Людмила Давидюк, Людмила Дядечко, Инна Халабаджах

 155
Литература
и с которой было удобнее всего видеть казнь, а в стороне северной, там, 
где холм был не отлог и доступен, а неровен, где были и провалы и щели, 
там, где, уцепившись в расщелине за проклятую небом безводную землю, 
пыталось жить больное фиговое деревцо.
Именно под ним, вовсе не дающим никакой тени, и утвердился этот 
единственный зритель, а не участник казни, и сидел на камне с самого на­
чала, то есть вот уже четвертый час. Да, для того чтобы видеть казнь, он 
выбрал не лучшую, а худшую позицию. Но все­таки и с нее столбы были 
видны, видны были за цепью и два сверкающие пятна на груди кентури­
она, а этого, по­видимому, для человека, явно желавшего остаться мало 
замеченным и никем не тревожимым, было совершенно достаточно. <…>
Теперь,  сидя  на  камне,  этот  чернобородый,  с  гноящимися  от  солнца 
и  бессонницы  глазами  человек  тосковал.  Он  то  вздыхал,  открывая  свой 
истасканный  в  скитаниях,  из  голубого  превратившийся  в  грязно­серый 
таллиф,  и  обнажал  ушибленную  копьем  грудь,  по  которой  стекал  гряз­
ный пот, то в невыносимой муке поднимал глаза в небо, следя за тремя 
стервятниками, давно уже плававшими в вышине большими кругами в 
предчувствии скорого пира, то вперял безнадежный взор в желтую землю 
и видел на ней полуразрушенный собачий череп и бегающих вокруг него 
ящериц.
Мучения человека были настолько велики, что по временам он загова­
ривал сам с собой.
— О, я глупец! — бормотал он, раскачиваясь на камне в душевной боли 
и ногтями царапая смуглую грудь, — глупец, неразумная женщина, трус! 
Падаль я, а не человек!
Он умолкал, поникал головой, потом, напившись из деревянной фля­
ги теплой воды, оживал вновь и хватался то за нож, спрятанный под тал­
лифом  на  груди,  то  за  кусок  пергамента,  лежащий  перед  ним  на  камне 
рядом с палочкой и пузырьком с тушью.
На этом пергаменте уже были набросаны записи:
«Бегут минуты, и я, Левий Матвей, нахожусь на Лысой Горе, а смерти 
всё нет!»
Далее:
«Солнце склоняется, а смерти нет».
Теперь Левий Матвей безнадежно записал острой палочкой так:
«Бог! За что гневаешься на него? Пошли ему смерть».
Записав это, он болезненно всхлипнул и опять ногтями изранил свою 
грудь. <…>
Когда  истек  четвертый  час  казни,  мучения  Левия  достигли  наивыс­
шей  степени,  и  он  впал  в  ярость.  Поднявшись  с  камня,  он  швырнул  на 
землю бесполезно, как он теперь думал, украденный нож, раздавил фля­
гу ногою, лишив себя воды, сбросил с головы кефи, вцепился в свои жид­
кие волосы и стал проклинать себя. <…>
Видя, что клятвы и брань не действуют и ничего от этого на солнце­ 
пеке  не  меняется,  он  сжал  сухие  кулаки,  зажмурившись,  вознес  их  к 
небу, к солнцу, которое сползало все ниже, удлиняя тени и уходя, чтобы 

 156
упасть  в  Средиземное  море,  и  потребовал  у  Бога  немедленного  чуда.  Он 
требовал, чтобы Бог тотчас же послал Иешуа смерть.
Открыв глаза, он убедился в том, что на холме все без изменений, за 
исключением  того,  что  пылавшие  на  груди  кентуриона  пятна  потухли. 
Солнце посылало лучи в спины казнимых, обращенных лицами к Ерша­
лаиму. Тогда Левий закричал:
— Проклинаю тебя, Бог! <…>
Тут  что­то  дунуло  в  лицо  бывшему  сборщику  и  что­то  зашелестело 
у него под ногами. Дунуло еще раз, и тогда, открыв глаза, Левий увидел, 
что  все  в  мире,  под  влиянием  ли  его  проклятий  или  в  силу  каких­либо 
других причин, изменилось. Солнце исчезло, не дойдя до моря, в котором 
тонуло  ежевечерне.  Поглотив  его,  по  небу  с  запада  поднималась  грозно 
и  неуклонно  грозовая  туча.  Края  ее  уже  вскипали  белой  пеной,  черное 
дымное брюхо отсвечивало желтым. Туча ворчала, и из нее время от вре­
мени вываливались огненные нити. По Яффской дороге, по скудной Гион­
ской долине, над шатрами богомольцев, гонимые внезапно поднявшимся 
ветром, летели пыльные столбы. Левий умолк, стараясь сообразить, при­
несет ли гроза, которая сейчас накроет Ершалаим, какое­либо изменение 
в судьбе несчастного Иешуа. И тут же, глядя на нити огня, раскраиваю­
щие тучу, стал просить, чтобы молния ударила в столб Иешуа. В раская­
нии глядя в чистое небо, которое еще не пожрала туча и где стервятники 
ложились на крыло, чтобы уходить от грозы, Левий подумал, что безумно 
поспешил со своими проклятиями. Теперь бог не послушает его. <…>
Крысобой, брезгливо покосившись на грязные тряпки, бывшие недав­
но одеждой преступников, от которой отказались палачи, отозвал двух из 
них и приказал:
— За мною!
С  ближайшего  столба  доносилась  хриплая  бессмысленная  песенка. 
Повешенный  на  нем  Гестас  к  концу  третьего  часа  казни  сошел  с  ума  от 
мух и солнца и теперь тихо пел что­то про виноград, но головою, покры­
той чалмой, изредка все­таки покачивал, и тогда мухи вяло поднимались 
с его лица и возвращались на него опять.
Дисмас на втором столбе страдал более двух других, потому что его не 
одолевало забытье, и он качал головой, часто и мерно, то вправо, то влево, 
чтобы ухом ударять по плечу.
Счастливее двух других был Иешуа. В первый же час его стали пора­
жать обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в размотавшей­
ся чалме. Мухи и слепни поэтому совершенно облепили его, так что лицо 
его исчезло под черной шевелящейся массой. В паху, и на животе, и под 
мышками сидели жирные слепни и сосали желтое обнаженное тело.
Повинуясь жестам человека в капюшоне, один из палачей взял копье, 
а другой поднес к столбу ведро и губку. Первый из палачей поднял копье 
и постучал им сперва по одной, потом по другой руке Иешуа, вытянутым 
и привязанным веревками к поперечной перекладине столба. Тело с выпя­
тившимися  ребрами  вздрогнуло.  Палач  провел  концом  копья  по  животу. 
Тогда Иешуа поднял голову, и мухи с гуденьем снялись, и открылось лицо 

 157
Литература
повешенного, распухшее от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое 
лицо.
Разлепив  веки,  Га­Ноцри  глянул  вниз.  Глаза  его,  обычно  ясные,  те­
перь были мутноваты.
— Га­Ноцри! — сказал палач.
Га­Ноцри шевельнул вспухшими губами и отозвался хриплым разбой­
ничьим голосом:
— Что тебе надо? Зачем подошел ко мне?
— Пей! — сказал палач, и пропитанная водою губка на конце копья 
поднялась к губам Иешуа. Радость сверкнула у того в глазах, он прильнул 
к губке и с жадностью начал впитывать влагу. <…>
—  Славь  великодушного  игемона!  —  торжественно  шепнул  он  и  ти­
хонько кольнул Иешуа в сердце. Тот дрогнул, шепнул:
— Игемон…
Кровь побежала по его животу, нижняя челюсть судорожно дрогнула, 
и голова его повисла. <…>
Через  несколько  минут  в  дымном  зареве  грозы,  воды  и  огня  на  хол­
ме остался только один человек. Потрясая недаром украденным ножом, 
срываясь со скользких уступов, цепляясь за что попало, иногда ползя на 
коленях, он стремился к столбам. Он то пропадал в полной мгле, то вдруг 
освещался трепещущим светом.
Добравшись  до  столбов,  уже  по  щиколотку  в  воде,  он  содрал  с  себя 
отяжелевший, пропитанный водою таллиф, остался в одной рубахе и при­
пал к ногам Иешуа. Он перерезал веревки на голенях, поднялся на ниж­
нюю перекладину, обнял Иешуа и освободил руки от верхних связей. Голое 
влажное тело Иешуа обрушилось на Левия и повалило его наземь. Левий 
тут же хотел взвалить его на плечи, но какая­то мысль остановила его. Он 
оставил на земле в воде тело с запрокинутой головой и разметанными рука­
ми и побежал на разъезжающихся в глиняной жиже ногах к другим стол­
бам. Он перерезал веревки и на них, и два тела обрушились на землю.
Прошло  несколько  минут,  и  на  вершине  холма  остались  только  эти 
два тела и три пустых столба. Вода била и поворачивала эти тела.
Ни Левия, ни тела Иешуа на верху холма в это время уже не было.
Прочитайте фрагменты 25 и 26 глав романа «Мастер и 
Маргарита».  Составьте  на  основе  их  содержания  трех-
частный  дневник  (см.  форму  в  теме  №  47).  Не  пропустите  афоризмы  Иешуа  Га-
Ноцри, записанные Левием Матвеем в его пергаменте!

жүктеу/скачать 7,35 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: