Эзотерические рассмотрения кармических взаимосвязей

Итак, можно сказать: когда тот, кто обладает силой посвя­щения, знакомится с каким-либо человеком, с которым он был кармически связан, то он воспринимает его прошлое как свое собственное, — он изучает это прошлое при помощи духовно-душевного начала лунных существ.

Когда же тот, кто обладает силой посвящения, знакомится с каким-либо человеком, с которым он встречается в Космосе впервые, то он получает задачу связаться с Ангелом этого человека. Тогда он может многое узнать о внешнем мире. Правда, Ангелы гласят в душе, а мы находимся все же во внеш­нем мире. Тем не менее в действительности невозможно глуб­же познать других людей посредством духовных способнос­тей, не познав воинство Ангелов. Это совсем невозможно — достигнуть действительного познания людей без познания Ан­гелов. Как я сказал, уже обыкновенное чувствование при встрече с людьми, с которыми не было кармических связей, дает позна­ние окружающего мира; а посвященный научается впервые познавать настоящий внешний мир через познание мира Анге­лов. Благодаря этому он обретает посредника для мира выс­ших иерархий.

Можно еще иначе заметить кармическую связь с каким-либо человеком. Встречаешь в жизни то одного, то другого человека. Здесь только необходимо быть внимательным. Бы­вает встреча с человеком, с которым затем постоянно имеешь дело, работаешь с ним и т. д., но не можешь встретить его в сновидениях, — не видишь его во сне потому, что он связан не с вашим астральным телом, а только с «я».

Встречаешь других людей, — может быть, видишь их лишь мимолетно, — и тем не менее, они следуют за тобой вплоть до сновидений — даже до снов наяву. Возникает некий образ, сформированный изнутри твоей души, который может не иметь ничего общего с внешним обликом встретившегося человека, ибо тут наличествует кармическая связь с ним. Встречаешь человека, с которым был кармически связан, и сразу возникает необходимость создать себе образ этого человека. Если ты художник, тогда может случиться, что напишешь портрет этого человека; филистер найдет такой портрет совсем непохожим на оригинал, в то время как посвященный найдет, что это образ человека в его предыдущей инкарнации. Так научаешься в глубинах своего существа, — пусть в подсознании, — позна­вать другого человека, с которым был кармически связан. А через тех людей, с которыми не был кармически связан и с которыми встречаешься впервые в жизни, научаешься позна­нию человечества вообще. Люди также держатся сообразно с этим. Если вы придете в общество людей по приглашению на вечерний чай или по другому подобному поводу, то постарай­тесь прислушаться к жизни. Если человек встретил такого человека, с которым он был кармически связан, то он будет говорить не слишком много о прочих людях, но об этом чело­веке выскажет что-либо значительное; он укажет на что-либо значительное, и в особенности в том случае, если он еще не пришел к осознанию по отношению к таким вещам. Присмот­ритесь к жизни. Вот на вечернем чае вы вступаете в разговор с кем-то, не связанным с вами кармически. Он интересует вас лишь внешне; он что-то рассказывает вам так, как если бы он был представителем всего этого общества, собравшегося на вечерний чай. Это мимолетное общество; тут можно многое услышать о мировой политике, о людях, являющихся крупны­ми политическими деятелями и т. д. Вы же слушаете только одного этого человека и по этому человеку судите обо всем обществе, — может быть, ошибочно. Другой мир изучают че­рез людей, с которыми кармически не связаны. Один путеше­ственник как-то прибыл около полуночи на станцию Кенигс­берг и попросил подать ему кофе; заспанный рыжий кельнер, которого он позвал, обошелся с ним страшно грубо. Поэтому сей путешественник записал в своем дневнике: кенигсбергцы — рыжие, грубые, имеют заспанный вид. По этому полуночно­му кельнеру, с которым он не был кармически связан, сей путешественник вынес суждение о кенигсбергцах.

Видите ли, посредством таких наблюдений приобретаешь себе жизненные ценности, ближе подходишь к людям, учишься по-другому быть с ними связанным. Но учишься не только по­знанию человеческой жизни (а это ведь является существенным признаком антропософии — то, что она действительно проникает в жизнь): учишься также чувствовать, ощущать и постигать космическую жизнь. Солнце и Луна утрачивают свою абстрактность и становятся чем-то сущностным, на что взира­ешь в Космосе и что есть Великое, соответствующее малень­кой человеческой судьбе здесь, на Земле.

Итак, солнечная деятельность соединяется с лунной дея­тельностью в нашей жизни. Все то, что сияет нам с Луны, связано с нашим космическим прошлым, а Солнце связано с нашим космическим будущим.

На эту жизненно важную сторону антропософии, доставля­ющую нам жизненные ценности, хотело особенно указать наше Рождественское Собрание, на котором было заново основано Антропософское общество. Тогда было сказано, что среди нас опять должна жить эзотерика в истинном смысле слова. По­этому Рождественское Собрание не должно быть лишь неким празднеством, на котором встретилось некоторое число антро­пософов, — оно должно продолжаться в своей действенности и в своих импульсах. Было запланировано новое начинание — издание бюллетеня, и вот уже появились его первые три номе­ра. Этот бюллетень сообщает прежде всего о событиях в Ан­тропософском обществе, о том, что происходит в Антропософ­ском обществе. Оно должно стать, таким образом, как бы жи­вым духовным организмом. Во время моих поездок всегда случалось так, что, например, люди в Гааге говорили мне: «Мы ведь не знаем, что происходит в Вене, а мы все же принадле­жим к одному и тому же Антропософскому обществу!» Мно­гих ли я мог бы здесь спросить, и они могли бы мне сказать о том, что происходит в антропософской секции в Лейпциге или же в Гамбурге? Но в будущем это должно иметь место. И это должно зайти так далеко, чтобы член секции в Новой Зелан­дии действительно имел представление о том, что происходит в Вене. Члены Общества поступят хорошо, если они станут сообщать редакции бюллетеня о том, что им довелось пере­жить как внутри Антропософского общества, так и вне его. Это затем будет переработано, и тогда можно будет всегда прочесть о том, что происходит в Антропософском обществе. Я собираюсь в будущем давать в каждый номер бюллетеня краткие афоризмы, заключающие в сжатой форме жизненное содержание; такие афоризмы можно будет применять в секци­ях или при других обстоятельствах.

Через все это в Антропософское общество должна всту­пать действительная жизнь, пульсирующая жизнь. Этого хоте­ло наше Рождественское Собрание. Это должен осознать каж­дый член Общества. И только потому, что это должно быть так и, собственно, так может быть, если сама антропософия хочет правильно относиться к своему прошлому и будущему, я взял на себя (после того как в течение ряда лет избегал этого) руководство Антропософским обществом и принял пост председателя его правления, о котором я знаю, что оно будет плодотворно работать, действуя из Гётеанума. Поистине, в моем пожилом возрасте я не взялся бы снова за дело так, как в юности, если бы это не было абсолютно необходимым. В то же время я хотел бы обратиться к каждому члену Антропософс­кого общества с призывом, чтобы в сердцах наших членов это Рождественское Собрание стало краеугольным камнем антро­пософской жизни и его импульсы не прекращали, как жизнен­ный зачаток, развиваться все дальше и дальше таким образом, чтобы все более и более энергичная жизнь вступала в Антро­пософское общество. Тогда Антропософское общество станет действенным также и вовне, в мире.

Позвольте мне начать с одного антропософского разъясне­ния, чтобы в заключение в немногих словах вернуться к тому, что было задумано при проведении Рождественского Собра­ния.

Из различных антропософских изложений вы знаете о значении небесных тел, окружающих Землю, для жизни и существования человека. Я хотел бы сегодня рассказать вам об одном особом разделе из этой области знаний. Когда во время земной жизни наш взор блуждает по земному окру­жению, а также в Космосе, то мы, собственно, своими физи­ческими чувствами воспринимаем — и тогда, когда эти фи­зические чувства направлены на небесные светила, — лишь то, что связано с той частью нашего человеческого суще­ства, которую мы слагаем с наступлением смерти. Вы знаете из различных антропософских представлений, что челове­ческое физическое тело добывает свои силы, а также свой субстанциональный состав из того, что нас окружает на Зем­ле. Далее мы знаем, что кроме физического тела несем в себе эфирное тело, и что подобным же образом, как физи­ческое тело заимствует свои силы, свои субстанциональные составные части у Земли, так и эфирное тело получает со­ставные части, свои силы из далей внеземного Космоса, из эфирного мира. И этот эфирный мир окружает Землю в далях пространства; в него включены звезды, от которых притекает вниз, на Землю, свет из Вселенной. Итак, мы обя­заны физическим и эфирным существованием тому, что от­крыто нашему взору, либо в земном окружении, либо в кос­мическом окружении Земли. Внутри эфирного окружения Земли, которое нас облекает во Вселенной, мы видим прежде всего два космических тела, которые можно назвать врата­ми в духовный мир. Эти космические тела — Луна и Солн­це. Каждый, чей взор может глубже проникнуть в устрой­ство Вселенной, придает этим двум космическим телам, Луне и Солнцу, наибольшее значение для человеческой жизни и человеческого существования.

Рассматривая человека в антропософском смысле, мы ви­дим, что кроме физического и эфирного тел, у человека есть его астральное существо и «я». Однако если мы рассмотрим это астральное существо и «я», то нигде вплоть до мировых далей, которые мы можем наблюдать нашими внешними чув­ствами (даже если мы направим взор на мир звезд), мы не найдем ничего такого, что — прежде всего для внешнего на­блюдения — было бы подобно астральному существу и «я» человека. Мы находим там только то, что подобно физическо­му и эфирному началам. В видимом и открывающемся нашим внешним чувствам мире, в открывающихся нашему рассудку далях Вселенной ничто не доставляет составных частей и сил для астрального тела и «я». Но как раз в Луне и в Солнце мы имеем нечто такое, что является словно вратами в тот мир, из которого происходят наше астральное тело и наше «я».

Вы ведь заметили, что в моем «Тайноведении» и в других сочинениях указано на тот момент, когда физическая Луна отделилась от Земли. Было указано на то, что некогда физи­ческая Луна образовывала с Землей единое тело во Вселенной и что потом эта физическая Луна отделилась от Земли. Одна­ко это физическое отделение или также эфирное отделение — не все, что занимает нас в отношении существования Луны и в отношении человеческой жизни: в этом отделении Луны мы имеем дело с преисполненным значения духовным фактом. И на этот духовный факт мы хотим обратить наше внимание.

Я часто указывал на то, что в древнейшие времена разви­тия Земли человек обладал так называемой изначальной муд­ростью. Мы сегодня гордимся нашей рассудочной проница­тельностью и нашим знанием, основанными на деятельности рассудка и на наблюдениях. Да, конечно, древнее человечество многого не знало — для этого Земля должна была проделать известное развитие, а вместе с ней — и человек. Только вслед­ствие этого развития он научился так полно использовать свое физическое тело со ставшей утонченной нервной системой, что стало возможным приобретать рассудочное знание. Древняя мудрость человечества была инстинктивной и проявлялась в основном иначе, чем современное знание. В могущественно развертывающихся стихотворных формах запечатлелось то, что в древнейшие времена человечество знало о мировых тайнах. И в том, что сохранено традицией и что теперь можно просле­дить в документах, — во всем этом, собственно, наличествует только отзвук величия и могущества изначальной мудрости, которой некогда обладало на Земле человечество. Тем не ме­нее нас ныне охватывает глубокое изумление, если мы даем воздействовать на себя восточным Ведам или философии Ве­данты. Мы восхищаемся великолепными стихами Бхагавад Гиты; мы видим во всем этом нечто великое. Но мы должны сознаться, что это все-таки лишь последние отблески чего-то гораздо более великого, гораздо более могущественного дос­тояния человечества. И этим некогда великим и могуществен­ным человечество было обязано тому факту, что оно тогда жило в содружестве с такими существами, которые стояли выше современного человечества, а также, конечно, и тогдаш­него человечества; эти существа не обладали физическим те­лом, подобным нынешнему человеческому телу, и странствова­ли по Земле только в эфирном теле, — но все же они вели совместную жизнь со всем остальным человечеством.

Не имея никакого физического тела, они не могли, конечно, говорить с людьми так, как это делается теперь. Но в извест­ных состояниях сознания люди древнейших времен (а ведь это были мы сами в наших прошлых земных жизнях), — зна­чит, я могу сказать, мы сами в древнейшие времена развития Земли чувствовали при особенных состояниях сознания, как у нас словно всплывали в душе ощущения, мысли, о которых было известно, что они столь же мало исходят от самого чело­века, который их переживает, как и сообщение, которое мы ныне получаем из слов другого человека. Духовным образом сообщалась инспирация людям от странствующих по Земле эфирных сверхлюдей, сообщалась гораздо более высокая, чем человеческая, гораздо более могущественная мудрость, кото­рой владели эти существа. Итак, мы в прошлых земных жиз­нях имели общение с этими существами не на физический лад. Этих существ здесь больше нет; уже давно они больше не присутствуют в земной жизни. Они отошли от общения с людьми; и только скудные остатки того, что человечество через общение с этими существами древнейших времен узнало о тай­нах Вселенной, сохранились у человечества в различных доку­ментах. И, можно сказать, что эти скудные остатки теперь едва доступны пониманию.

Куда же отошли эти существа древнейших мировых эпох? Видите ли, как раз тогда, когда физическая Луна отделилась от Земли, эти существа и ушли вместе с этим физическим миро­вым телом Луны в даль Вселенной. Я уже говорил об этом. Мы хотим сегодня узнать еще кое-что об этих существах. И если мы направим взор ввысь на это космическое тело Луны, то мы можем сказать себе: оно населено существами, которые некогда были спутниками развития человечества на Земле, а затем собрались в эту лунную колонию. С человеком, который в своем физическом теле живет на Земле, эти существа на первый взгляд не имеют никакой взаимосвязи; тем не менее они имеют ее. Именно на эту связь и хотим мы указать. То, что эти существа каким-то образом связаны с человеческим про­шлым, мы можем заключить из того факта, что они в прошлом были спутниками развития человечества на Земле. Они и ос­тались связанными именно с прошлым человека.

Когда мы наблюдаем, как человек, находясь в физическом теле, проводит свою жизнь на Земле, тогда мы находим, что в эту жизнь вмешивается то, что мы называем судьбой. Эта судь­ба, которую привыкли обозначать восточным термином карма, — нечто весьма таинственное в человеческой жизни. Но это таинственное не всегда рассматривается с его самой важной стороны. Подумайте о следующем: достигнув определенного возраста, встречаются два человека. Они прежде не виделись друг с другом. С момента встречи в их жизнь вступает нечто, связанное с их общением. Они, так сказать, узнают друг друга и теперь знают, что много значат друг для друга и будут действо­вать совместно. Однако если такие люди оглянутся на свою жизнь на Земле начиная с детства, тогда обнаруживается (если только они достаточно непредубежденно взирают на факты), что все то, что они совершили до момента их встречи, чрезвы­чайно разумно вело их в направлении к этой встрече, и что они, собственно, с детства так делали каждый шаг в своей жизни, как если бы они с самого начала искали путь к тому месту, где они потом и встречаются. Если оглядываются на прошлое с того момента, когда один человек таким образом встретил другого, то прошедшая земная жизнь каждого из них часто выглядит так, что можно сказать себе: начиная с далекого детства я делал каждый шаг в своей жизни так, что мой путь должен был нако­нец привести меня туда, где я встретил этого человека. Все то, что я делал осмысленным образом, вело к тому непреднамерен­но, а то, что происходило сознательно, началось только с момен­та встречи; однако тут бессознательное чудесным образом спле­тено с сознательным. И есть большая разница в этом сплетении судьбы — между тем, как мы бессознательно проделали наш земной путь, чтобы встретить того другого человека, и тем, что мы совершаем потом — после встречи с ним. Теперь он перед нами: мы видим его, понимаем то, что он говорит нам; теперь мы направляем наши поступки сообразно тому, как он проявляет себя, как он держится с нами во внешней жизни; теперь мы ведем с ним общую жизнь, которая доступна восприятию наши­ми внешними чувствами и пониманию нашим рассудком. Но мы также замечаем, как в эту общую жизнь, теперь доступную на­шим внешним чувствам и нашему рассудку, вмешивается также то, как мы шли к моменту нашей встречи. Мы можем спросить: «Что именно действует и живет во всех этих тенденциях, во всех этих силах, при помощи которых мы приблизились к друго­му человеку?»

Мы могли приблизиться к некоему событию. Тут подлежит рассмотрению все, происходящее под знаком судьбы. И мы найдем, что есть большая разница между двумя родами пере­живаний. Мы можем двояким образом держаться в жизни со встретившимся нам человеком. В одном случае мы тотчас по­лучаем ощущение (или получаем его после некоторого зна­комства со встретившимся нам человеком или событием), что мы принимаем его в нашу волю. Мы узнаем этого человека; то, что он представляет собой, то, что он делает вместе с нами, — все это мы волевым образом ощущаем в себе самих: мы, преж­де всего, хотим думать так, как думает он, чувствовать так, как чувствует он, хотеть так, как хочет он. Да, мы чувствуем: этот человек начинает укрепляться в нас самих. Мы чувствуем его внутри своей души. Он затрагивает нечто в нашей душе; то, что приходит от него, живет дальше в нашей воле и из нее проникает в наш характер. Мы даже учимся таким образом лучше узнавать самих себя, ощущая в отношении нашей воли и связанных с этой волей чувствах следующее: «Этот человек есть не только там, вне нас, откуда он действует на нас, когда мы его видим, — но он затрагивает нечто такое, что есть в нас самих». Таков один род встречи — в порядке судьбы — с человеком в нашей жизни.

Другой род встречи отличается тем, что мы оказываемся меньше затронутыми в самих себе при знакомстве с данным человеком: мы рассматриваем его больше извне, — судим о нем на основании того впечатления, какое он производит на наш рассудок, на наше эстетическое чувство. Подумайте о той большой разнице, какая есть между этими двумя случаями зна­комства с тем или иным человеком.

Подумайте, например, о следующем. Вот вы знакомитесь с тем или иным человеком, приходите затем куда-то и пытае­тесь рассказать об этом знакомстве, то есть о том человеке, с которым вы познакомились. Сам характер вашего рассказа бывает весьма показателен в отношении тех или иных зна­комств, происходящих в жизни. В одном случае мы говорим так, что каждый замечает: мы вкладываем нечто от самих себя в наши слова, сами присутствуем в них, говоря о другом человеке, — и мы говорим вещи, совсем непостижимые для посторонних людей. Мы говорим прекрасные слова о том человеке, а он отвратителен, и окружающие люди никак не могут понять, почему мы так говорим, ибо тот человек произ­водит на них отвратительно впечатление. Они не могут по­нять, как это мы поем гимны человеку, который, по их мнению, отвратителен. Но для нас не имеет никакого значения то, что другие люди на основании внешнего эстетического впечатле­ния находят его отвратительным; мы говорим не о впечатле­нии от него при внешнем наблюдении. Мы говорим о том, чем он затронул нас и что взволновал в нас; мы говорим о том, что есть в нас самих, — и то, что мы говорим о данном человеке, может не совпадать с тем впечатлением, какое име­ют от него прочие люди.

С другим человеком дело обстоит иначе. Тут мы оказыва­емся достаточно зоркими, чтобы заметить — красив он или же безобразен. Тогда мы выражаемся так, что становится ясно: рассудочное впечатление, впечатление внешних чувств, эстети­ческое впечатление — именно они оказываются руководящи­ми. Мы ведем речь таким образом, что, может статься, скажем: какой прекрасный малый! Мы говорим тогда таким образом, что другие люди тотчас могут понять нас, если они уже знают того человека, о ком идет речь, или же потом познакомятся с ним.

Эти два рода встреч человека с человеком, описанные нами, просто существуют. Только первый род встречи с неким чело­веком, когда чувствуешь себя затронутым и взволнованным происшедшим знакомством, указывает на более давнюю совме­стную жизнь с ним в предшествовавших инкарнациях, на более ранние земные существования, в которых мы жили совместно с этим человеком; это обнаруживается на уровне ощущений при встречах первого рода. А при встречах второго рода дело обстоит так, что мы судим о встретившемся человеке извне, — судим таким образом, что наше суждение о нем могут понять также и другие люди, ибо мы в более ранних земных жизнях тоже не жили совместно с этим человеком и впервые встрети­лись с ним, может быть, в этой земной жизни.

Но когда исследуешь духовным взором то, что столь харак­терным образом выступает при встречах первого рода, тогда находишь, что человеку, прежде чем он спускается к физичес­кому земному существованию, когда он после прохождения других сфер движется через лунную сферу, насаждается в его астральное тело его совместная карма с другими людьми: и это прививается ему для его теперешнего земного существо­вания теми спутниками развития человечества, которые неког­да жили на Земле вместе с людьми (как я это уже описал вам), а потом отошли к лунному бытию. Это те существа, через сферу которых мы проходим, прежде чем вступаем в земное существование. Это те существа, которые с того времени, как они оставили Землю и земных людей, заняты начертанием судь­бы, совместно переживаемой теми или иными людьми. И дело обстоит таким образом, что мы можем заглянуть обратно в прошлое и узреть то, что есть в нас, — что бродит в нас при встрече первого рода с другим человеком. Тогда мы находим то самое, что есть в нас, в тех великих книгах судьбы, которые ведут эти лунные существа, обладающие полным знанием че­ловеческой земной жизни. Эти книги ведутся в духовном мире. Эти книги содержат в себе все, что мы пережили совместно с другими людьми. Проходя через лунную сферу, мы сообща читаем в этих книгах то, что нами внесено в них, и сообразно тому, что мы прочли в этих книгах, мы направляем наш путь — в течение, может быть, от двадцати пяти до тридцати лет — так, чтобы в земном существовании найти того человека, о котором было записано в лунных книгах, прочитанных нами перед нашим нисхождением на Землю, что мы вместе с ним нечто совершили в прошлых земных жизнях.

Столь чудесным образом устроены эти таинственные взаи­мосвязи во Вселенной. И нам следует с углубленным чув­ством — углубленным благодаря антропософии — взирать на существование Луны и принимать во внимание не только то научное описание Луны, какое дает нам физика, но и то, что духовная наука может сказать нам о духовно-душевном, о ду­ховном Луны. Если бы хоть однажды поразмыслили о подоб­ных явлениях, всюду нашли бы аналогии, которые делают по­нятной эту космическую сферу! По части земных аналогий, существует одно явление, которое, впрочем, не принимается во внимание для жизни; однако это явление известно.

Также и в наших рядах уже часто стали повторять следую­щее: человек просто сменяет все свое физическое вещество за промежуток от семи до восьми лет. Вы ведь знаете, что чело­век сбрасывает это физическое вещество через отмирающую поверхность кожи, что он срезает ногти, стрижет волосы. Все это указывает на то, что человек из центра своего существа непрестанно вытесняет вовне физическое вещество своего организма и заменяет новым. То, что вы сегодня срезаете с ваших ногтей, семь или восемь лет тому назад было субстанци­ей внутри вашего организма, а теперь отбрасывается прочь. Физическая вещественность обновляется. Да, это так; и те из присутствующих, кто уже сидел здесь десять лет тому назад, пусть не воображают, что те же самые мускулы и те же самые субстанциальные частицы, которые тогда сидели на этих сту­льях, опять сидят на них сегодня. От всего этого прежнего больше не осталось ничего, но ваше духовно-душевное суще­ство — оно налицо, оно опять здесь. Равным образом обстоит дело и тогда, когда мы направляем наш взор на космические тела. Наблюдатель-физик хочет взирать только на физичес­кую субстанцию и рассуждает таким образом, как если бы Луна, которая там, вверху, была теперь той же самой в отношении ее физической субстанции, как и при ее отделении от Земли. Это как раз есть бессмыслица, подобная той, как если бы вы думали, что те же самые мускулы и физические составные частицы, которые сидели на этих стульях десять лет тому назад, сидят тут также и сегодня. У космических тел, конечно, это длится дольше, пока их субстанции обновятся, заменятся новыми, но они заменяются. Физическая Луна, о которой говорит физика, не есть то, о чем можно говорить так, как говорят обычно. То, что там пребывает, суть те духовно-душевные существа, кото­рые некогда на Земле были современниками людей. А то, что представляет собой существующая Луна, на которой они жи­вут, в качестве физической субстанции, подвергается непрес­танной замене. Существа духовно-душевного рода, которые, собственно, образуют в действительности лунное бытие (по­добно тому как ваше духовно-душевное бытие обеспечивает взаимосвязь вашего существа, каким оно было десять лет тому назад, с теперешними), — эти духовно-душевные существа суть те самые, которые в известном смысле регистрируют наше прошлое.