Глава 13 «Колыбельная» для вожатого

Визит прошёл довольно быстро, Юрка не успел даже выйти из
воды. Крикнул Михе с Ванькой, и те бегом рванули к нему, засыпав
песком тех, кто сидел на пляже, и забрызгав водой тех, кто плескался в
реке.
— Чего хотела? — спросил Юрка.
— В театр звала на массовку, — ответил Ванька. — Ну как звала,
сказала, что придём и всё.
— А-а-а…
— Ага! — передразнил Миха. — Юрец, слушай, а ваш худрук,
он… это, строгий, да? Злой? Ты только не говори никому, что я так
сказал.
— Володя-то? — усмехнулся Юрка, вспомнив, как вчера вечером
и ночью обычно строгие глаза под очками приближались к его лицу,
закрывались и не открывались до тех пор, пока не закончился долгий
тёплый поцелуй. Юрка аж вспотел в прохладной воде. — Ох… Это…
если что-то пойдёт не так, тебе, Мих, не Володя, а Ольга Леонидовна
голову оторвёт.
— Вот засада!
— Ой, Мих, да ла-а-адно, — протянул Ванька. — Петлицыну вон
вообще роль с текстом выписали. Нам-то с тобой стоять молча и так
сойдёт.
— Не сойдёт! — возмутился Юрка. — Парни, Володю надо
уважать! Только попробуйте мне…
— Будем-будем, — заверил Миха.
— Ясно-понятно! — подтвердил Ванька. — Ну чего, поплыли
уже, а? Так и замёрзнуть недолго.
— Наперегонки! — скомандовал Юрка и рванул первее всех.
А когда они вернулись обратно на пляж, Юрка не спеша вытерся и
задумчиво произнёс, глядя на противоположный берег реки в надежде
увидеть там иву:
— Петлицыну роль, говорите, с текстом дали? Езавитова, видимо.
Плохо — Володя этого не хотел. Нам бы лучше Митьку, у него ого-го
какой голосище.
— А где он, кстати? — вальяжно растянувшись на горячем песке,
поинтересовался Ванька.
Ответ последовал незамедлительно.

— Здравствуйте, пионеры! Слушайте пионерскую зорьку, —
ответил сам Митька из динамика. — Завтра долгожданный праздник
— день рождения нашего любимого пионерлагеря «Ласточка». В связи
с этим сегодня пройдут два важных мероприятия. Первое —
генеральная репетиция концерта художественной самодеятельности
начнётся после полдника. Артистам от первого отряда быть на
площади в шестнадцать часов, второму отряду — в шестнадцать
тридцать…
Митька диктовал время репетиций всех остальных отрядов, а
девчата-активистки из первого и второго сосредоточенно записывали
за ним. Ольга Леонидовна решила провести хоть какое-то мероприятие
вместо спектакля и велела поставить маленький, всего на час, концерт-
солянку, состоящий из простых коротких номеров, чтобы артистам
хватило одного дня на подготовку. Юрка в нём не участвовал. Знал
только, что девочки собираются что-то станцевать.
Митька закончил с этим мероприятием и сразу перешёл ко
второму, куда более важному и касающемуся всех отдыхающих:
— Сегодня в течение дня всему лагерю необходимо явиться в
медпункт для измерения прибавки веса. Явка обязательна. Лариса
Сергеевна примет пионеров только в составе своих отрядов.
Информацию о времени посещения сообщат ваши вожатые.
До этого момента Митька говорил сухо и деловито, но вдруг его
тон потеплел. Все догадались, что важные новости кончились, а это
значит, что вот-вот завершится и радиопередача. Но у Митьки было
ещё что сказать:
— В честь предстоящего внепланового измерения прибавки веса
разрешите зачитать любимое многими пионерами стихотворение «На
весах».
Митька ещё никогда не читал стихов — программа новостная, а
не развлекательная, и оба отдыхающих на пляже отряда навострили
уши. Митька, откашлявшись, начал:
Есть в нашем лагере весы, 
Не просто так, не для красы, — 
Мы выясняем по утрам, 
Кто пополнел, на сколько грамм. 

Нет, мы не ходим в дальний лес: 
А вдруг в походе сбавим вес?! 
Нам не до птичьих голосов. 
Проводим утро у весов. 
Ванька прыснул в кулак, Юрка согласно кивнул. Митька
продолжал басить выразительно, не забывая ставить паузы:
Нельзя бродить нам по лесам: 
Всё по часам! Да по весам! 
А в дождь — мы сразу под навес. 
Ребята ценятся на вес! 
На пляже сдавленно захихикали.
И сколько здесь бывает драм: 
Серёжа сбавил килограмм, 
И долго ахал и стонал 
Весь медицинский персонал. 
Вдруг изменился наш режим: 
С утра на речку мы бежим… 
Вдруг раздался невнятный шелест, потом — ужасающий треск.
Потом тишина. Отряды захохотали в голос — у Митьки отобрали
микрофон!
Получаса не прошло, как к ним явился сам герой дня — Митька,
который с ходу сообщил Юрке важную новость: теперь и сам Митька
привлечён к спектаклю. Но в отместку за стихи Ольга Леонидовна
поручила ему одну из самых тяжёлых работ — поднимать занавес.
Юрке было жаль, что харизматичному Митьке не дали роли, но в
целом он всё равно был рад — главное, что занавес поднимать
придётся не Юрке.
В отряд как обычно маршировали строем. Юрка по традиции шёл
впереди, рядом с Ванькой, а прямо за ними — следующие по росту

пионеры — Полина и Ксюша. Девчата громко шептались. Вдруг в
разговор вклинилась идущая за ними Ульяна и взволнованно
защебетала:
— Девчат, представляете, мне на пляже кто-то записку подкинул.
Я одеваться стала, смотрю, что-то выпало, бумажка…
— Что там? — грубо перебила Ксюша.
— Дай почитать, ну дай-дай, — оживилась Полина.
— Вань, у нас завтра соревнования с вожатыми будут перед
концертом? Линейка. Потом соревнования — вожатые против
пионеров. Потом концерт, так ведь? — совершенно не зная, чем себя
занять, спросил Юрка. Он и так был в курсе, последовательность
мероприятий назвал верно, просто надеялся, что Ванька может знать
что-нибудь ещё. Но тот молчал, подслушивая, о чём говорят девчата.
— «Ты мне нравишься…» Ого! Здорово, Уль! «Ты мне
нравишься»! — обрадовалась Полина. — От кого это, не знаешь?
— Юр! Конев! — позвала Ксюша, Юрка аж вздрогнул. Он ни при
чём!
— М?
— А ты не видел случайно, пока мы плавали, к нашим вещам кто
подходил?
— Конечно, не видел. Дались мне ваши вещи!
— А может, это ты? Ты подкинул записку, а, Юрчик? —
захихикала Ульяна.
Юрка лишь цокнул языком и закатил глаза, поймав на себе
ревнивый взгляд идущего неподалёку Митьки.
Юрке удалось встретиться с Володей только в отбой. Взглянув в
его глаза, он понял, что Володя ждал встречи не меньше, а может быть,
даже больше. Чуть наклонив голову, он смотрел пристально и нежно.
Молчал, но Юрке и не нужны были слова. Он понимал, что у него
самого их не хватит, чтобы хотя бы мысленно описать тот восторг,
который он испытывал от Володиной близости. Дух захватывало от
понимания, что между ними есть эта самая близость, как она пронзает
их и как прочно связывает. Юрка мечтал только об одном — поскорее
его поцеловать.
Похоже, что и Володя хотел того же: без лишних разговоров
кивнул Юрке в сторону реки, и они, не сговариваясь, отправились к
иве.

Оказавшись под её кроной, Юрка подумал, что, наверное, это и
есть абсолютное счастье — не помня и не чувствуя самого себя,
касаться Володиного лица щекой, тереться носом, прижиматься
губами. Слышать его дыхание, чувствовать его запах, видеть, как
дрожат его ресницы за стёклами очков. «Это сон», — твердил себе
Юрка, но не его, а всего мира вокруг. Говорят, что сон — это маленькая
смерть, и всё вокруг действительно будто вымерло. Только ветер
касался кожи, тёплыми порывами колыхал ветви ивы, и из-под них
вырывались и вспыхивали солнечные лучи.
Володя хотел спать. Он то и дело давил на усталые глаза
пальцами, постоянно зевал, но на предложение Юрки о том, чтобы
подремать, резко ответил отказом:
— У нас осталось слишком мало времени. А заняться, наоборот,
есть много чем.
У Юрки перехватило дыхание.
— И чем займёмся?
— Давай порепетируем текст.
У Юрки не было конкретных планов. Боясь собственных мыслей,
он даже ни о чём не мечтал. Но здесь и сейчас, наконец оставшись
наедине, учить роль?..
— Почему бы и нет? — деланно улыбнулся он и начал: — «Фы
ведь из Ленинград? Фаш город дафно взят, и если фройлен согласится
оказать небольшие услуги гитлерофскому командофанию…»
Текст был интересным и легко отвлекал от полных разочарования
мыслей. К тому же Юрка очень забавно пародировал немецкую речь,
так что они с Володей оба развеселились, а потом даже расхохотались.
Володя отобрал у Юрки текст и сам начал читать, но «фыкал», как
говорил Юрка, слишком неправдоподобно:
— Володь, ты переигрываешь. Не надо бросаться в крайность. Тут
гармония нужна, как в музыке. Вот смотри…
Но Володя резко перебил его.
— Юр, а знаешь, ты очень красивый, когда играешь…
«Красивый, красивый, красивый» эхом прокатилось в мыслях. У
Юрки поплыло в глазах, и всякие немцы, «фыканья» и прочее мигом
вылетело из головы. Он сидел и смущённо смотрел на Володю, а тот
говорил тихо и ласково:

— У тебя вид такой интересный, одухотворённый, но
сосредоточенный. Ты, наверное, даже не замечаешь, что вообще не
сидишь спокойно — раскачиваешься, иногда подпеваешь себе, а
иногда закусываешь губу. Так это здорово смотрится: вот вроде бы ты
здесь со мной, сидишь рядом, но на самом деле ты где-то очень далеко.
Я смотрю на тебя и гадаю, где ты? Занимайся почаще, мне это так
нравится…
Володя при этих словах смутился, стал таким робким и румяным.
Отказать ему, такому доброму, ласковому, такому своему, было
совершенно невозможно. Но и ответить что-либо — тоже, слова
просто застряли у Юрки в горле.
Володя растянулся на траве, положил голову ему на колени,
посмотрел на него снизу вверх до того нежным взглядом, что в груди
всё начало плавиться. Не то что говорить, даже дышать стало
невозможно, и Юрка отложил сценарий, включил радио, чтобы
повисшая между ними тишина не стала тяжёлой.
На радио снова крутили час русской классической музыки, и,
когда опять зазвучал Чайковский, Юрка уже не смог сдерживать бурю
эмоций внутри. Дрожащим от восторга голосом произнёс совсем не те
слова, что так и рвались наружу, но другие, про музыку:
— Чувствуешь, как она погружает в себя? Будто бы тонешь в ней:
бас обволакивает, воздух густеет, всё замирает, и мы замираем и
медленно, как будто в мёде, опускаемся на самое дно…
— Услышал бы это две недели назад, не поверил бы, что это
говорит Юрка Конев, — Володя улыбнулся, но сразу же стал
серьёзным. — «Колыбельную» для спектакля должен играть ты!
— Но я её совсем не помню.
— Вспомни! Это должен быть ты, Юра. Очень тебя прошу,
сыграй.
Он весь засиял, морщинки на лбу разгладились, привычную, уже
ставшую чертой его лица усталость как рукой сняло. Залюбовавшись
им, Юрка не удержался, попросил разрешения погладить Володины
волосы.
Володя кивнул. Касаясь висков, накручивая на пальцы тёмные
локоны, Юрка наклонился ближе и, ужасно стесняясь, спросил
шёпотом:

— А можно я за это сниму с тебя очки? Ни разу не видел тебя без
них…
Каким это оказалось интимным занятием — снимать с Володи
очки! Таким будоражащим и волнительным, что подрагивали пальцы,
будто сейчас Володя предстанет перед Юркой обнаженнее, чем просто
голым. Очки оказались неожиданно тяжёлыми, а его лицо без них —
непривычно сонным и усталым. Под глазами темнели круги, вдобавок
Володя забавно сощурился.
— Что это? — он повозил головой по Юркиным коленям. — У
тебя в шортах что-то твёрдое, что это?
— Мел, — просто ответил Юрка, он всё время забывал вытащить
кусочек из кармана шорт. — У Алёши Матвеева взял.
— А зачем тебе мел?
— Как это зачем? Вот ты уснёшь, я им вместо пасты тебя намажу.
Это знаешь, как почётно! Это тебе не над пионерами шутить. Такой
адреналин — намазать спящего вожатого! Не каждый осмелится и тем
более не каждый сможет.
— И ты каждый день его таскаешь в кармане? — хмыкнул Володя
и вдруг спохватился: — Кстати! У меня есть для тебя подарок!
Он поднялся и осторожно вынул из кармана рубашки белый,
большой, размером с яблоко комок.
— Вот. Сорвал вчера, а отдать забыл. Ты же хотел на память.
Держи, — он разомкнул протянутую Юрке руку, и в ней показалась
увядшая белая речная лилия.
— Ты и до заводи добрался? — прошептал Юрка, когда лилия
оказалась в его протянутой ладони, лёгкая, как бумажная, и ещё более
хрупкая. — Ты всё-таки её сорвал. А говорил: «Красная книга, Красная
книга…»
Володя задумчиво пожал плечами:
— Мне показалось, что тебе это важно. А она… да всё равно
когда-нибудь умрёт.
— Не то чтобы это было важно тогда, но сейчас… Сейчас,
наверное, да, важно. Спасибо. Я её сохраню.
Они немного помолчали. К Юркиному разочарованию, Володя
больше не ложился к нему на колени, а продолжал сидеть. Он смотрел
на реку, думал о чём-то своём и вдруг, будто вспомнив ещё что-то,
выпалил на одном дыхании:

— Юра, когда ты понял, что относишься ко мне необычно? Это
произошло тогда, в заводи, когда я предложил искупаться и…

жүктеу/скачать 2,39 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: