О, милые звуки!
Не будучи вполне в состоянии понять важность происшедшего, но уже
отравленный радостью от знакомства с новым миром звуков, он написал
письмо изготовителю
слуховых аппаратов, в котором с энтузиазмом
рассказал о своем опыте. Что-то в этом письме побудило компанию
пригласить молодого человека в Нью-Йорк. Когда он осматривал фабрику и
говорил с главным инженером, нечто – проблеск, вдохновение или идея
(называйте, как хотите) – вспыхнуло в его сознании. Во
всяком случае,
именно эта вспыхнувшая мысль преобразовала его недостаток в достояние
и стала приносить дивиденды – как в деньгах, так и в радости тысяч
несчастных.
Ему пришло в голову, что миллионам глухих, живущих без слуховых
аппаратов, поможет рассказанная в той
или иной форме история его
собственного изменившегося мира.
В течение месяца он проводил интенсивное исследование, анализируя
систему продажи слуховых аппаратов и обдумывая способы связи с
глухими во всем мире, с которыми он хотел поделиться своим новым
мироощущением. Затем он составил двухлетний план. Когда он ознакомил
с планом компанию, его немедленно приняли в штат для осуществления
задуманного.
Мечтал ли он,
приступая к этой работе, что его судьба принесет
надежду и облегчение тысячам глухих, обреченных без его участия на
пожизненную глухоту?
Я ни на минуту не сомневался, что если бы его мать и я не смогли так
сформировать сознание мальчика, как мы это сделали,
Блэйер остался бы
глухонемым до конца дней.
Когда я всем сердцем и всей волей вживлял в него страсть слышать,
говорить и жить, как живут все люди, не пошел ли от меня к природе некий
импульс, заставивший ее построить мост через море тишины, разделявшее
его мозг и внешний мир?
В самом деле, только сама страсть знает причудливые пути,
преобразующие ее в физический эквивалент. Блэйер хотел слышать, и он
слышит. Он родился с недостатком, который легко мог бы привести менее
целеустремленного человека на улицу – продавать карандаши.
Ложь во спасение, внушенная мной (что
его недостаток станет
великим достоянием), оказалась правдой. Воистину нет ничего, чего не