ИсторИя русской лИтературы XVIII века 1700–1750 е годы

34
35
служащим человеком, пишущим по заказу или прямо „по указу“»
34
. 
Вместо служения Богу предлагается служить государству — такая 
подвижка писательской ментальности отражает культурный слом 
колоссальной силы. Именно земное властно требует к себе первей-
шего внимания со стороны литератора. К земному ведет и другая 
разновидность словесного делания, открытая реформами Петра: ли-
тература не только должна приносить практическую пользу — для 
чего и существуют писатели-чиновники, пишущие или по непосред-
ственному распоряжению властей, или исходя из своего патриоти-
ческого порыва, из собственного осознания потребностей государства 
(что могло привести к неприятным для них последствиям, как в слу-
чае с И. Т. Посошковым), — она предназначена еще и для развлече-
ния. Здесь писатель выступает уже не как государственный служащий, 
а как досужий человек, в свободное свое время занимающийся — для 
забавы — чем он хочет. О Боге и тут никакой речи не идет.
Грандиозные результаты подобных перемен стали ощущаться в 
литературном обиходе позже, в конце 1720-х, в 1730-е г., когда Пре-
образователь, как выражались в те времена, почил в Бозе,. Но сами 
перемены пришлись как раз на первую четверть XVIII в., резко от-
XVIII в., резко от-
 в., резко от-
деляя ее от предыдущих десятилетий.
III. Не менее резко отгораживают время петровских реформ от 
культурного процесса конца XVII в. и изменения в характере и типе 
европеизации. Надо заметить, что необходимость европеизации была 
осознана на Руси очень рано, по существу, сразу вслед за возникшей 
на рубеже XIV–XV вв. культурной изоляцией Московского государ-
ства, связанной, с одной стороны, с исчезновением самой идеи все-
ленской православной монархии, воплотившейся в Константинопо-
ле, павшем в 1453 г.
35
, с другой же — с высвобождением из монголь-
ского политического и в какой-то, правда, очень малой степени, и 
культурного пространства
36
. В ряду этих европеизационных усилий 
стоят зарубежные контакты Ивана III и тем более его «грозного» 
34 
Панченко А. М.
,
 Моисеева Г. Н
. Новые идеологические и художественные явления 
литературной жизни первой четверти 
XVIII
 века // История русской литературы: в 4 т. 
Т. 1. С. 419.
35 
О значении идеи Византии (т. е. идеи вселенской Империи) для сознания Московской 
Руси см., в частности: 
Мейендорф И
. прот. Византия и Московская Русь // Мейендорф И., 
прот. История Церкви и восточно-христианская мистика. М., 2000. С. 337–560.
36 
Вопрос о культурном диалоге различных частей Монгольской империи, а затем и 
Золотой Орды, поставленный евразийцами, не получил сколько-нибудь серьезного науч-
ного изучения. Вместе с тем некоторые памятники, в частности, 
XV
 в., напр. «Хождение 
за три моря» Афанасия Никитина, дают для этого некоторый любопытный материал.
внука (Ивана IV), их неудавшееся стремление закрепиться на Бал-
тике. Тут же надо назвать также неудавшиеся матримониальные на-
мерения Бориса Годунова: готовившийся им брак дочери Ксении и 
датского герцога Ганса не состоялся из-за смерти последнего в 1602 г., 
переговоры 1604 г. о новом браке царевны, на этот раз с одним из 
шлезвигских герцогов, вновь ни к чему не привели. Он же органи-
зовал посылку молодых людей за границу для учебы — все они про-
пали без вести. Как видим, прочных успехов достигнуто не было. 
Бо�льшими удачами в этом направлении отмечена деятельность Ро-
мановых — начиная со второго царя новой династии (Алексея Ми-
хайловича).
 
Это во многом обусловлено глубинными движениями в 
сознании московского общества, связанными с церковными рефор-
мами патриарха Никона.
Не только необходимость европеизации извлекли московиты из 
событий 
XV
 в., оставившего Северо-Восточную Русь в изоляции. 
Были сделаны и выводы абсолютно иного толка: подъем Москвы на 
фоне упадка и политической гибели других православных держав 
свидетельствует об утрате последними живой христианской веры, 
об их отходе от православия и, наоборот, об особой верности русских 
Христу, о полноте их церковной жизни. Соответственно русская Цер-
ковь — единственно правильная, она и есть Церковь во всей полно-
те ее мистической жизни. В первой половине XVII в. такая «нацио-
XVII в. такая «нацио-
 в. такая «нацио-
нализация» православия только усилилась. Протомившийся долгие 
годы в польском плену патриарх Филарет, отец нового царя Михаи-
ла Федоровича, к иностранцам относился крайне настороженно, ре-
зультатом чего «было усиление психологической и духовной изо-
ляции России»
37
.
Реакцией на эти тенденции в известной мере стали церковные 
реформы Никона, которые состояли в предельно жестком, даже вы-
зывающем оживлении идеи Вселенской Церкви, частью которой, 
а не единственным истинным живым воплощением, и является рус-
ское православие. Причем не столь уж важно, насколько серьезными 
были вселенские помыслы московского патриарха, глубоким ли было 
его грекофильство. Какими бы поверхностными и далекими от ду-
ховной жизни Церкви ни были замыслы Никона (впрочем, думаю, 
что они были иными — ответственными и серьезными в высшей 
степени), его деятельность привела к важнейшим последствиям: она 
означала торжество вселенского над национальным.
37 

жүктеу/скачать 2,89 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: