Моя борьба

росла против нас ярость. Было ясно, что как только мы попробуем устроить
большое массовое собрание, наши «друзья» из красного лагеря явятся в большом
количестве, чтобы попробовать устроить скандал.
Конечно я лично хорошо понимал, что такая попытка срыва нашего собрания
вполне возможна, но я держался того мнения, что борьбы этой все равно не
избежать и что мы столкнемся с красными, если не сейчас, то через несколько
месяцев. Я хорошо знал психологию красных и поэтому не сомневался, что, оказав
им самое крайнее сопротивление, мы не только произведем на них известное
впечатление, но и некоторых из них завоюем на свою сторону. Вот почему нужно
было запастись решимостью идти во что бы то ни стало до конца.
Наш тогдашний первый председатель партии, г. Харер, не разделял моего
мнения и не считал момент подходящим; как честный, прямой человек он сложил
свои полномочия и отошел в сторону. На его место выбран был г. Антон Дрекслер.
Я лично оставил за собою отдел пропаганды и повел ее без всякой оглядки. 
На 24
февраля 1920 г. мы назначили первое большое народное собрание, имевшее задачей
вынести в массу идеи нашего тогда еще неизвестного движения.
Всю подготовку я повел лично; она была совсем коротка. Весь аппарат наш
вообще был налажен так, чтобы иметь возможность проводить принятые решения с
молниеносной быстротой. Мы поставили себе задачей собирать в течение 24 часов
большие собрания, раз только возникает какой-либо крупных злободневный вопрос.
О собраниях мы решили извещать публику через плакаты и прокламации, которые
должны были составляться в духе, изложенном мною в соответствующей главе о
пропаганде. Наша задача была писать так, чтобы написанное было понятно
широким массам — концентрироваться на немногих пунктах, много раз повторять
одно и то же, говорить коротко, ясно, уверенно, проявлять настойчивость в
распространении наших листков и плакатов и иметь достаточно выдержки и
терпения, чтобы выждать, когда придут результаты.
Мы сознательно выбрали красный цвет для наших плакатов и листков. Этот цвет
больше всего подзадоривает. Кроме того выбор нами красного цвета больше всего
должен был дразнить и возмущать противников, и уже одно это должно было
помешать им забывать о нас. В скором времени и в Баварии обнаружилась тесная
связь между марксизмом и партией центра. Правящая здесь «баварская народная
партия» также стала проявлять величайшую заботу о том, чтобы ослабить влияние
наших красных плакатов на рабочих, идущих за красными. Впоследствии власти
стали прямо запрещать эти плакаты. Если полиция не могла придумать никаких
других мотивов, она начинала утверждать, будто наши плакаты «мешают уличному
движению». В конце концов находились поводы, чтобы запретить наши плакаты и
тем самым услужить своим друзьям красным. Так называемая, немецкая
национальная народная партия тоже помогала нашим врагам в этом благородном
деле. Как же! Могли ли они примириться с тем, что мы ставим себе задачей вернуть
в лоно нации сотни тысяч заблудших, запутавшихся в интернациональных кознях
немецких рабочих? Эти наши плакаты — лучшее доказательство тех громадных
трудностей, с которыми приходилось в ту пору считаться нашему молодому
движению. Для будущих поколений плакаты эти будут не только великим символом

того, что сделало наше движение для раскрепощения народа, но и символом того,
как велик был произвол тогдашних, так называемых, национальных властей,
пускавшихся во все тяжкие, чтобы только помешать нам внедрить действительно
национальные идеи в широкие массы нашего народа.
Судьба наших первых красных плакатов докажет всем и каждому, что в годы
1919, 1920, 1921, 1922 и 1923 подлинно национального правительства в Баварии не
было и в помине, что на деле баварское правительство только вынуждено было
постепенно считаться с нарастающим национальным движением, организованным
нами.
Сами же правительства делали все от них зависевшее, чтобы помешать и
задержать начавшийся процесс оздоровления.
Исключение в этом отношении составляли только два деятеля. Я имею в виду
тогдашнего полицей-президента Эрнста Пенера и его верного советника Фрика.
Эти два человека были единственные из высоких чиновных сфер, кто уже тогда
обладал достаточным мужеством, чтобы чувствовать себя в первую очередь немцем
и уже затем государственным чиновником. Из числа ответственных деятелей Эрнст
Пенер был единственный, кто не гонялся за дешевой популярностью масс и
чувствовал настоящую ответственность перед своим народом, для дела
возрождения которого он готов был отдать все, вплоть до своей собственной жизни.
Вот почему он всегда и был сучком в глазу всей той массы продажного
чиновничества, для которого освободительное движение народа — звук пустой и
которое, не рассуждая, выполняет все, что ни поручит работодатель.
В отличие от многих наших так называемых блюстителей так называемого
государственного авторитета Эрнст Пенер принадлежал к тем, кто не только не
боялся ненависти со стороны изменников и предателей, а напротив, считал само
собою разумеющимся, что всякого приличного человека изменники должны
ненавидеть. При виде того безмерного горя, которое переживал наш народ. Попер
только радовался тому, что своей борьбой против врагов народа он навлек и на себя
ненависть евреев и марксистов.
Это был человек необычайной честности. Главные черты его натуры —
необычайная, почти античная простота и германское прямодушие. «Лучше смерть
чем рабство» — эти слова не были для него фразой, они характеризовали все его
существо.
В моих глазах из всех тогдашних государственных, деятелей Баварии только
Эрнст Попер и его сотрудник доктор Фрик имеют право на то, чтобы считаться
работниками, действительно помогавшими возрождению национального дела в
Баварии.
Раньше чем созвать наше первое массовое собрание, нам нужно было не только
заготовить весь необходимый пропагандистский материал, но и окончательно
сформулировать тезисы партийной программы.
Во второй части нашей работы мы изложим подробнее те большие идеи,
которыми мы руководились, формулируя программу. Здесь я хочу отметить только

тот факт, что, приступая к окончательной формулировке тезисов, мы ставили себе
задачу не только окончательно оформить движение и дать ему определенное
содержание, но преследовали и практическую цель — написать программу так,
чтобы цели движения сразу стали понятны широким массам.
В так называемых интеллигентских кругах много шутили и остроумничали по
поводу нашей попытки сформулировать программу самым популярным образом. Но
что правота была на нашей стороне, это быстро доказали события.
В течение этих лет на наших глазах возникали десятки новых партий, но все они
давным-давно исчезли бесследно, и программы их развеяны ветром. Осталась
только одна единственная партия: германская национал-социалистическая рабочая
партия! И ныне, когда я пишу эти строки, я более чем когда-либо полон веры в то,
что наша окончательная победа безусловно обеспечена, сколько бы препятствий ни
воздвигали нашему движению, сколько раз маленькие партийные министры ни
лишали бы нас свободы слова, сколько раз на партию ни накладывались бы запреты.
Пройдут года, о нынешнем режиме и его носителях успеют давно уже позабыть,
а программа нашей партии станет программой всего государства, и, сама наша
партия станет фундаментом его.
Средства которые мы успели собрать на наших собраниях в течение 4 месяцев,
дали нам возможность напечатать первые листки, плакаты и программу партии.
Если я заканчиваю всю первую часть своего произведения описанием первого
массового собрания партии, то я делаю это потому, что именно это собрание
явилось крупной вехой. Это собрание покончило с традицией маленького ферейна.
Впервые вышли мы на широкую дорогу и обратились к широкому общественному
мнению, являющемуся самым могучим фактором нашего времени.
Больше всего меня в те дни озабочивала одна единственная мысль: будет ли
полон зал или нам придется говорить перед зияющей пустотой. Внутренне я был
совершенно убежден, что если только народ в достаточном количестве соберется, то
день этот станет днем громадного успеха для нашего молодого движения. С
нетерпением и тревогой ожидали мы назначенного вечера.
Собрание должно было начаться в 7 ч. 30 м. В 7 ч. 15 м. зашел я в большой зал
Придворной пивной на Малой мюнхенской площади, и сердце мое затрепетало от
радости. Гигантский зал (помещение это казалось мне тогда совершенно
грандиозным) был полон народа. В зале негде было яблоку упасть. Присутствовало
не менее двух тысяч человек. А главное, пришли именно те, кто нам был нужен.
Более половины аудитории несомненно составляли коммунисты и независимые.
Конечно, они пришли с намерением сорвать наше собрание в самом начале его.
Однако их планам не суждено было осуществиться. Как только кончил первый
оратор, слово было предоставлено мне. Уже через несколько мгновений посыпались
цвишенруфы. В зале начались первые столкновения. Горсточка моих самых
преданных друзей по фронту вместе с некоторыми другими нашими сторонниками
схватились с нарушителями порядка. Лишь постепенно удалось им добиться
установления некоторой тишины. Я продолжал свою речь. Не прошло и получаса, и
гром аплодисментов заглушал уже крики и рев противников.

Теперь я перешел к чтению программы и к разъяснению ее по пунктам. Это
была первая попытка популяризации нашей программы.
С каждой минутой цвишенруфы становились реже, а аплодисменты громче. Я
читал пункт за пунктом все 25 тезисов, каждый раз спрашивая присутствующую
массу слушателей, что они имеют возразить против данного пункта. В ответ
гремели аплодисменты, становившиеся все более единодушными. И когда я зачитал
последний тезис, аплодисменты гремели без конца, и все тезисы были одобрены
единогласно. Когда я кончал, передо мною была единая сплоченная масса
слушателей, сердца которых бились в унисон. Энтузиазм неописуемый! Было ясно,
что люди обрели новую веру, новые убеждения и новую волю.
Собрание тянулось четыре часа. И когда по истечение этого времени люди стали
медленно расходиться, полные подъема и воодушевления, я уже твердо знал, что
теперь принципы нашего движения действительно пробили первую брешь и стали
проникать в толщу немецкого народа. Я не сомневался уже ни на минуту, что
теперь нет уже той силы в мире, которая заставила бы народ предать забвению эти
великие принципы.
Мы возожгли огонь, на котором будет выкован меч нашей свободы. Теперь я
непоколебимо верил, что пробил не только час возрождения, но и час великой мести
за преступление 9 ноября 1918 г.
Зал постепенно пустел.
Начиналась новая эпоха в истории нашего движения.

жүктеу/скачать 3,18 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: