* * *
Старшие классы пронеслись мгновенно. По некоторым предметам
я очень неплохо успевал, в то время как другие совершенно забросил. Я
по-прежнему толком не представлял, что от меня потребуется, чтобы
поступить в колледж или на медицинский факультет. И я не знал, как и
к кому обратиться за помощью или подсказкой. Позднее до меня дошло,
что многие люди готовы помочь, стоит их попросить об этом. Тогда же
мне казалось, что я один-одинешенек, и я не знал, как просить и о чем
именно просить. Если в детстве у тебя нет человека, к которому можно
обратиться за советом, если тебя некому направить в нужное русло, это
сильно отражается на жизненном успехе. Невозможно сделать того, о
чем ничего не знаешь.
В девятом классе я прошел отбор в футбольную, баскетбольную и
бейсбольную команды, однако вскоре узнал, что для тренировок
потребуются и деньги, и участие родителей, а у меня были перебои и с
тем и с другим. Сложно состоять в команде, когда тебя некому подвезти
на тренировку или когда ты пропускаешь игру, потому что пришлось
остаться дома и сидеть с мамой либо отправиться по барам на поиски
отца. Когда я играл в команде, мне нравилось чувствовать себя частью
коллектива: в форме мы все выглядели одинаково, и у нас была одна
цель на всех. В старших классах я так и не добился успехов в спорте,
несмотря на то что отчаянно этого хотел. И ближе к окончанию школы я
достал список из десяти пунктов и добавил в него следующий:
«Завоевать спортивную награду в колледже – получить куртку!»
Я постоянно помнил о припрятанном списке, поэтому гораздо
спокойнее относился к разочарованиям и кажущейся несправедливости
жизни, а расслабление тела и усмирение разума, которыми я занимался
вечерами, помогали унять волнение по поводу дома и школы. Я жил в
будущем, которое существовало в моем воображении, и это было куда
более приятное место, чем наша обшарпанная квартирка, пропахшая
плесенью и табачным дымом. Я старался поменьше бывать дома – тут я
только спал и упражнялся в магии.
Именно желание проводить дома как можно меньше времени
побудило меня поучаствовать в программе, которая предназначалась
для ознакомления подростков с работой правоохранительных органов.
Чтобы стать одним из скаутов, нужно быть старше пятнадцати, иметь
средний балл в школе не ниже четырех и обладать высокими
моральными качествами. На протяжении трех месяцев каждую субботу
нас отвозили на автобусе в полицейскую академию Лос-Анджелеса, где
мы осваивали работу полиции с общественностью, уголовный процесс,
самооборону, безопасное обращение с оружием, а также проходили
физическую подготовку. Все кандидаты носили футболки цвета хаки и
темно-зеленые штаны. Конечно, это не совсем то же самое, что быть
членом спортивной команды, но все же я носил форму и был частью
чего-то большего, чем я сам. Кроме того, было здорово уезжать из
Ланкастера на целую субботу. Когда подготовительная программа
завершилась, мы все официально стали скаутами и начали участвовать в
деятельности местного отделения полиции, работая бок о бок с
настоящими полицейскими. Мы занимались патрулированием,
разъезжая по району на полицейской машине, отвечали на вызовы,
следили за порядком на массовых мероприятиях вроде парадов,
футбольных матчей школьной лиги и ежегодных салютов в честь Дня
независимости. Нам также доводилось бывать в изоляторе временного
содержания, где регистрировали арестованных.
Одним субботним вечером мне поручили работу в отделе
регистрации арестованных ланкастерского полицейского участка. Я
помогал надзирателю, и мне даже доверили ключ. Я повесил его на пояс
и принялся ждать, когда же арестуют всех местных авторитетов
преступного мира разом. Я представлял изолятор, набитый
преступниками, и себя, стоявшего по другую сторону решетки и
державшего в руках ключ от их свободы. Этот ключ придавал мне
ощущение власти, однако рядом не было никого, кто стал бы
свидетелем моего триумфа.
Я заполнил бесчисленные стопки документов и рапортов, выпил
несколько банок колы из автомата, а потом долго сидел без дела,
размышляя о том, что порой и работа в полиции может быть скучной.
Моя смена уже подходила к концу, как вдруг я услышал звук
подъехавшей патрульной машины и увидел полицейского, который вел
взъерошенного мужчину в наручниках. Его лица я не разглядел.
Говорил он невнятно и явно был нетрезв. Мое сердце забилось в
предвкушении. Наконец-то! Вот-вот я засажу преступника за решетку!
Патрульный вместе с мужчиной прошел мимо меня. Плечи у того были
опущены, он покачивался и спотыкался на ходу. Я достал ключ, зная,
что сейчас у арестованного снимут отпечатки пальцев и оформят его,
после чего мне нужно будет запереть его в камере. Преступник сел за
стол, поднял голову и посмотрел на меня.
Это был мой отец. Он выглядел смущенным, сердитым и очень-
очень пьяным. У меня заныло в животе. Я резко развернулся и пошел
обратно к картотеке. Мне хотелось сгореть со стыда. Подавая заявление
на участие в этой программе, я написал целое сочинение о своих
высоких моральных качествах. Что теперь обо мне подумают? Я весьма
расплывчато ответил на вопросы, касавшиеся моей семьи, и убедил
себя, будто полицейским неизвестно, что я крайне беден и что мой отец
– закоренелый алкаш, который нередко бывал за решеткой. Одной из
причин, по которым я решил участвовать в программе, было желание
доказать, насколько я не похож на свою семью.
Я открыл картотеку и начал бесцельно рассматривать длинные
ряды папок внутри. Как бы мне хотелось воспользоваться своим особым
ключом, чтобы запереть себя где-нибудь подальше от этого места.
Почему, где бы я ни очутился, мне не удавалось сбежать от
собственных корней?
На мое плечо легла чья-то ладонь. Обернувшись, увидел своего
куратора.
– Сожалею о случившемся, – сказал он.
До меня дошло, что он, должно быть, с самого начала знал о моем
отце. Я почувствовал, что краснею, и не смог поднять голову. Плакать я
не собирался, просто никак не мог решить, что же теперь делать.
Неужели мне придется запереть собственного отца?
– Я поговорил с полицейским, который его задержал. Мы не
собираемся предъявлять ему обвинений. Мы подождем, пока он не
протрезвеет, а потом отвезем домой.
Я кивнул и пробормотал:
– Спасибо.
Мне хотелось провалиться сквозь землю. Мой куратор все еще
стоял рядом, не убрав руку с моего плеча.
– Джим, – произнес он тихо.
Я посмотрел ему в глаза, ожидая увидеть в них осуждение или, что
еще хуже, жалость. Но не увидел ни того, ни другого. Я вдруг вспомнил,
как Рут однажды сказала: даже если что-то не так, это совершенно не
значит, что все не так. Мне часто казалось, что люди осуждают меня из-
за отца, из-за нищеты, из-за всего того, чего у меня не было, однако
рука полицейского, лежавшая у меня на плече, и его добрый взгляд дали
понять, что только я и осуждал себя. Я был бедным. Мой отец был
алкоголиком. Но со мной все было в порядке. Если что-то не так, это не
значит, что все не так. Со мной все было нормально.
– Да, сэр?
– Ты хочешь уйти домой или закончить смену?
– Я бы хотел закончить.
И стоило мне это сказать, как я понял, что действительно так
думаю. У отца был свой путь, у меня – свой.
Полицейский снова посмотрел на меня.
– Знаешь, Джим, мой отец тоже был алкоголиком. Я понимаю, что
ты чувствуешь.
Он сжал мое плечо еще раз, после чего повернулся и вышел из
кабинета.
Достарыңызбен бөлісу: |