29.
− Ты, Толгон, выплачь сразу все, что на душе, тут никого нет, но
отныне при людях не показывай слез. Ты теперь остаешься не только хозяйкой
дома, не только головой над Алиман и Джайнаком − тебе придется и
бригадиром остаться вместо меня. Больше некому. Я еще пуще залилась
слезами: − На кой черт мне твое бригадирство? Как ты можешь говорить об
этом в такой час? Не нужно мне ничего. Слышать даже не хочу! Но вечером
меня вызвали в контору правления колхоза. Здесь был наш новый председатель
— раненый фронтовик Усенбай, Суванкул и еще несколько стариков, аильных
аксакалов. Усенбай сразу сказал мне: − Что ни говори, тетушка Толгонай, а
придется по-мужски, крепко подпоясаться и сесть на бригадирского коня.
Землю, и воду, и народ нашего аила никто лучше вас не знает. Мы вам верим,
верим еще и потому, что вам верит наш лучший бригадир, которого мы
193
теперь, стиснув зубы, провожаем на фронт. Ничего не поделаешь. С
завтрашнего дня беритесь за работу, тетушка Толгонай. Аксакалы тоже
стали советовать. В общем уговорили меня, согласилась я быть бригадиром.
Да и как было не согласиться? Разве я не понимала, какое время мы
переживали? Правильно я поступила, хотя бы даже потому, что это была
последняя воля моего Суванкула. В ту ночь он до утра не спал, все наказы мне
давал. Начинай готовиться к весне, тягло поставь на отдых, ремонтируй
плуги, бороны, брички… Присмотри за многодетными семьями, за
стариками… То делай так, это эдак… Эх, беспокойный человек мой, милый
муж мой, друг сердечный...(МП 315-316)
Достарыңызбен бөлісу: |