акционерных обществ, не являются ни берлинцы, ни пруссаки, ни немцы вообще.
Средний человек приписывал все преступления и злоупотребления этих
ненавистных учреждений столице и всю свою ненависть поэтому переносил,
естественно, как на столицу, так и на Пруссию в целом. А так как ниоткуда таким
представлениям отпора не давалось, а кое-кто смотрел на такое толкование не без
удовольствия, то естественно, что ненависть против Пруссии все больше
разгоралась.
Евреи были конечно достаточно умны, чтобы понимать, что бесстыдный грабеж
немецкого народа, который они сорганизовали под прикрытием акционерных
обществ военного времени, неизбежно вызовет известное сопротивление. Пока
самих евреев никто не брал прямо за горло, они конечно могли не беспокоиться по
поводу растущего недовольства. Но чтобы не допустить и впоследствии до прямого
взрыва возмущения, евреям должно было больше всего понравиться именно такое
средство, которое направляло недовольство совсем в другую сторону и таким
образом давало исход чувству негодования.
Пусть себе Бавария идет в поход против Пруссии, а Пруссия - против Баварии.
Чем сильнее разжечь вражду между Баварией и Пруссией, тем лучше. Чем горячее
станет схватка между Баварией и Пруссией, тем спокойнее для евреев. Именно так
лучше всего было отвлечь общественное внимание от этой интернациональной
шайки. Люди даже стали прямо забывать об ее существовании. Конечно и в самой
Баварии все же находилось достаточное количество благоразумных людей, которые
делали усилия, чтобы не допустить до дальнейшего разжигания междоусобицы. Но
как только такая опасность становилась реальной, евреи тотчас же пускали в ход в
Берлине какую-нибудь новую подлую провокацию и тем вновь разжигали борьбу.
Все, кому сие ведать надлежало, тотчас же набрасывались на этот новый инцидент и
раздували его изо всех сил, пока наконец пожар усобицы между югом и севером
опять не разгорался докрасна.
Евреи вели тогда замечательно ловкую, уточненную игру. Все время занимали
они этой внутренней склокой внимание то одной, то другой стороны и благодаря
этому могли все с большим успехом грабить и тех и других.
Затем пришла революция.
До 1918 г. или, точнее сказать, до ноября 1918 г. средний человек и особенно
менее развитый обыватель и рабочий могли еще не отдавать себе полного отчета в
происхождении этой междоусобицы и в ее последствиях. Но уж казалось бы с
началом революции, в особенности в Баварии, это должны были понять все, и во
всяком случае это должна была понять та часть населения, которая причисляла себя
к «национальному лагерю». Ибо не успела еще революция победить, как
организатор переворота в Баварии сразу же выступил защитником специфически
«баварских» интересов.
Достарыңызбен бөлісу: