Г. Скребицкий
Воришка
Однажды нам подарили молодую белку. Она
очень скоро стала совсем
ручная, бегала по всем комнатам, лазила на шкафы, этажерки, да так ловко —
никогда ничего не уронит, не разобьѐт.
В кабинете у отца над диваном были прибиты огромные оленьи рога.
Белка часто по ним лазила: заберѐтся, бывало, на рог и сидит на нѐм,
как на
сучке дерева.
Нас, ребят, она хорошо знала. Только войдѐшь в комнату — белка прыг
откуда-нибудь со шкафа прямо на плечо. Это значит она просит сахару или
конфетку. Очень любила сладкое. Конфеты и сахар у нас в столовой, в
буфете лежали. Их никогда не запирали, потому что мы, дети, без спросу ничего
не брали.
Но вот как-то зовѐт мама нас всех в столовую и показывает пустую вазочку:
— Кто же это конфеты отсюда взял?
Мы глядим друг на друга и молчим — не знаем, кто из нас это сделал.
Мама покачала головой и ничего не сказала. А на
следующий день сахар из
буфета пропал и опять никто не сознался, что взял. Тут уж и отец
рассердился, сказал, что теперь всѐ будет запирать, а нам всю неделю
сладкого не даст.
И белка заодно с нами без сладкого осталась.
Вспрыгнет, бывало, на
плечо, мордочкой о щѐку трѐтся, за ухо зубами
дѐргает — просит сахару. А где его взять?
Один раз после обеда сидел я тихонько на диване в столовой и читал.
Вдруг вижу: белка вскочила на стол, схватила в зубы корочку хлеба — и на пол,
а оттуда на шкаф. Через минуту, смотрю, опять на стол забралась, схватила
вторую корочку — и опять на шкаф.
«Постой,— думаю,— куда это она хлеб всѐ носит?»
Подставил я стул,
заглянул на шкаф. Вижу — старая мамина шляпа лежит. Приподнял я еѐ — вот
тебе раз! Чего-чего только под нею нет: и сахар, и конфеты, и хлеб, и
разные косточки...
Я — прямо к отцу, показываю: «Вот кто у нас воришка!»
А отец рассмеялся и говорит:
— Как же это я раньше не догадался! Ведь это наша белка на зиму себе
запасы делает. Теперь осень, на воле все белки корм запасают, ну и наша не
отстаѐт, тоже запасается.
После такого случая перестали от нас запирать сладкое,
только к буфету
крючок приделали, чтобы белка туда залезть не могла. Но белка на этом не
успокоилась, всѐ продолжала
запасы на зиму готовить. Найдѐт корочку хлеба,
орех или косточку — сейчас схватит, убежит и запрячет куда-нибудь.
А то ходили мы как-то в лес за грибами. Пришли поздно вечером, усталые,
поели — и скорее спать. Кошѐлку с грибами на окне оставили:
прохладно
там, не испортятся до утра.
Утром встаѐм — вся корзина пустая. Куда же грибы делись? Вдруг отец из
кабинета кричит, нас зовѐт. Прибежали к нему, глядим — все оленьи рога над
диваном грибами увешаны. И на крючке для полотенца, и за зеркалом, и за
картиной — всюду грибы. Это белка ранѐхонько утром постаралась: развесила гри-
бы себе на зиму посушить.
В лесу белки всегда осенью грибы на сучьях сушат. Вот и наша поспешила.
Видно, почуяла зиму.
Скоро и вправду наступили холода. Белка всѐ
старалась забраться куда-
нибудь в уголок, где бы потеплее, а как-то раз она и вовсе пропала. Искали,
искали еѐ — нигде нет. Наверное, убежала в сад, а оттуда в лес.
Жалко нам стало белочки, да ничего не поделаешь.
Собрались топить печку, закрыли отдушник, наложили дров, подожгли.
Вдруг в печке как завозится что-то, зашуршит! Мы отдушник поскорее открыли, а
оттуда белка пулей выскочила — и прямо на шкаф.
А дым из печки в комнату так и валит, в трубу никак не идѐт. Что такое?
Брат сделал из толстой проволоки крючок и просунул
его через отдушину в
трубу, чтобы узнать, нет ли там чего.
Глядим — тащит из трубы галстук, мамину перчатку, даже бабушкину
праздничную косынку там разыскал.
Всѐ это наша белка себе для гнезда в трубу затащила. Вот ведь какая! Хоть и в
доме живѐт, а лесные повадки не оставляет. Такова уж, видно, их беличья натура.