Моя борьба

необходимым вести самую решительную борьбу против подобных настроений.
Людям, трусящим перед принципом личной ответственности, ни в коем случае не
следует делать ни малейших уступок. Только так нам постепенно удастся
выработать такой подход к руководителям, который даст возможность подобрать
руководство, действительно способное выполнять свои ответственные функции.
Во всяком случае совершенно ясно, что движение, которое хочет освободить
государство от всех нелепостей и безумия парламентаризма, прежде всего само
должно быть свободно от всякого парламентаризма. Только так движение сможет
создать себе достаточную базу и должную силу для успешной борьбы.
То движение, которое в эпоху господства принципа большинства сумеет во
всем само принципиально стать на точку зрения первенствующей роли вождей и
вытекающего отсюда принципа личной ответственности, — такое движение с
математической точностью в один прекрасный день неизбежно победит и
положит конец существующему старому порядку.
Эта идея привела к полнейшей внутренней реорганизации всего движения.
Логическим выводом из такой реорганизации было также то, что мы должны были
придти к строжайшему разделению между общеполитическим руководством
движения и коммерческим руководством всех партийных предприятий. Принцип
личной ответственности естественно проведен был также и во всех деловых
предприятиях партии, что неизбежно должно было привести к коммерческому
оздоровлению всех наших предприятий, поскольку они были освобождены от
политических влияний и поставлены исключительно на хозяйственную ногу.
Когда осенью 1919 г. я примкнул к партии, состоявшей тогда из шести человек,
у нее не было еще ни малейшего аппарата, ни одного служащего, ни одного
печатного документа и даже не было бланков и печати. Комитет партии имел свое
пристанище сначала в маленьком трактирчике на Герренгассе, затем в другом
небольшом кафе. Конечно такое положение было нетерпимо. Спустя некоторое
время я отправился в обход по мюнхенским ресторанам и трактирам с расчетом
найти какую-нибудь отдельную комнату, которую можно было бы снять под
постоянное помещение для партии. В пивной Штернэкке я нашел небольшое
подвальное помещение, которым некогда по-видимому, пользовались господа
баварские государственные советники для особо пьяных пирушек. Подвал был
почти совершенно темный и поэтому гораздо больше подходил для прежнего своего
назначения, нежели для политической организации. Подвал имел только одно
небольшое окно, выходившее на узенькую улицу, и таким образом даже в самые
солнечные дни в нашем помещении все же царила полутьма. Вот там-то мы и
обосновались. Аренды с нас брали только 50 марок в месяц, тогда это казалось нам
гигантской суммой, так что больших требований мы предъявлять не могли. Перед
самым нашим въездом хозяева сняли со стен обшивку, составлявшую ранее
украшение подвала. Нам пришлось примириться и с этим. В общем, помещение
производило больше впечатление склепа, нежели партийного бюро.
И все-таки это был уже громадный прогресс. Постепенно мы провели
электричество; затем, спустя долгое время, нам удалось поставить телефон. Сначала
у нас был только один стол и несколько взятых на прокат стульев, затем удалось

приобрести конторку, а впоследствии даже и шкаф. Два небольших шкафчика дал
нам во временное пользование хозяин помещения. В них мы прятали свои плакаты,
прокламации и т. д.
Оставаться при прежних собраниях комитета, созывавшихся раз в неделю, было
невозможно. Нужно было во что бы то ни стало завести хотя бы одного постоянного
платного работника, который мог бы систематически вести все дела.
Это было для нас тогда еще очень трудно. Партия имела тогда столь небольшое
количество членов, что среди них был крайне трудно найти подходящего человека,
который, с одной стороны, смог бы обслуживать все многосторонние потребности
движения, а с другой, мог бы обойтись очень небольшой платой.
Наконец после долгих поисков мы нашли такого человека. Это был бывший
солдат Шюслер, мой прежний товарищ по фронту. Шюслер сделался первым
управляющим делами партии. Сначала он мог уделять нам только два часа в день и
являлся к нам в бюро от 6 до 8 ч. вечера, затем он стал приходить от 5 до 8 ч. вечера,
затем стал посвящать нам всю вторую половину дня, а спустя некоторое время мы
смогли уже оплачивать его полностью, и он работал у нас с раннего утра до
позднего вечера. Это был человек в высшей степени прилежный, чистый, глубоко
честный, движению он был предан всей душой. Вот почему он работал, не покладая
рук. Перейдя к нам, Шюслер принес с собою в бюро маленькую пишущую машину
системы «Адлер», являвшуюся его личной собственностью. Это была первая
машинка, поступившая на службу нашему движению. Спустя некоторое время, мы
приобрели у Шюслера эту машинку, а оплачивали ее по частям. Затем мы признали
совершенно необходимым завести небольшой несгораемый шкаф, в котором мы
решили сохранять от возможных нападений членские книжки и нашу картотеку.
Как видит читатель, мы приобрели кассу не для того, чтобы хранить в ней наши
большие деньги. Увы, денег у нас не было вовсе. Партия была страшно бедна, и
частенько мне лично приходилось урывать кое-что для партии из своих небольших
сбережений.
Спустя полтора года, это помещение оказалось уже однако слишком малым, и
мы переехали в новое помещение на Корнелиусштрассе. Помещение это опять-таки
принадлежало одной пивной, но теперь мы имели в своем распоряжении уже не
одну комнату, а целых три и сверх того еще большую прихожую. В те времена
такое помещение казалось нам настоящей роскошью. В этом помещении мы
оставались до ноября 1923 г.
В декабре 1920 г. мы приобрели газету «Фелькишер беобахтер». Эту газету,
придерживавшуюся, как видно уже из ее названия, в общем народнических
взглядов, мы должны были теперь реорганизовать в орган германской национал-
социалистической рабочей партии. Газета выходила два раза в неделю. В начале
1923 г. она превратилась в ежедневную газету, а с конца августа 1923 г. стала
выходить в большом формате.
Будучи тогда еще совершеннейшим новичком в области газетного дела, я не раз
должен был платить большие деньги за «науку». Знаменателен уже один тот факт,
что против всего лагеря бесчисленных еврейских газет тогда удалось поставить

только одну единственную действительно крупную народническую газету. В
значительной мере это объяснялось тем обстоятельством, что все так называемые
народнические предприятия до сих пор ставились на совершенно неделовую ногу. В
этом я имел случай убедиться много раз. Руководители этих предприятий
вербовались не по принципу действительной умелости, а по тому принципу, чтобы
это был свой человек, разделяющий убеждения партии. Мы пришли к тому выводу,
что это совершенно неправильный критерий. Убеждение с нашей точки зрения не
должно быть чем-то только внешним. Если данный человек является убежденным
сторонником движения, то он должен это показать на деле, т. е. должен уметь как
следует поставить то дело, которое ему поручено. Тот, кто умеет сделать для своего
народа что-либо ценное, этим самым доказывает, что он человек убежденный. А
если люди только много кричат о своих убеждениях и в то же время не умеют
ничем быть полезными своему народу, то таким убеждениям грош цена и ничего
кроме вреда они не приносят. Такие люди являются только балластом для движения
и для партии.
Газета «Фелькишер беобахтер», как видно уже из ее названия, была так
называемым народническим органом со всеми теми преимуществами и еще больше
со всеми теми слабостями и ошибками, которые свойственны были всем
народническим предприятиям. Содержание газеты было весьма почтенно, а
коммерческая сторона всего предприятия — ниже всякой критики. Издатели
придерживались того мнения, что такая газета должна жить за счет добровольных
пожертвований сторонников движения, между тем как мы считали, что газета сама
должна оплачивать себя и должна проложить себе дорогу в серьезной конкуренции
с другими газетами. Мы держались того мнения, что заставлять партию
расплачиваться за ошибки и слабости коммерческой стороны предприятия просто
неприлично. Нельзя за свое собственное неуменье заставлять расплачиваться
добропорядочных патриотов.
Я счел своим долгом добиваться того, чтобы такому положению был раз и
навсегда положен конец. И мне повезло. К счастью я нашел человека, который
сумел не только реорганизовать всю постановку дела в газете, но и стать первым
коммерческим руководителем всех предприятий партии и снискал себе громадные
заслуги перед нашим движением. В 1914 г. я встретился на фронте с нынешним
коммерческим руководителем всей нашей партии Максом Аманном, который тогда
еще был моим начальством. В течение 4 лет войны я имел случай много раз
убедиться в том, что этот человек обладает совершенно необычайными
способностями, прилежанием и поразительной добросовестностью. Вот этот
человек и стал теперь моим сотрудником.
Поздним летом 1921 г. движение наше переживало тяжелый кризис. Многими
нашими работниками я не был доволен, а один из них — просто-напросто ограбил
кассу. Вот в этот-то момент я случайно встретился с моим прежним товарищем по
фронту Максом Аманном и стал его просить, чтобы он взял на себя коммерческое
руководство делами партии. После долгих колебаний — Аманн находился тогда на
очень хорошей должности, открывавшей ему большие перспективы — он
согласился, поставив только одно условие, что он не согласен быть на посылках у
невежественных комитетов, а будет признавать только одного хозяина: меня лично.

И вот, я должен сказать, что незабываемой заслугой этого действительно
коммерчески образованного человека является то, что наши партийные предприятия
были приведены в полный порядок. С тех пор наши центральные партийные
предприятия стали образцовыми; во всяком случае ни одно из предприятий более
низких партийных звеньев не смогли подняться на такую высоту, а тем более не
смогли обогнать в коммерческом отношении наши центральные предприятия. Но
как всегда в жизни, именно такие люди превосходных качеств становятся объектом
зависти и вражды. Это правило к сожалению, подтвердилось в данном случае. Но
тут уж ничего не поделаешь. Приходилось только запастись соответствующим
терпением.
Уже в 1922 г. движение стояло на прочной основе как в смысле организации, так
и в смысле коммерческой постановки наших предприятий. Мы обладали уже
совершенно законченной центральной картотекой, охватывающей всех членов
партии; финансирование партии было поставлено на здоровую основу; текущие
расходы 
покрывались 
текущими 
же 
доходами; 
чрезвычайные 
доходы
употреблялись только на чрезвычайные же расходы. Несмотря на то, что времена
были очень тяжелые, партия почти совершенно не влезала в долги, если не считать
небольших текущих счетов, и постепенно даже стала увеличивать свой капитал. Мы
работали на тех же началах, на каких работают частные предприятия: служащий
персонал не должен был ссылаться только на знаменитые «убеждения», а должен
был делами доказывать, что люди находятся на месте. Настоящий национал-
социалист подтверждает свои убеждения тем, что действительно прилежно и со
знанием дела выполняет ту работу, которую поручил ему коллектив. Люди, которые
не умеют, как следует, выполнять свои обязанности, пусть уж лучше не ссылаются
на свои «убеждения», ибо на деле они только грешат против национал-
социалистических убеждений. С крайней энергией, невзирая на лица, наш новый
коммерческий руководитель последовательно провел ту точку зрения, что
партийные предприятий ни в коем случае не должны являться синекурой для
лентяев, хотя бы они принадлежали к числу сторонников движения и даже членов
партии. Партия, которая как наша ведет столь резкую борьбу против партийной
коррупции, господствующей в современных органах управления, прежде всего не
должна допускать, чтобы ее собственный аппарат был заражен теми же самыми
болезнями. У нас бывали случаи, когда в администрацию газеты мы принимали
людей, по своим убеждениям принадлежавших к баварской народной партии, но
зато показавших на деле, что они действительно квалифицированнейшие
работники. Результат таких опытов был в общем превосходный. Честно и
откровенно выдвигая именно этот критерий, движение быстрее и вернее
завоевывало сердца своего персонала, чем это было бы возможно при другом
подходе к делу. Большинство этих служащих впоследствии становились хорошими
национал-социалистами и умели доказать это не только словами, но и честной
работой на службе новому движению. Конечно, если перед нами были два
одинаково квалифицированных человека, из которых один был членом партии, а
другой беспартийным, то в этом случае преимущество мы оказывали первому, но
никогда мы не принимали на службу людей только за то, что они являются членами
партии. Та решительность, с которой наш новый коммерческий руководитель
несмотря на сопротивление проводил и провел этот принцип, впоследствии

принесла движению величайшую пользу. Только благодаря этому оказалось
возможным, что в тяжелое время инфляции, когда гибли десятки тысяч
предприятий и приостанавливались тысячи газет, коммерческое руководство
нашего движения оставалось по-прежнему на высоте и газета «Фелькишер
беобахтер» все больше и больше укреплялась. Именно в эту пору наша газета стала
одним из крупнейших органов ежедневной печати.
1921 год ознаменовался далее еще тем, что, став председателем партии, я
добился, чтобы и все другие партийные предприятия были освобождены от
вмешательства комитетов и от критики такого-то и такого-то количества членов
коллегий. Это было очень важно, ибо иначе нельзя было для серьезного
предприятия найти серьезного человека. Серьезный работник не соглашался идти на
работу, раз он знал, что ничего не понимающие болтуны будут вмешиваться в его
работу на каждом шагу, изображать дело так, будто они все сделали бы лучше,
тогда как на самом деле они создают только хаос и беспорядок. Все эти господа
советчики должны были ретироваться. Иным из них ничего не осталось, как начать
подыскивать себе другие «функции», которые по-прежнему давали бы им
возможность «контролировать», «инспирировать» и т. д. В те времена существовал
целый круг людей, которые были прямо одержимы вечным стремлением всюду и
везде «что-либо» найти и постоянно были беременны совершенно замечательными
планами, прожектами, мыслями, методами и т. д. Высшим идеалом этих людей по-
прежнему являлось образование какого-либо контрольного органа или комитета,
который должен был сделать своей специальностью вынюхивать, что делают
другие, и «контролировать». Этим комитетчикам не приходило даже в голову, что с
точки зрения подлинного национал-социализма мешать людям, которые
действительно знают свое дело, на каждом шагу «контролировать» их и
вмешиваться в их распоряжения есть настоящее оскорбление. Я конечно счел своей
обязанностью взять под свою защиту от этаких попыток всех действительно
добросовестных и знающих свое дело работников. Я считал своей задачей
обеспечить им тыл и создать для них все условия, при которых только и возможна
серьезная и ответственная работа.
Лучшим средством обезвредить подобные комитеты, занимавшиеся вынесением
невыполнимых решений или просто бездельничавшие, было предложить им самим
какую-нибудь действительную работу. Просто смешно было видеть, как в этом
случае подобные комитеты моментально улетучивались и членов этих комитетов
уже нельзя было найти даже днем с огнем. Всякий раз в подобных случаях мне
приходили на память нынешние наши высокие государственные учреждения — в
первую голову наш германский рейхстаг. Как моментально испарились бы,
думалось мне, все эти почтенные депутаты рейхстага, если бы им сказали:
перестаньте болтать, вот вам такая-то и такая-то практическая работа! Как
испугались бы эти господа, если бы им сверх того тут же было заявлено, что
каждый из этих болтунов в отдельности будет нести строжайшую личную
ответственность за определенную работу!
Я уже и тогда систематически отстаивал ту точку зрения, что мы должны в этом
отношении поступать так же, как поступают частные предприниматели: на каждый
пост в каждом предприятии подыскивать исключительно способных и честных

чиновников, добросовестных и умелых администраторов и руководителей и менять
их до тех пор, пока не подберется должный состав. Но подобравши этих людей,
надо обеспечить им безусловный авторитет и предоставить полную свободу
действий по отношению к подчиненным им работникам с тем, чтобы они несли и
полную ответственность. Никто через их голову не должен отдавать распоряжений
их подчиненным, раз он сам не является лучшим знатоком данной отрасли работы.
В течение двух лет боролся я за эту свою точку зрения. Постепенно удалось мне
провести ее в жизнь. Ныне такой подход к делу является у нас уже чем-то само
собою разумеющимся — по крайней мере, поскольку речь идет о центральном
руководстве партии.
9 ноября 1923 г. можно было произвести проверку того, насколько правилен
такой подход. Когда четыре года тому назад я примкнул к движению, партия не
имела еще даже своей печатки. 9 ноября 1923 г., когда партия была распущена, ее
имущество было конфисковано. И что же? В этот момент капитал партии, включая
и имущество нашей газеты, составлял уже более 170 тысяч золотых марок.

жүктеу/скачать 3,18 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: