* * *
Самум дул в тот день как никогда. И из поколения в поколение будет
передаваться легенда о юноше, который превратился в ветер и едва не
уничтожил весь лагерь, бросив вызов самому могущественному
военачальнику пустыни.
Когда же ветер стих, все поглядели туда, где стоял юноша, но его там
уже не было. Он находился на другом конце лагеря, рядом с часовым,
полузасыпанным песком.
Колдовская сила напугала всех. Лишь двое улыбались: Алхимик,
гордившийся своим учеником, и вождь племени — он понимал, что ученик
этот осознал могущество Всевышнего.
На следующий день он отпустил Сантьяго и Алхимика на все четыре
стороны и дал им в провожатые одного из своих воинов.
* * *
Они ехали весь день, а когда стало смеркаться, Алхимик отправил
воина обратно и слез с коня.
— Дальше поедешь один, — сказал он Сантьяго. — До пирамид три
часа пути.
— Спасибо тебе, — отвечал юноша. — Ты научил меня Всеобщему
Языку.
— Я просто напомнил тебе то, что ты знал и без меня.
Алхимик постучал в ворота монастыря. К нему вышел монах в
чёрном, они о чём-то коротко переговорили по-коптски, и Алхимик
пригласил Сантьяго войти.
— Я сказал, что ты мне поможешь.
На монастырской кухне Алхимик развёл огонь в очаге, монах принёс
ему кусок свинца, и Алхимик, опустив его в железный сосуд, поставил на
плиту. Когда свинец расплавился, он достал из кармана стеклянное жёлтое
яйцо, отколупнул от него крохотный, не больше булавочной головки,
осколок, обмазал его воском и бросил в расплавленный свинец.
Жидкость стала красной как кровь. Алхимик снял котёл с огня и дал ей
остыть, беседуя тем временем с монахом о войне в пустыне.
— Боюсь, что это надолго, — сказал он.
Монах досадовал: из-за войны караваны уже давно стояли в Гизехе.
«Но на всё воля Божья», — добавил он смиренно.
— Верно, — сказал Алхимик.
Когда котёл наконец остыл, Сантьяго и монах в восторге
переглянулись: свинец, принявший круглую форму сосуда, в котором
лежал, превратился в золото.
— Неужели и я когда-нибудь научусь этому? — спросил юноша.
— Это была моя Стезя, — моя, а не твоя. Я просто хотел тебе показать,
что это возможно.
Они снова вернулись к воротам обители, и там Алхимик разделил
золотой диск на четыре части.
— Это тебе, — сказал он, протягивая одну монаху. — За то, что всегда
радушно встречал паломников.
— За своё радушие я получаю слишком много, — возразил монах.
— Никогда так больше не говори. Жизнь может невзначай услышать и
дать в следующий раз меньше, — ответил Алхимик и повернулся к
Сантьяго. — А это тебе, взамен тех денег, что достались вождю.
Юноша тоже хотел сказать, что это золото стоит гораздо больше, но
смолчал.
— Это мне, — продолжал Алхимик. — Я должен вернуться домой, а в
пустыне идёт война.
Четвёртый кусок он снова протянул монаху:
— Это — тоже для Сантьяго. Может, понадобится.
— Но ведь я иду за сокровищами! — воскликнул тот. — И я уже
совсем близко!
— И я уверен, что ты их найдёшь, — сказал Алхимик.
— Но тогда зачем мне золото?
— Потому что ты уже дважды лишался всего, что имел. В первый раз
тебя обманул мошенник, во второй обобрал вождь. Я старый суеверный
араб и верю в правоту нашей пословицы, а она гласит: «Что случилось
однажды, может никогда больше не случиться. Но то, что случилось два
раза, непременно случится и в третий».
Они сели на коней.
— Хочу рассказать тебе историю о снах, — молвил Алхимик. —
Подъезжай поближе.
Юноша повиновался.
— Так вот, жил да был в Древнем Риме, во времена императора
Тиберия, один добрый человек, и было у него два сына. Один стал воином
и отправился служить на самую дальнюю окраину империи. Второй писал
стихи, приводившие в восхищение весь Рим.
Однажды старику приснился сон, будто к нему явился небесный
вестник и предрёк ему, что слова, написанные одним из его сыновей, будут
известны во всём мире, и люди спустя много сотен лет будут повторять их.
Старик заплакал от счастья: судьба была к нему щедра и милостива, ибо
даровала высшую радость, какую только может испытать отец.
Вскоре он погиб — пытался спасти ребёнка из-под тяжёлой повозки,
но сам попал под колёса. Поскольку жизнь он вёл праведную, то прямо
отправился на небеса, где повстречал вестника, явившегося к нему во сне.
— Ты был добрым и хорошим человеком, — сказал он ему. — Жизнь
твоя была исполнена любви, а смерть — достоинства. Я могу выполнить
любую твою просьбу.
— И жизнь была ко мне добра, — отвечал старик. — Когда ты явился
мне во сне, я почувствовал, что все мои усилия были не напрасны. Ибо
стихи моего сына будут переходить из поколения в поколение. Для себя мне
просить нечего, но всякий отец гордился бы славой того, кого он пестовал,
учил и наставлял. А потому мне бы хотелось услышать в далёком будущем
слова моего сына.
Вестник прикоснулся к его плечу, и оба они в мгновение ока очутились
в далёком будущем — в огромном городе, среди тысяч людей, говоривших
на неведомом языке.
Старик опять прослезился от радости.
— Я знал, что стихи моего сына переживут века, — сквозь слёзы
сказал он. — Ответь мне, какие его строки повторяют все эти люди.
Вестник ласково усадил старика на скамейку и сам сел с ним рядом.
— Стихи твоего сына прославились на весь Рим, все любили их и
наслаждались ими. Но кончилось царствование Тиберия, и их забыли.
Люди повторяют слова другого твоего сына — того, что стал воином.
Старик воззрился на вестника с недоумением.
— Он служил в одной из далёких провинций, — продолжал тот. — И
стал сотником. Он тоже был справедлив и добр. Как-то раз заболел один из
его рабов — он был при смерти. Твой сын, услышав, что появился некий
целитель, пустился на поиски этого человека. А по пути узнал, что этот
человек — Сын Божий. Он встретил людей, исцелённых им, услышал его
учение и, хоть и был римским сотником, перешёл в его веру. И вот однажды
утром предстал перед ним. И рассказал, что слуга его болен. И Учитель —
как называли этого человека — собрался идти за ним. Но сотник был
человеком веры, и, заглянув в глаза Учителю, он понял, что стоит перед
Сыном Божьим. Вот тогда твой сын и произнёс слова, которые не
позабудутся во веки веков. Он сказал так: «Господи! Я недостоин, чтобы
Ты вошёл под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой».
Достарыңызбен бөлісу: |