То, что можно описать таким образом, может быть еще углублено, если прибегнуть к науке посвящения. Я до сих пор хотел обратить ваше внимание именно на то, что начинает бродить в нас при встречах, при знакомствах с людьми первого рода, и хотел объяснить, что лунные существа дали нам прочесть это из их книг, прежде чем мы низошли на Землю. Посвященный же еще по-иному воспринимает то, с чем он встречается в жизни таким образом. Пусть он встречается в жизни с каким-то человеком. Но если для обыкновенного сознания существует только внутреннее ощущение, что этого встретившегося человека принимаешь в свою волю, судишь о нем не на основании внешнего впечатления, — то для посвященного становится фактически зримым то, чем были прошлые земные жизни той личности, с которой у него произошла такая встреча. Тогда перед посвященным выступает не только этот физический человек с его духовно-душевным содержанием, но, так сказать, за ним — подобно некой тени — выступает его прошлая земная жизнь, может быть, даже несколько его прошлых земных жизней. Приобретаешь способность познавать одного человека таким образом, что за ним для духовно-душевного восприятия выступает целый ряд людей. При знакомстве с одним человеком одновременно узнаешь целый ряд личностей, которые столь же объективны, как объективно существует человек, которого имеешь перед собой в физическом теле. В цивилизациях, в которых еще догадывались о таких вещах, их даже изображали. Вспомните, что есть древние изображения*(*Например, на куполе романского собора в Граубюндене позади Иоанна Крестителя явлен образ Илии.), на которых вы видите человеческую фигуру, за ней — несколько возвышающуюся вторую, а за той — несколько возвышающуюся третью. Так хотели отразить в живописи то впечатление, какое имел посвященный при знакомстве с неким человеком, при котором встретившееся человеческое существо являло себя его ясновидящему взору не только в теперешней земной жизни, но также выступало перед ним в своих прошлых земных жизнях. Итак, то, что для обыкновенного сознания есть только некое чувствование и ощущение, для сознания посвященного выступает с полной ясностью. И поэтому в смысле духовной науки дело обстоит следующим образом: то, что связано с человеком кармически и для посвященного выступает как ясновидческое восприятие, — это выступает как смутное чувствование для человека, который не обладает посвящением, а лишь обыкновенным сознанием.
Таким образом, мы можем назвать лунным то, что, находясь в нас, действует в нашей судьбе из нашего прошлого. Мы оглядываемся на наши земные жизни, и оказывается, что в нас действует лунное. Оно действует так, что, встречаясь с человеком, который с нами связан кармически, мы встречаемся тогда, собственно, с неким многообразием. Для посвященного подобное знакомство с человеком является в известном смысле знакомством с несколькими людьми в нем или, по меньшей мере, с несколькими земными жизнями, отложившимися в нем. Ибо это знакомство с его прошлыми жизнями отличается не меньшей жизненностью, чем знакомство с современной жизнью другого человека.
Рассмотрим и другой род знакомства, когда мы судим о человеке больше на основании внешнего впечатления — на основании того, что нам говорит о нем наш рассудок, что возвещают о нем наши внешние чувства (это сразу понимает каждый посторонний человек), какое эстетическое впечатление он производит и т. д. Если рассмотреть такое знакомство при помощи духовной науки, то оказывается, что тут нет ничего, ведущего назад в прошлое, тут нет никакого существа, которое изнутри лунной сферы прокладывало бы путь к этому знакомству в земной жизни; и также ничего не было начертано в астральном теле человека при прохождении через лунную сферу. Но тут действуют другие силы. Тут действуют духовно-душевные силы, связанные с существованием Солнца. Эти духовно-душевные силы солнечного происхождения действуют свыше на такие знакомства — знакомства второго рода, и, с другой стороны, творчески сплетают судьбу человека. Да, тут для духовного наблюдения положение вещей таково: мы сперва переживаем, словно таинственную ночную тьму, то, что приводит нас к человеку, с которым мы нечто совершили в прошлых земных жизнях. Потом мы встречаемся с самим этим человеком: теперь мы ориентируемся больше на то, какое впечатление он на нас производит, — теперь дело обстоит так, как если бы вместо таинственной ночной тьмы наступил светлый, ясный день, как если бы взошло Солнце. Так же обстоит дело и духовно: с момента встречи для тех, кто уже давно связан кармически друг с другом, наступает не только прошлое, но и настоящее и будущее. Судьба сплетается дальше. Духовно-солнечное подступает к человеку.
Но также и для тех, кто в прошлых земных жизнях ничего не совершил совместно друг с другом, — также и для них выступает это духовно-солнечное ради творения судьбы в настоящем и в будущем. И опять-таки: кто может наблюдать, обладая прозрением посвященного, тот, знакомясь с человеком, с которым не был вместе в прошлых земных жизнях, но встречается впервые, не созерцает за ним тенеподобных прошлых земных жизней. Встретившись таким образом с человеком, он прозревает за этим человеком существ высших иерархий — существ, до которых человек еще не дорос. Ангелы, Архангелы выступают за этим человеком. Для прозрения посвященного есть большая разница между встречей с человеком, с которым вы уже были вместе, и встречей, осуществляющейся впервые. Если вы долго были с ним вместе, тогда за ним появляются его прошлые земные жизни. Если же вы не были с ним вместе, тогда за ним появляются существа ближайших к человеку иерархий, — а именно, такие существа, которые сходят к нам на Землю вместе с солнечными лучами, с солнечным светом. И если лунные существа вплетают в наше астральное тело карму, происходящую из прошлого, то сонмом солнечных существ в нашу «я»-организацию (в бессознательную «я»-организацию «я»-существа человека) вплетается то, что разыгрывается после того, как мы встретили здесь, на Земле, другого человека. И это есть основа для дальнейшей кармы в будущем. Настоящее непрестанно превращается в будущее. То, что теперь еще есть настоящее, для предшествовавшего момента было будущим. Так что наше развитие, собственно, от прошлого простирается в будущее.
То самое, что мы видим у человека поступательно движущимся от прошлого в будущее, — это же мы видим в его прообразе, направив взор в Космос и наблюдая перемещающуюся по небу Луну, а затем Солнце, следующее за ней или же предшествующее ей. Подобно Солнцу и Луне в их мировом круговращении относятся друг к другу прошлое и будущее в ходе человеческой жизни — в ее таинственно сплетенной судьбе. Обладая наукой посвящения, говоришь при встрече с человеком, исходя из глубокого чувства: то, что ты ясновидчески созерцаешь за ним и что лунные существа начертали в его астральном теле, это принадлежит тебе в той же мере, как и ему, ибо ты оказываешься сросшимся с ним. А при встрече в мире с человеком впервые говоришь, если обладаешь наукой посвящения: там за ним стоят Ангелы, Архангелы; каждый из них указывает, так сказать, перстом на будущее. Многие возможности выступают тогда — возможности грядущей судьбоносной жизни.
Видите ли, если таким образом направляешь взор в мировые дали, то Луна и Солнце предстают перед тобой, словно двое врат в духовный мир. Тогда говоришь себе: то, что есть в земном физическом окружении, ежесекундно живет в моем физическом теле; то, что находится в далеких эфирных сферах, где пребывают звезды, — это живет в моем эфирном теле. Но когда я взираю ввысь на Луну, на Солнце, тогда я взираю на то, что не живет ни в моем физическом теле, ни в моем эфирном теле, а живет в моем астральном теле и пронизывает силой мое «я». Тогда благодаря существованию Луны мы выводимся из физического мира и из эфирного мира в духовный мир. И опять-таки, когда взираешь ввысь на Солнце, то говоришь себе: благодаря тому, что я как духовно-душевное существо принадлежу к Солнцу, я ввожусь через его врата в некий мир, однородный с моим «я»-существом, — ввожусь не только в мир, который равноценен моему физическому телу и астральному телу, но в тот, который равноценен даже моему «я»-существу; а благодаря «я»-существу я выступаю в мире как сознательное существо, — и это наряду с необходимостью, вплетенной в нашу судьбу, которой мы следуем; ибо мы имеем те или иные физические данные, тот или иной темперамент, тот или иной характер. Все это есть только выражение нашей кармы. Во всем том, чему мы следуем как потребностям нашего тела, во всем том, что поэт выразил словами: «таким ты должен быть, себя ты избежать не можешь», — во всем этом живет человеческое прошлое, обязанное существованию Луны. А во всем том, что живет в нас как свобода, так что мы пытаемся поступать, прилагая все силы нашей разумности, — тут оказывает свое действие существование Солнца.
Так для духовного наблюдения наше природное и моральное существование сплетаются воедино. При таком духовном наблюдении мы не имеем, с одной стороны, природу с ее жесткой необходимостью, а с другой стороны — духовно-душевное, которое не вступает ни в какую связь с природой, но предстает отвлеченным моральным мировым порядком: нет, теперь мы не оказываемся перед этой противоположностью, но имеем возможность в природных явлениях одновременно найти то, что в нас живет морально. Конечно, мы должны тогда выйти за пределы обыкновенных явлений природы и перейти к тому, что открывается нам в духовном бытии Солнца и Луны.
Видите ли, для такого наблюдения вообще открывается возможность взойти от природного существования человека к его духовно-душевному существованию. Мы ведь тогда так проникаем взором в природу, что усматриваем в ней то, чего не в состоянии узреть с помощью обыкновенного сознания, — усматриваем то, что в нашем земном окружении или также в окружающем Космосе приносит нам болезнь. Там это есть повсюду. Наш организм сам по себе ведь здоров, ибо он рожден из своего здорового «я», из своего здорового астрального тела и, собственно, также из здорового эфирного. Здесь, на Земле, нас может сделать больным только нечто такое, что подступает к человеку извне и что человек оказывается не в состоянии полностью преобразовать сообразно своему внутреннему существу. Мы можем наблюдать это на самых простых явлениях. Возьмите следующий простой случай: находясь в жарком или холодном помещении, вы воспринимаете тепло или же холод. Тепло или холод не должны пронизать нас, как это имеет место с куском дерева или с камнем. Вы держитесь в жарком или холодном помещении не так, как кусок дерева или камень, и не становитесь подобно куску дерева или камню, столь же горячим или холодным, как оно, но перерабатываете ту степень теплоты, которая есть вне вас. Внешнее окружение лишь стимулирует вас; тепло, которое вы несете в себе, вы производите сами в своем организме. Если вы этого не можете, но относитесь к окружению, как кусок дерева или камень, внешнее проникает в вас и вы не можете его преобразовать, — тогда вы сразу же простуживаетесь. Человек не может принимать в себя окружающую земную среду не преобразованной, — так же, как и средства питания. Это всего лишь научная фантазия, когда думают, что человек принимает в себя вещества потребляемой пищи. Человек в той же мере перерабатывает, преобразует свою пищу, как и все, что есть в окружающей среде. Если же этого он не может сделать, тогда к нему поступает болезнь: это и есть физическая причина болезни. Но болезнь имеет в себе также нечто относящееся к судьбе; она наступает в его жизни как нечто происходящее в порядке судьбы.
Да, видите ли, если не переступать за рамки одной жизни, в которую мы включены с нашего рождения по сегодняшний день, если мы берем только эту жизнь, одну ее рассматриваем, тогда мы можем сказать: «Вызвать нашу болезнь окружающая среда может лишь при ее чрезмерном воздействии на нас. Поэтому нам надлежит как можно меньше подвергаться вредному воздействию тепла или холода, плохого воздуха и т. п. Ведь воздействие, оказываемое на нас извне, должно быть неумеренным, чтобы стать болезненным». Если мы только смотрим на ядовитые плоды белладонны, мы не подвергаемся отравлению. Если какой-либо вредоносный воздух находится достаточно далеко от нас, мы не отравляемся им, не заболеваем. Короче говоря, если окружающая среда оказывает воздействие лишь на душевную жизнь человека, то мы не заболеваем. Должно иметь место более грубое воздействие.
Однако примем во внимание теперь следующее. В настоящее время есть множество людей, которые ведут вполне материалистическую жизнь и которые хотят иметь только материалистические впечатления от окружающей среды. Вам следует в этой жизни избегать — также и в отношении известных функций вашего тела — быть материалистами: вместе с пищей вы принимаете в себя духовное растений, душевное животных; если бы вы были бравыми материалистами, то должны были бы поедать только камни — мертвое неорганическое. Но в свою душу эти люди воспринимают идеи, понятия только о безжизненном. И то, что тогда духовно-душевно связывается с душой человека, становится для ближайшей земной жизни болезнетворной силой. Эти впечатления проникают внутрь человека и преобразуются таким образом, что потом могут стать физически действующими силами. Болезни в порядке судьбы мы вносим в нашу теперешнюю земную жизнь из прошлых земных жизней, ибо мы становимся восприимчивыми к болезням потому, что в прошлых земных жизнях возымели известные впечатления, не подобающие человеку. Эти впечатления действуют в теперешней земной жизни подобно физически мощным факторам, производящим заболевания. Все то, что в одной земной жизни было голой идеей, ощущением, внутренним душевным бытием, затем, при прохождении через время, которое мы переживаем между смертью и новым рождением, превращается в физически действенное в новой человеческой жизни; и мы несем в себе многое физически действенное, бывшее всего лишь душевным переживанием в прошлых земных жизнях. Таким образом, мы также и в болезнях должны находить нечто происходящее в порядке судьбы, однако мы не должны впадать в то суеверие, что болезни якобы можно лечить только духовными средствами. Применимы физические средства, соответствующие физическому началу. Впрочем, если мы с полным пониманием отнесемся к тому факту, что физически действенное в настоящее время восходит к душевно-действенному прошлых земных жизней, то мы можем сказать себе: то, что в ином случае мы перетащили бы в качестве болезни в ближайшую земную жизнь, мы исцеляем для этой следующей земной жизни тем, что отвращаем свои мысли от человеческих несовершенств и направляем их на то, что есть в человеке совершенного. Если мы, например, уверены, что определенная болезнь связана с материалистической душевной жизнью в одной из прошлых земных жизней, то мы можем быть уверены также и в том, что мы можем избавиться от этой болезни, только применяя лечение, исходящее из спиритуальных прозрений и идей. Все то, что действует в антропософии, действенно потому, что это есть не голая теория, но непосредственно связано с жизнью, порождает ощущения, чувствования для жизни.
И чем, собственно, становится звездное небо — космическое окружение Земли — для нашего созерцания, когда мы в состоянии наблюдать его в том свете, какой излучается антропософией, если она верным образом культивируется; сколь родственными нам становятся Солнце и Луна, если мы взираем на них как на внешние космические символы нашего собственного прошлого и нашего собственного будущего. Как интенсивно и глубоко мы сознаем тогда, как прошлое и будущее творят в нас, сплетают нашу судьбу; направив взор вовне, взирая на Солнце и Луну, мы зрим, как перед нами выступает, открывается внешним образом космическая судьба. Мы чувствуем, что в нашем прошлом нечто так выступает по отношению к настоящему и будущему, как во Вселенной Луна выступает по отношению к Солнцу. Наше благоговение, наша преданность, наше самопожертвование по отношению ко Вселенной повышается, когда мы таким образом постигаем наше собственное существование расширенным до мирового, узрев на конкретных фактах родство того, что живет в нас, с тем, что творит во Вселенной.
Узреть то, что человек оказывается таким образом сросшимся со Вселенной, — это есть также одна из задач, которые ставит себе в своей деятельности антропософия. И я надеюсь, что мы, которые так много раз собирались вместе как раз в этой секции, будем благодаря таким рассмотрениям все больше и больше срастаться с этой задачей антропософии — задачей углублять людям не только мысли, но и ощущения, сердечные чувствования. И чтобы это могло происходить все лучше и интенсивнее, и было проведено Рождественское Собрание. Это Рождественское Собрание указало на то, что если Антропософское общество в дальнейшем хочет правильно развернуть свою деятельность, то ему нужно оставить те пути, по которым оно следовало в течение последних десяти лет; ему нужно, отойдя от начинаний внешнего общественного порядка, вступить во внутреннее, духовное существование. Оно должно в целом принять эзотерический характер. То, что в будущем станет существовать в Дорнахе как Свободная Высшая школа духовной науки, должно отличаться своим эзотерическим характером, и все устройство Общества должно иметь эзотерический характер. Тем самым Общество сможет развернуть свою спиритуальную жизнь, в которой оно нуждается. Оно не имеет права погружаться во внешнюю, показную деятельность, что угрожало ему в течение последних десяти лет.
Что же мы пережили за эти десять лет и еще до того? Возьмем в качестве примера лишь тот факт, что очень активная враждебность, которая как раз теперь энергично развертывается, происходит от того, что существуют циклы лекций, записи лекций, не подлежащие публикации. Не правда ли, было бы желательно, чтобы такие циклы, такие записи лекций существовали? До сих пор надо было идти навстречу таким желаниям несмотря на то, что можно было наперед знать: именно этим враждебности дается превосходный повод укрепиться. Мы живем именно в то время, когда такие вещи невозможны. Поэтому на Рождественском Собрании было принято решение о полной открытости Общества*(*См.: «Рождественское Собрание по случаю основания Антропософского общества» (ПСС, т. 260), — особенно стр. 38 и 46 (в издании 1963 г.). ). Это вовсе не противоречит тому факту, что, с другой стороны, оно должно стать гораздо более эзотерическим, чем прежде. Но руководство Обществом должно сделаться более сознательным, — Обществом надо управлять, так сказать, на антропософский лад. Поэтому в отношении разработки устава все происходило на Рождественском Собрании совсем иначе, чем прежде. При разработке уставов прежде говорилось: «Мы являемся приверженцами тех или иных принципов». Мы ведь раньше имели в Теософском обществе формулировки следующих принципов**(**1. Образовать ядро всеобщего человеческого братства без различения вероисповедания, национальности, общественного положения и пола. 2.Пестовать познание зерна истины во всех религиях. 3.Исследовать глубинные духовные силы, дремлющие в природе человека и в остальном мире.). Первое основное положение: образование всеобщего братства человечества. Второе основное положение: показывать единство в религиях. И так далее... Я часто замечал, что как раз здесь должно быть выдвинуто то, что Антропософским обществом впервые осуществилось в реальности. На Рождественском Собрании эта реальность с силой выступила фактически. Не говорилось о принципах, но было указано на следующее: в Дорнахе живет нечто жизненное. И кто соглашается с этим жизненным, тот присоединяется к Антропософскому обществу. Было указано не на абстрактные принципы, а на наличие здесь некоего живого начала. И не было нужды закреплять жизнь Общества в форме абстракций устава; этот последний, собственно, никакой не устав, но является рассказом о том, что существует в Дорнахе и хочет действовать оттуда. Этот рассказ, а не устав, и выражает наши принципы. Я указал на то, что Общество должно иметь правление, которое действует и которое в своей деятельности, в своей инициативе усматривает то, что делает его правлением, — образует его как правление. Так была предпринята попытка уже в уставе во всем поставить на место абстракций чисто человеческое, непосредственно человеческое. Только так и может жить то Общество, которое должно быть организмом для того духовного, которое вливается в мир.
Видите ли, я хотел бы сказать: это правление, которое было на Рождество образовано в Дорнахе, основано на своего рода гипотетическом суждении. Если Общество примет то, что делает правление, тогда оно будет правлением; если же Общество не захочет принять это, тогда правления вообще не будет. Однако это может быть принято только при признании правления центром жизненной деятельности. Итак (скажу об этом лишь в немногих словах, а все остальное ясно изложено в бюллетене «Сообщения»), фактически посредством Рождественского Собрания была предпринята попытка внести новый дух в Антропософское общество. Но очень желательно, чтобы вы поняли, какого рода этот новый дух, — что он есть дух жизненности, противостоящий духу абстракций, что он есть дух, возвещающий не голове, но сердцу. Поэтому Рождественское Собрание окажется для дела антропософии либо ничем, либо всем. Оно окажется ничем, если не найдет никакого продолжения, — если окажется, что оно была неким празднеством, когда можно было чуточку порадоваться, а потом все забыть и продолжать жить по-старому. Тогда оно не имеет никакого содержания, не имеет никакой отдачи. Это Рождественское Собрание впервые получает свое содержание от жизни в различных областях общества и впервые становится действительностью тогда, когда благодаря ему что-то постоянно происходит в Антропософском обществе. Рождественское собрание впервые становится реальностью благодаря именно тому, что из него происходит дальше. Обращение к Рождественскому Собранию пробуждает в душе ответственность за то, чтобы сделать его реальностью; иначе оно устраняется от здешнего земного бытия в том направлении, которое я сегодня описал, говоря о лунном бытии. Конечно, в известном смысле оно было здесь, в этом мире. Однако станет ли Рождественское Собрание действенным для жизни, зависит от того, будет ли она иметь продолжение.
Видите ли, это надо выразить со всей отчетливостью. В сердце каждого участника был заложен спиритуальный краеугольный камень для Антропософского общества. Правда, мы провели это Рождественское Собрание формально вплоть до его закрытия, но оно, собственно, не должно было закончиться, оно должно было всегда продолжаться в жизни Антропософского общества. Поэтому я прошу вас со всей серьезностью принять то, что сообщается посредством бюллетеня, — и действительно со всей серьезностью отнестись к тому, что постепенно подступает к вам не только в описании, но и как реальность. Не правда ли, не все надо делать сразу с кондачка, а потому прежде всего следует непрестанно задавать себе вопрос: что надо сделать и как это сделать? — Конечно, нельзя совершить все за один день. Вот одно из ближайших начинаний. В нашем бюллетене сообщений «Что происходит в Антропософском обществе» вы сможете каждую неделю найти ориентирующие наставления, выраженные абстрактно, в форме тезисов*(*«Антропософские руководящие положения»(1924/25) (ПСС, т. 26).). Там каждую неделю будут преподаваться в кратких формулировках антропософские истины относительно человека — человеческой жизни, религии, искусства и так далее, — а также сообщаться о том, что происходит в Антропософском обществе. И тогда вы сможете сказать в различных антропософских секциях: из Дорнаха нам прислана в качестве ориентирующего наставления та или иная мысль. И мы в наших секциях, наряду с прочим, будем каждую неделю говорить прежде всего о том, что прислано нам из Дорнаха как мысль, сформулированная в бюллетене сообщений для членов антропософского общества.
Это приведет к единству в различных областях антропософской жизни в нашем Обществе. И таким образом постепенно возникнут многие вещи, которые подобно крови пронижут Антропософское общество; тогда можно будет не только говорить о единстве: тем самым будет введено нечто такое, что сможет пронизать Общество единой духовной кровью. На это было указано на Рождественском Собрании. Тогда можно было это почувствовать, — теперь же следует рассматривать в дальнейшей перспективе.
Но это в особенности необходимо в Германии. Ведь в Германии мы на самом деле находимся совсем по-другому внутри антропософской жизни, чем где бы то ни было. Враждебность к нам нигде не развита так, как здесь. Можно ведь заметить, что, где бы эта враждебность ни выступала, она во многом импортирована отсюда, — хотя известный род враждебности есть повсюду, в особенности вокруг самого Дорнаха. Но опять-таки совершенно особый род враждебности окружает нас в Германии: эта враждебность мощная, и она действует систематически, вполне сознательно, организованно*(*В 1922 г. публичной лекционной деятельности Рудольфа Штейнера в Германии был положен конец в результате систематических враждебных акций. См.: Zonis M. J. Werbeck. Враждебность как явление деградации культуры. 2 тома, Штутгарт, 1924 г.). Там уже было железным решением — все перевернуть вверх дном в Антропософском обществе. Это и произошло фактически. Поразмыслите о следующем: когда в 1912 — 1913 годах было основано Антропософское общество, я не занимал никакой должности в Антропософском обществе и даже вообще не был его членом. Я не был членом Антропософского общества с момента его основания, как я это часто подчеркивал (но только неверно истолковывали значение этого), ибо я хотел, чтобы Антропософское общество относилось ко мне только как к наставнику, который ведет к истокам антропософский жизни. И должна была быть, прежде всего, предпринята эта попытка, чтобы увидеть, что из этого может выйти.
Достарыңызбен бөлісу: |