5 суток) при участии французской жандармерии. Более 8000 человек сдались (по официальным данным, число захваченных солдат 1-й бригады и отдельных отрядов 3-й бригады в Куртине составило 8515 человек). Различные источники называют число погибших более 200 и 400 раненных.

После выхода Российской империи (по причине революции и переворота) из «Великой войны», русские, в глазах французской общественности, из союзников превратились в предателей и изменников. По распоряжению французского правительства были расформированы полки особых пехотных бригад и из них были составлены военно-рабочие роты для работ в тылу, в качестве «дармовой рабочей силы» (около 11 тыс. человек). Отказавшиеся от этого были отправлены в Африку на каторжные работы, а «зачинщики посажены во французскую военную крепость» [6.653]. Последних французы заточили в темные и сырые казематы острова Экс («Иль д'Экс», расположенный в проливе Антиош Бискайского залива, туда ссылали дезертиров французской армии). Здесь, а также в закрытых баржах, поставленных на якорь у самого берега, под усиленной охраной, держали голодных и изнуренных «куртинцев» [9.330, 334].

В этот драматический момент генерал Лохвицкий обратился к оставшимся верными присяге и долгу офицерам и солдатам с призывом сформировать боеспособную войсковую единицу для эффективного противостояния германским войскам на Западном фронте [3]. В январе 1918 г. были созданы русские военные базы в Лавале (Франция) и Салониках (Балканский фронт). В апреле 1918 г. из волонтёров особых полков, согласившихся воевать за Францию дальше, было сформировано подразделение Русский Легион (Légion russe) из 4-х батальонов, вошедшее в состав «Марокканской ударной дивизии» (лучшей во Франции) французского Иностранного легиона. Его командующим стал начальник штаба полковник французской службы генерал Лохвицкий, а одним из основателей штабс-капитан В. Васильев.

Французы переводили в легион русских добровольцев Французского иностранного легиона и солдат из рабочих рот. Численность легиона составляла около 2 тыс. человек. Уже весной 1918 г. Русский Легион сражался под Парижем и отличился в тяжелых боях под Амьеном. А в мае принял участие в ликвидации прорыва противника под Суассоном. В критический момент боя под Суассоном, когда казалось, что уже все потеряно, в контратаку был брошен последний резерв – Русский Легион. Это сражение стоил жизни 85% личного состава и почти всех офицеров Легиона. Тогда говорили, что русские спасли столицу Франции. После сражения французская пресса впервые употребила название «Русский Легион Чести».

В дальнейшем Русский Легион принял участие в прорыве укрепленной линии Гинденбурга, прошел Лотарингию, Эльзас, Саар и вошел в Германию. Ему было поручено оккупировать немецкий город Вормс, а бело-сине-красный флаг стал развеваться на Рейне. За жертвенность, смелость и отвагу Русский Легион был представлен к награде французским главнокомандующим и получил на знамя «Военный Крест» и «Фуражер». За проявленные мужество и отвагу многие русские офицеры были награждены французскими орденами. Так, генерал Лохвицкий и капитан Лупанов стали кавалерами Ордена Почетного Легиона. За блестящие победы подразделение стало именоваться Легионом чести, а его личный состав – почетными легионерами.

В начале 1919 г. большую часть солдат легиона отправили в расположении Вооруженных сил Юга России (ВСЮР). Оставшиеся в живых легионеры составили основу 1-го Кавказского стрелкового полка и участвовали во взятии Царицына, наступлении на Саратов. Многие представители легиона, сражавшиеся в Белой Армии, впоследствии вернулись во Францию уже эмигрантами. Также в 1918 году часть русских офицеров и солдат экспедиционного корпуса польского происхождения сражалась с немцами и большевиками в составе польской «Голубой армии».

В 1920 г. в Бизерту (Тунис) пришла Русская эскадра (Черноморский флот). Некоторые из прибывших на кораблях военнослужащих продолжили службу во Французском иностранном легионе, участвовали в Рифской войне и Сирийской компании 1925 – 1926 гг. [12].

Иная судьба ожидала тех военнослужащих, кто стремился в Россию, к своим семьям. Требование русских солдат об отправки их в Россию было отклонено французским командованием. Вместо этого после подавления мятежа в Ла-Куртине и разоружения часть мятежников (около 2 тыс. чел.) с декабря 1917 по январь 1918 гг. отправили на принудительные каторжные работы в лагеря Северной Африки, сначала в Тунис, а затем в Алжир (всего около 4900 чел.). В Африку отправляли также солдат и офицеров с Салоникского фронта. Например, капитан Ряхов, командовавший впоследствии ротой в Легионе, побывал в африканском концлагере за то, что поддерживал солдат на Салоникском фронте. Изнуренных голодом, ослабленных болезнями, морально подавленных русских солдат из «глубоких и сырых, темных и грязных трюмов французских военных … отправляли в места каторжных работ» [8.267 – 268]. Первую группу «куртинских солдат» (1700 человек) из Алжирского порта отправили в город Медеа и разместили в казармах «концентрационного лагеря, обнесенного тремя рядами проволочных заграждений». За общение с местным населением, проявлявшим интерес к русским и их рассказам о революции в России, французские власти, в качестве наказания, заставили русских солдат совершить 412-километровый пеший переход от города Медеа до города Лагауат. Изнурительный переход надорвал и физические и моральные силы военнослужащих, чем воспользовались французские вербовщики иностранного легиона.

С «африканцами» обращались, как с обычными арестантами, установили для них строгий тюремный режим, «полуголодный паек, полную изоляцию от остального лагеря» [9.359, 390]. Из казарм и бараков, предназначенных для размещения русских солдат, было вынесено все, вплоть до коек, матрацев, столов и скамеек, чтобы никто не мог соорудить себе хотя бы примитивной койки. Суточное довольствие заключенных состояло из четверти литра черного кофе, небольшой кружки бульона и 250 граммов хлеба. Провинившихся отправляли в «дисциплинарные батальоны», которые именовали «голодающим батальоном» или «батальоном смерти», где люди обрекались на медленную смерть. Например, под палящим солнцем пустыни они были вынуждены прокладывать железные дороги [6.674]. В лагере Афровиль русских солдат заставляли ходить два раза в день по 18 километров в горы рубить лес и переносить его на себе в лагерь. Из-за суровых условий жаркого пустынного климата, протестных голодовок (в том числе и сухих - без воды; например, в лагере Суракассе русские солдаты перенесли более 20 голодовок), свирепствовавших болезней, многие русские «чудо-богатыри» и «герои Вердена», там сложили свои головы. В 1919 г. оставшиеся в живых были репатриированы в Одессу.

В тоже время Россия, по дипломатическим каналам и через Красный крест, продолжала требовать от Франции возвращения русских солдат. Наконец за ними прибыл пароход. Пускали туда строго по спискам, отсеивая активистов, солдатских депутатов. В Севастополе, куда прибыло судно, «белые» намеривались использовать их в борьбе против «красных». Однако, солдаты, долгое время оторванные от России, отказались сражаться, тем более что в любом случае им пришлось бы убивать своих – русских. От расстрела деникинцами, солдат спасли местные женщины с малыми детьми на руках, которые выстраивались перед ружьями расстрельной команды. Впоследствии, спасенные разбегались кто куда.

1. 
   Андрей Корляков, Жерар Горохов. Альбом Русский Экспедиционный Корпус во Франции и в Салониках, 1916 – 1918. Париж, 2003.
   
2. 
   Бескровный Л.Т. Армия и флот России в начале ХХ века. Очерки военно-экономического потенциала. М., 1986.
   
3. 
   Великое безмолвие. Старые фотографии, [электронный ресурс], режим доступа: // http://www.voskres.
   

4. 
   Григоров А.И., Григоров А.А., Махалин А.В., Юшков В.Л. Рязанская Книга Памяти Великой войны 1914-1918 годов. Том I. [электронный ресурс], режим доступа: // http://library.ryazan.su/Grigorov/RMBGW_v.I_001-006_Predislovie.pdf
   
5. 
   Данилов Ю.Н. Русские отряды на французском и македонском фронтах. 1916—1918. Париж, 1933, [электронный ресурс], режим доступа: //https://archive.org/details/
   

6. 
   Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. М., 1986.
   
7. 
   История в фотографиях. Из жизни Экспедиционного корпуса Российской армии, [электронный ресурс], режим доступа: //http://foto-history.livejournal.com/ 2291437. html
   
8. 
   Лисовенко Д.У. Их хотели лишить Родины. М., 1960.
   
9. 
   Малиновский Р.Я. Солдаты России. М., 1969.
   
10. 
    Русский Экспедиционный Корпус во Франции. Апрель-Сентябрь 1916 года, [электронный ресурс], режим доступа: //http://humus.livejournal.com/2222404.html
    
11. 
    Соколов Б.В. 100 великих войн. М., 2001.
    
12. 
    Чернецов В.М. Белогвардейцы на службе во Французском иностранном легионе. Русские легионеры в Рифской и Сирийской кампании 1925–1926 гг., [электронный ресурс], режим доступа: // http://chernecov-vm. livejournal.com/5908.html
    

К таким источникам, в частности, относятся журналы военных действий различных частей и соединений российской императорской армии. В «Военной энциклопедии» издательства И.Д. Сытина, вышедшей незадолго до начала Первой мировой войны, содержится следующее определение журнала военных действий: «…Перечень в последовательном порядке всех военных событий, относящихся до данных войсковых частей, военных учреждений или управлений». Ведение журнала начиналось с первого дня мобилизации и велось до окончания боевых действий; в него вносились подробные сведения о мобилизации, передвижении в места дислокации, разведывательные данные о противнике, основные моменты боя, с указанием его продолжительности, состава части, расхода боеприпасов и т.д. Все отданные приказы и полученные донесения заносились в этот документ в виде приложений. Вел журнал военных действий командир части или под его непосредственным руководством, полковой адъютант или специально назначенный офицер.

В Государственном архиве Краснодарского края имеются на хранении журналы военных действий ряда частей Кубанского казачьего войска, принимавших участие в Первой мировой войне. Копии этих журналов передавались в Войсковой штаб ККВ. Сохранилась ведомость копиям журналов о ходе военных действий, получаемых из строевых частей Кубанского казачьего войска и переданных Войсковому архивариусу войсковому старшине И.И. Кияшко [ГАКК. Ф. 670. Оп.1. Д. 41. Л. 28]. Некоторые из них сохранились в фонде самого Войскового штаба (Ф. 396), а также в Ф. 670 «Коллекции документов по истории Кубанского казачьего войска». В основном это журналы военных действий льготных частей: 2-го Уманского, 2-го Запорожского, 2-го Таманского, 2-го Линейного, 2-го Полтавского, 3-го Лабинского, 3-го Линейного, 3-го Кубанского полков, 16-го и 19-го Кубанских пластунских батальонов. Из первоочередных частей Кубанского казачьего войска представлен только журнал 4-го пластунского батальона. Имеется также журнал военных действий 1-й Кубанской казачьей дивизии за июль 1914 – февраль 1915гг. Сохранность журналов различна. Хронологически они охватывают период 1914 – 1916 гг.; только журнал военных действий 2-го Запорожского полка доходит до 28 февраля 1917 года [ГАКК. Ф. 670. Оп. 1. Д. 43. Л. 189].

Журналы военных действий 2-го Черноморского полка за 1916 год и 3-й сотни 13-го Кубанского пластунского батальона за 1914 – 1915 годы отложились также непосредственно в фондах штаба этого полка и батальона [ГАКК. Ф. 446. Оп.1. Д. 14; Ф. 445. Оп. 1. Д. 10, Д. 75].

Большинство хранящихся в ГАКК журналов военных действий, как и полагалось, начинаются с первого дня мобилизации, т.е. с 18 июля 1914 года. Из записей первых дней войны можно составить представление о сложностях мобилизации. Так, в журнале 3-го Лабинского полка отмечался настолько «громадный некомплект» офицерского состава для формирования полка, что офицерские должности и даже должности сотенных командиров замещались вахмистрами и урядниками. Это обстоятельство серьезно затруднило погрузку полка в эшелоны и дальнейшее следование его в Кутаис, куда полк был назначен для несения службы в тылу [ГАКК. Ф. 670. Оп.1. Д. 40. Л. 19 – 20]. О замещении офицерских должностей вахмистрами в период мобилизации содержатся сведения и в журнале 2-го Уманского полка [ГАКК. Ф. 670. Оп. 1. Д.42. Л. 1об.].

В свою очередь, первоочередной 4-й пластунский батальон, находившийся на начало войны в Баку «для содействия гражданским властям», откомандировал в распоряжение войскового начальства ККВ 9 обер-офицеров на сформирование батальонов 2-й и 3-й очереди [ГАКК. Ф. 670. Оп.1. Д.46. Л. 13]. В частности, о прибытии на формирование батальона офицера из 4-го батальона упоминается в журнале военных действий 16-го пластунского батальона [ГАКК. Ф.670. Оп. 1. Д.40. Л. 171об.].

Большинство журналов написано скупым, «официальным» языком. На этом фоне резко выделяется журнал военных действий 2-го Полтавского полка. Начинается он почти как былинное сказание: «…Встревожил трезвон мирную жизнь казаков, замелькали по станице красные флаги и фонари. Каждый казак бросил свое дело и спешит в станичное правление. В станичном правлении объявили, что Австро-Венгрия и Германия объявили России войну… Собрался казак с своим обмундированием, зачистил коня, осмотрел вьюк, седло и оружие – сложил все на гарбу, привязал сзади на коня и поехал в Славянскую. К 4 часам вечера стали подъезжать к Славянской целые обозы с казацкими вещами. Съезжаются все на место лагерей и образовалась целая ярмарка…» [Ф.396. Оп. 1. Д. 10848. Л. 1].

Кубанские казаки воевали как на европейском театре войны, так и на Кавказе. Сохранившиеся журналы позволяют представить картину военных действий на Кавказском фронте. Например, зимой 1914 – 1915 гг. казаки 4-го пластунского батальона приняли участие в знаменитой Сарыкамышской оборонительной операции. В составе 1-й Кубанской пластунской бригады им пришлось совершить многокилометровый марш-бросок по заснеженным горным дорогам. 22 декабря 1914 г. во время контрнаступления русской армии пластуны вместе с солдатами 154-го Дербентского пехотного полка наткнулись на штаб IX турецкого корпуса. Из журнала военных действий батальона следует, что совместно с дербентцами пластуны окружили турок. Противник «выкинул белый флаг и сдался. Было захвачено в плен: командир корпуса, с начальником штаба и всем штабом, около 7000 аскеров, вьючный обоз и много другой военной добычи. Кроме того, при наступлении баталионом захвачено 4 горных орудия, и 4 пулемета и масса патронных лент к ним» [Ф. 670. Оп.1. Д. 46. Л.23 – 23об.].

В каких тяжелых условиях приходилось воевать, свидетельствует журнал военных действий 13-го пластунского батальона, воевавшего под Ардаганом. С конца ноября 1914 года батальон «… вел борьбу не только с противником, но и с сильными морозами, доходящими до 35 градусов и снежными вьюгами. Борьба с природой была гораздо труднее, чем с противником, т.к. людям приходилось взбираться по отвесным скалам на вершины гор по глубокому снегу, находясь под открытым небом сутками без пищи» [ГАКК. Ф.670. Оп.1. Д.40. Л. 158]. Интересно, что в журнале военных действий этого батальона содержится неожиданная для такого рода документов запись песни «Бои под Ардаганом», посвященная кубанским пластунам:
… Эх! вы турки, оборванцы

И зачем вам наступать?

Ведь покажут вам Кубанцы,

Вам придется удирать!
Государь наш Царь Великий

Сказал слово: «Пластуны!

Не дадим врагу России,

Перебьем его полки»
[ГАКК.Ф.670.Оп.1.Д.40.Л.162].
Очень подробное описание боевой жизни 3-го Лабинского полка дает его журнал военных действий. Вел журнал сам командир полка полковник Щелоков. Полк был назначен в армейский резерв, но казакам постоянно приходилось, нести как полицейско-разведывательную службу, так и участвовать в боевых действиях. Так, в Турецкой Армении они несли службу по охране мирных курдов-езидов от нападений враждебных России курдских племен [ГАКК. Ф. 670. Оп. 1. Д. 40. Л. 19 – 45].

Журналы военных действий содержат также сведения о штатном составе частей, в какие воинские соединения они входили, в них содержатся списки награжденных, раненых, убитых и умерших от ран, взятых в плен (с указанием из какой станицы или хутора, где и когда убит или умер от ран, когда и где взят в плен), статистические сведения о взятых трофеях и пленных и т.д.

В целом эти документы позволяют составить более целостное представление о военных действиях не только в масштабах фронтов и крупных соединений, но и на уровне отдельных частей. Для написания истории этих частей они являются ценнейшим источником.
Примечание
* Статья впервые опубликована в сборнике: Первая мировая война: Великая и неизвестная. Материалы международной научно-просветительской конференции, 23-24 мая 2014 г.: метод. пособие / отв. ред. В.П. Громов Краснодар, 2014. – С.257-261.

Р.В. Засухин
ФОРМИРОВАНИЕ

«ПСИХОЛОГИИ ВОЙНЫ»

В ПЕРИОД ПЕРВОЙ МИРОВОЙ

КАК ОДНА ИЗ ПРИЧИН

ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В РОССИИ
Почти во всех странах-участницах Первая Мировая война обернулась резким усилением революционного движения, а в странах с утраченным авторитетом власти и с наиболее сильными противоречиями внутри общества (Россия, Германия, Австро-Венгрия) – привела к революциям. В России пламя Первой Мировой переросло в пожар не менее страшной Гражданской войны.

В ходе боевых действий к осени 1917 г. вооруженные силы России потеряли свыше 60% личного состава, т.е. больше, чем побежденные через год Германия и Австро-Венгрия, был выбит практически весь кадровый состав и военнообязанные 1 и 2 очереди, составлявшие основную ударную силу Русской армии [1.474–484]. К началу 1918 г. армия фактически потеряла свою боеспособность и перестала быть армией в полном смысле этого слова.

Большую роль в деле развала Русской армии сыграл печально известный Приказ №1, изданный Петроградским советом 1 (14) марта 1917 г., т.е. ещё до отречения Николая II. После обнародования документа развал армии было уже не остановить. Было покончено с элементарной дисциплиной, строгой иерархией и беспрекословным подчинением приказам, т.е. тем, без чего армия не может существовать. Кроме того, одним из последствий Приказа стало то, что между солдатами и офицерами разверзлась пропасть, основанная на взаимной вражде и ненависти.

Ситуацию усугубил Брест-Литовский мирный договор, подписанный большевиками 3 марта 1918 г. и ознаменовавший поражение и выход России из Первой мировой войны на унизительных для страны условиях.

Важным аспектом в процессе эскалации насилия в российском обществе стал тот факт, что война милитаризировала сознание населения.

Около 20 млн. мужчин (свыше 10,8 % населения России) прошли через кровавые бои, грязные окопы и солдатские казармы Первой мировой войны. В целом около половины жителей Российской империи в той или иной степени стали жертвами войны. Впоследствии, в разразившейся Гражданской войне примерно треть красноармейцев принимала участие в Первой Мировой. Основой Добровольческой армии были также участники Великой войны» [2.122].

Замечательный русский социолог и культуролог Питирим Сорокин писал о духовных последствиях войны: «Война – это аппарат... прививающий и укрепляющий переживания и рефлексы злобы, ненависти, разрушения, неуважения к жизни, свободе, правам и достоянию личности» [3.137]. У людей всё глубже закладывалась мысль, что все проблемы можно решить путём насилия, используя в качестве наиболее весомых аргументов язык штыка и пули.

Е.С. Сенявская, говоря об особенностях Первой Мировой, отмечает, что война «загнала в окопы слишком много мужчин – добрую половину во всех цивилизованных странах. И цивилизация стала расползаться, как старая кожа змеи, и вылезла жестокость. Жестокость вошла в искусство, даже в религию… Жестокость надула паруса идеологий классовой и расовой борьбы…» [4.46].

Перемена в сознании воюющего человека нашла своё отражение и в художественной литературе. В трилогии А.Н. Толстого «Хождение по мукам» Аркадий Жадов, переживший ужасы Первой Мировой рассуждает: «Миллиард людей находится в состоянии военного действия, пятьдесят миллионов мужчин дерутся на фронтах. Они организованы и вооружены. Пока они представляют собою два враждебных коллектива. Но им ничто не мешает в один прекрасный день прекратить стрельбу и соединиться. …Война должна кончиться бунтом, революцией, мировым пожаром. Штыки обратятся внутрь страны» [5.198].

Перерастание войны межгосударственной в гражданскую ощущалось всем российским обществом. Писатель М.М. Пришвин записал в дневнике 21 мая 1917 года: «По городам и селам успех имеет только проповедь захвата внутри страны и вместе с тем отказ от захвата чужих земель. Первое дает народу землю, второе дает мир и возвращение работников. Все это очень понятно: в начале войны народ представлял себе врага-немца вне государства. После ряда поражений он почувствовал, что враг народа – внутренний немец. И первый из них, царь, был свергнут. За царем свергли старых правителей, а теперь свергают всех собственников земли. Но земля неразрывно связана с капиталом. Свергают капиталистов – внутренних немцев» [Кара-Мурза С.Г. Гражданская война 1918-1921 гг. – урок для XXI века. URL: http://www.kara-murza.ru/books/war/civil_war_content.htm].

Последствия Первой Мировой войны были таковы, что нормальные человеческие отношения, основанные на морально-нравственных и культурно-правовых нормах под воздействием распространившейся на всё общество «окопно-фронтовой» психологии сменились культом насилия и принуждения. Универсальным средством решения всех вопросов стал «язык штыка и пули».

Как отмечает историк О.М. Морозова: «Проникновение военных знаний в толщу народных масс не могло не повлиять на устойчивость всей традиционной социальной структуры, <…> за годы войны сложился слой людей, «новых» военных, который стал связывать с армией и, соответственно, с войной своё будущее» [2.123 – 124].

Начавшаяся война между соотечественниками ещё более усугубила атмосферу вражды и ненависти, царившую в стране. Особой жестокостью и непримиримостью отличалась война на Юге России, в частности, в Северокавказском регионе.

Атаман Всевеликого Войска Донского, писатель и публицист П.Н. Краснов в своём военно-психологическом исследовании «Душа армии» приводит воспоминания белогвардейского поручика: «Я три года провел на той, большой войне и чувствовал себя все-таки человеком. По крайней мере, ни разу не забыл, что я человек. А тут забыл... Иногда колешь штыком, на минуту остановишься и задумаешься: человек я или зверюга? Образ человеческий теряем... Не судите нас... На большой войне мы штыковые схватки наперечет помним. Одна, две, три и достаточно... Годы о них рассказывать. Только и помним их, а остальное на той войне было такое серое, обыкновенное: сидим и постреливаем; убиваем или нет, — не знаем, не видим. А знаете, что здесь происходит? Здесь ад. Здесь то, от чего можно умереть, увидевши раз. …Разве можно уцелеть в этой войне?..» [Краснов П.Н. Душа армии. URL: http://www.voskr es.ru /army/library/armysoul.htm].

Чем сильнее раскручивался маховик братоубийственной войны, тем актуальнее становился этот вопрос для людей, оказавшихся между жерновами разбушевавшейся стихии. Одной из важных причин зарождения этой стихии была Первая мировая война, которая не только создала предпосылки для революции, но и выплеснула в массы психологию бойца, человека смотревшего в лицо смерти, готового убивать и самому быть убитым.