14
Обезболивающее приехало
В гостиной никого не было. Было пусто, слегка не прибрано и очень тихо.
– Вильям? – позвала я.
Из гостиной двери вели в несколько смежных комнат. Я заглянула во все по очереди и в одной из них обнаружила Беккину пропажу. Вильям спал на широкой кровати, лежа на животе и отвернувшись к окну. Я не видела его лица, но узнала растрепанные волосы и руку, сжавшую в кулаке край одеяла.
Я убедилась, что грудная клетка поднимается и опускается от дыхания, и собралась было уйти, но… что-то насторожило меня. Ковер погасил звук шагов, и я подошла совершенно беззвучно.
– Вильям?
И тут я заметила, что подушка под его головой посерела от пропитавшей ее влаги. Что его волосы совершенно мокрые, а рука, сжавшая одеяло, – мелко-мелко дрожит.
Я медленно протянула руку и убрала с лица влажные пряди…
– Господи, что с тобой?
Его глаза были открыты, челюсти сжаты так, что под кожей ходили желваки, его трясло.
– Что мне сделать? Тебе больно? Вильям!
Я затрясла его за плечо, сквозь латексные перчатки чувствуя горящую в лихорадке кожу.
– Уходи, – пробормотал он хрипло.
– Уходить? Да, конечно… я вызову скорую.
– Даже не думай.
– Если ты умрешь, это будет на моей совести, ты же понимаешь?
– Твоя совесть и так не блещет чистотой, Долорес Макбрайд, – с трудом проговорил он.
– Тем более, – рассердилась я.
Он попробовал перевернуться на спину, с губ сорвался кошмарный стон, словно он лежал не на кровати, а на битом стекле. Мое сердце сжалось от боли и жалости. Я попыталась помочь, но, кажется, сделала только хуже. Он застонал еще громче.
– Я вызываю скорую!
– Нет, Долорес, нет…
– Почему?!
– Потому что я обещал матери.
– Обещал что?
– Обещал, что больше не попаду в больницу…
Его затрясло еще сильнее, пальцы вцепились в одеяло, как будто он повис над пропастью и одеяло – это последнее, что удерживает от гибели.
– Да срать мне, что ты там обещал! – заорала я и схватилась за мобильник.
– Не звони… я объясню… Ты же этого хочешь – все знать? – пробормотал он и стащил с груди одеяло.
Я прижала руку ко рту, во все глаза глядя на его грудь. Она была в темно-красных ожогах. Я представила его боль, и мне стало нехорошо.
– Что произошло? – спросила я, задыхаясь.
Я уже знала ответ на этот вопрос. На груди Вильяма, словно клеймо, стоял полукруглый отпечаток с пятью тонкими штрихами, направленными в сторону его ключицы. Такой отпечаток могла бы оставить, ну, например…
Женская ладонь.
* * *
Не знаю, как я не выдала себя. Как смогла сохранить маску спокойствия. Как не закричала от изумления. Как не села на пол с криками «Разбудите меня! Разбудите!»
– Что произошло? – всего-то и сказала я хриплым шепотом. – Кто это так… получилось?
– У меня что-то вроде… аллергии на прикосновения.
Наши взгляды схлестнулись в одной точке. Мое жгучее кареглазое безумие ударилось об его синий-синий лед. Полетели ледяные крошки, взвились снежинки. В комнате стало так тихо, словно только что упала и разбилась вдребезги какая-то немыслимо дорогая вещь.
– Да ладно, – прошептала я, тут же замечая многочисленные отпечатки губ на его шее и груди.
– Ты не веришь?
– Почему же… Глядя на ожог в форме отпечатка от ладони, невольно поверишь во что угодно…
– Это не шутка.
– Вильям, я верю. Теперь мне все понятно.
Понятно, что моя жизнь больше не будет прежней, черт побери. Медленно и осторожно я присела на край его кровати, словно она была заминирована.
– И как, Айви в курсе, что происходит после того, как она трогает тебя? Ты рассказал ей о болезни?
– Рассказал. Но о некоторых вещах не хочется напоминать, когда дело доходит до…
– Короче говоря, ты любишь потрахаться больше, чем жить в здоровом теле.
– Обычно я осторожен, – тяжело задышал он. – И могу предотвратить последствия, но… в этот раз не смог…
– Что значит «предотвратить последствия»?
– Презерватив, одежда, кое-какие хитрости… Ты покраснела.
Мои щеки в самом деле стали гореть. Их словно намазали чем-то жгучим и едким.
– Ты еще ни с кем этим не занималась, угадал? – поинтересовался он, пристально глядя мне в глаза.
Я не стала отвечать. Это последняя тема, на которую мы будем говорить.
– Нужна жидкость для обработки ран, заживляющий крем и бинты. Нужно промыть ожоги и забинтовать. Иначе ты труп. Антибиотики у тебя есть? – спросила я.
– Ты учишься на медицинском?
– На ветеринарном. Но с человеком тоже управлюсь. У тебя аптечка есть?
– На кухне в крайнем левом шкафу.
Я ушла на кухню, распахнула дверцу шкафа и вынула оттуда большой пластиковый бокс. И чего там только не было: антибиотики, антигистаминные, противовоспалительные, мази, кремы, шприцы, стерилизующие салфетки… Господи, все то же, что и в моей аптечке!
Я склонилась над коробкой, изучая содержимое и пытаясь прийти в себя. Мозг все еще не успел впитать, усвоить, осознать ту информацию, которая накрыла его, как цунами, пять минут назад. Он барахтался в этой информации, еще не до конца понимая, что…
Вильям такой же, как я.
Он болен той же болезнью.
И мне это не снится.
Все это так же реально, как эти бинты, и шприцы, и эта упаковка амоксициллина, наполовину пустая.
Я принесла бокс с лекарствами и бутылку воды, он выбрал несколько таблеток, но среди них не оказалось обезболивающего.
– Выпей что-то от боли, зачем ты терпишь?
– Мне не очень хорошо от обезболивающего. Впадаю в состояние, похожее на наркотический бред. Только алкоголь немного помогает или никотин. Или только кажется, что помогает…
Вильям взял бутылку с водой, положил в рот таблетки и сделал глоток. Я достала стерильную вату и начала пропитывать ее противовоспалительным средством. Какие ужасные ожоги. Неужели секс стоит того…
Я положила кусок ваты на его грудь, слегка сжала его, выдавливая спасительную влагу на кожу. Его кожа… Мягкая, упругая, тронутая золотистым тропическим загаром, наверно, отдыхал где-то в теплых странах. Его тело… у него очень красивое рельефное тело. Сильное, гармонично сложенное и такое большое. Если бы я была на месте Айви, то никогда не причинила ему подобный вред… Ни один даже самый безумный секс не стоит этой боли…
– Ты не могла бы сделать мне одолжение? – спросил он.
«Если бы я была на месте Айви…»
– Лори?
«Если бы я была…»
– Лори, – громче позвал Вильям.
«Если бы я…»
– А? Что? – очнулась я.
– Ты не могла бы кое-что сделать для меня?
Я с трудом оторвала взгляд от его груди:
– Да.
– Пусть это останется между нами. Никто не должен знать.
– Твои друзья не в курсе, что у тебя за диагноз?
– Только самые близкие…
– Ладно, – кивнула я, раскрывая упаковку с бинтами. – Только один вопрос. Ты обещал матери больше не попадать в больницу. Значит, это регулярно случается. И не жаль тебе ее?
– Все под контролем, просто иногда возникают проколы.
– Проколы?! – нервно хмыкнула я. – Эти проколы могут убить тебя, ты в курсе?!
– Ты переживаешь за меня? – вскинул бровь он.
Я встала, взяла бутылку, из которой он пил, и ведерко мокрой ваты. Вернулась на кухню и, мысленно прочитав молитву, глотнула остатки воды из его бутылки. Если я ошибаюсь, то согласна на незабываемый уикенд в госпитале. Но если мое безумное предположение верно, то…
Со мной ничего не случится.
А Вильям окажется вторым человеком в мире, прикосновения которого не оставляют на мне ожогов…
Я вернулась в спальню, достала из бокса бинты и начала наворачивать их вокруг его груди. Он стоически терпел, вспотевший и бледный, как полотно. Потом я закончила с перевязкой, ушла на кухню и стала хозяйничать и греметь ящиками в поисках алкоголя. В одном из шкафов обнаружилась бутылка «Бифитера», и я плеснула добрых сто грамм в стакан.
– Обезболивающее приехало, – объявила я, входя в комнату и протягивая ему стакан.
Он взял его и сделал большой глоток. Я присела на край кровати, поджав ногу.
– Почему она не здесь? – спросила я.
Да, почему панику поднимает его сестра, раны перевязывает соседка, а Айви в это время – где она?
– Потому что я не хочу, чтобы она была здесь.
– Ты должен научить ее осторожности. Она не должна прикасаться к твоей коже. Она должна увидеть, чем это чревато…
– Ты не понимаешь.
– Так объясни мне!
– Ожоги, шрамы и боль – я хочу, чтобы это были последние вещи, о которых она будет думать, когда будет оставаться у меня на ночь.
– О да! Ты готов калечиться каждый раз, лишь бы у девочки был потрясный секс.
– Мне не приходится калечиться каждый раз, но в остальном верно.
– Вильям… Оно в самом деле стоит того?
Я заглянула в его глаза – они светились. О, что за непередаваемые мысли отражались в них: мятежность, дерзость, бунт…
– А ты как думаешь? – спросил он, откидывая на подушку голову. Нотки иронии в его голосе и насмешливая улыбка сорвали мои предохранители. Как он смеет иронизировать, когда я всего лишь пытаюсь образумить его!
– Я думаю, что если бы у нее был разум – она бы понимала, чем это чревато! И если бы она обладала чувством ответственности, то сейчас была бы здесь! И если бы у нее были к тебе хоть какие-то глубокие чувства – она бы ни за что не стала вредить тебе! Итог – она глупая, безответственная и не любит тебя!
– Ты безумно прекрасна в своем гневе, Долорес Макбрайд, – хмыкнул он. – Но я все равно выбираю ее.
– Ч-что?! При чем тут я?! – Мое лицо снова залил румянец. – То, что ты позволяешь ей делать с собой, – это… это дико! И это все, что я пытаюсь донести до тебя, придурок!
– Мне надоело говорить обо мне. Давай поговорим о тебе, – вдруг сказал он, допивая джин и грохая стаканом о прикроватную тумбочку. – А когда ты в последний раз делала дикие вещи, крошка?
«Я больше не делаю диких вещей, Вильям. Стигмалион посадил меня на цепь».
– Ты же дикарка, Долорес. Неудержимая, неукротимая дикарка, которой просто необходимы периодические дозы дикости.
«Например, спускать бешеных собак на людей», – наверняка чуть не закончил он.
– Я переросла… все это и научилась быть вести себя разумно.
Вильям расхохотался, морщась от боли.
– В восемнадцать «все это» только начинается. И когда ты встретишь подходящего человека, Долорес, вот тогда ты расскажешь мне, как много в твоей голове остается разума, когда он прикасается к тебе.
Я забрала у Вильяма стакан, вышла из комнаты и вернулась на кухню. У окна висело большое зеркало, я заглянула в него, и меня начала колотить мелкая дрожь. Губы остались прежними. Кожа не вздулась волдырями и не лопнула, обнажая алые раны, несмотря на то, что уже миновали все дедлайны. Слюна Вильяма не оставила на мне ни следа. Боже правый…
Я плеснула джина в его стакан и сделала глоток. Мне нужно время, чтобы осознать все это в полной мере. И…
Мне нужно выяснить еще кое-что.
На столе лежала распечатанная пачка «Мальборо». Я достала одну сигарету, подержала ее во рту, коснулась кончиком языка и сунула обратно в пачку. Но не полностью, а оставила конец с фильтром торчать над всеми другими сигаретами. Я видела Вильяма с сигаретой в пальцах пару дней назад в парке универа, так что это его добро. Потом вернулась в комнату и протянула ему пачку.
– Экспресс-доставка новой порции обезболивающего.
«Бери ее. Бери ту, что выше всех…»
И он взял. Мои руки тряслись, когда я смотрела, как он раскуривает эту сигарету, обхватив губами.
«Ты не оставляешь на мне ожогов, Вильям, но как ты отреагируешь на меня? Надеюсь, что мое сердце не разорвется прямо сейчас, и я успею выяснить это…»
– А мне можно на вашу маленькую вечеринку? – раздалось за спиной, и я подскочила, выронив на пол пачку. – Извините, было не заперто!
В дверях стояла Айви и вертела на пальце ключи от машины. Она смотрела на меня не мигая, как кобра. Пухлые губы растянулись в ироничной улыбочке.
– Вильям, ты не отвечал на звонки. Я волновалась.
«Боже, мне нужно всего тринадцать минут! Я должна убедиться, что безвредна для него. Это все, о чем я прошу!»
– Айви, – пробормотал Вильям, поедая ее глазами. – Проходи, Лори уже уходит.
– Нет, не ухожу, – тихо сказала я, ковыряя пальцем пушинку на своих штанах.
– Прости? – вскинула бровь Айви.
– Долорес, тебе пора, – сказал мне Вильям, вдавливая сигарету в пепельницу.
– Нет, не пора, – сказала я еще тише. Пушинка наконец отковырнулась, и я сдула ее с пальца.
– Немыслимо, – нервно рассмеялась Айви. – Что она вообще здесь забыла?
– Зашла к Бекки, – соврал он вместо меня.
– Ах да-а, Бекки, – протянула я. – Но ее здесь, кажется, нет. А я только сейчас заметила…
– Лори, ты забыла, где находишься? – раздраженно спросил Вильям.
Я вжала голову в плечи, но с места не сдвинулась. Он не сможет меня прогнать, не в том состоянии. А что она подумает – плевать.
– А я так надеялась застать тебя здесь одного, – Айви вошла в спальню, приблизилась к кровати, протянула руку и почти коснулась пальцами подбородка Вильяма.
– Не трогай его, – сказала я, едва сдерживая желание ударить по руке.
– Что? – поперхнулась она, тараща свои огромные глаза с наращенными ресницами.
– А то, что ты должна быть осторожной. Твои прикосновения причиняют ему боль.
– Ему нравится эта боль, – самодовольно сказала Айви.
– Ты что, никогда не обжигалась? Такая боль никому не может нравиться. Ее можно только терпеть ради любимого человека. Но если он готов без конца жертвовать собой ради тебя, то почему ты не готова ради него хотя бы придержать руки?
Я смотрела на губы Вильяма не в силах оторвать от них глаз. Останусь здесь, пока не увижу то, что мне нужно увидеть.
– Долорес, спасибо за заботу, но тебе и правда пора, – сказал мне Вильям таким тоном, что у меня мороз по коже пошел.
– Пойду посуду помою! Там целая гора! А потом уйду, – вскочила я и ушла на кухню, даже не пытаясь представить, что они обо мне думают. Открыла кран и начала громыхать тарелками. Но никакой грохот и звон не могли избавить меня от воплей Айви, которые я слышала из-за закрытой двери:
– Эта девка меня просто затрахала! – кричала Айви, делая голосом акценты на каждом слове. – Она везде, Вильям! В твоем доме, в твоей машине, на твоих вечеринках, в универе я постоянно натыкаюсь на нее, в кафе. Она ходит за тобой по пятам, она набивается в подруги к Бекки, стоит мне оставить тебя на пару дней – и она тут как тут, на твоей кровати, и вы на пару пьете джин! Что происходит? Почему я вижу ее возле тебя так часто?
– Она искала Бекки, все. Айви, я устал повторять, что кроме тебя мне никто не нужен.
– Ты в курсе, что у нее есть парень? Двухметровый накачанный громила. Ходят слухи, что какой-то морской пехотинец. Сегодня устроил для нее шоу на парковке универа. Подарил белую «Ауди S7» и охапку роз.
– Теперь в курсе и рад за нее.
– Я найду его и расскажу, что она творит, если она не перестанет таскаться за тобой!
– Айви, она не таскается за мной, и я задолбался говорить на эту тему по три раза на день!
Мой телефон затрезвонил. Я вытерла мокрые руки о полотенце и ответила. Звонила Бекки, интересовалась, все ли с Вильямом в порядке.
– Более-менее, – ответила я. – И… Бекки, теперь я знаю, что ты имела в виду, говоря, что Айви вредит ему…
– Ожогов очень много? – всхлипнула Бекки.
– Много, – призналась я.
– Я убью его… и двумя пальцами он на этот раз не отделается, – черно пошутила Бекки, но у меня мороз по коже пошел.
– Бекс, слушай, мне нужно рассказать тебе кое-что. Не по телефону. Ты можешь прийти ко мне, когда вернешься в Дублин?
– Конечно, Лори. Я твоя должница.
– Нет-нет, ты ничего мне не должна, Бекки. Ничего.
Я сунула телефон в карман, домыла посуду и вышла из кухни.
Что ж, прошло достаточно времени, чтобы понять, как отреагируют твои демоны на мой визит, Вильям. Добавят тебе ожогов или начнут лизать мне руки.
Я на цыпочках подошла к двери комнаты – та была полуоткрыта – и заглянула внутрь.
Его губы… они… Улыбались так счастливо, что я заморгала от изумления. И эта улыбка – улыбка мальчика, у которого есть все, о чем только можно мечтать, – потрясла меня едва ли не больше, чем то, что его губы были полностью невредимы.
Голова Айви лежала на его укрытых одеялом коленях, его пальцы теребили кончик пряди ее волос. Они наконец перестали выяснять отношения и теперь о чем-то тихо болтали. Ее рука гладила его бедро, прикрытое тонким одеялом. Он закрыл глаза и выглядел так, как будто боль наконец оставила его…
Я отступила, медленно осознавая всю дерьмовость ситуации. Грудь раздирал пожар. Глаза заволокло слезами. Больно стало так, что не вдохнуть.
Я нашла человека, с которым совместима. Нашла того, кто мог бы подняться в башню Стигмалиона и спасти меня. Того, с кем могла бы делать невообразимо прекрасные вещи, если бы…
Он полностью, абсолютно и безоговорочно не принадлежал другой.
Достарыңызбен бөлісу: |