Он здесь.
Тэхён шумно втягивает воздух и начинает судорожно печатать сообщение.
Ты можешь с ним поговорить?
Чимин отвечает почти сразу.
Нет, он уже выходит на сцену.
Только потом гаснет свет, и Тэхён пихает в руки Юнги его телефон, а его
собственные руки начинают дрожать от того, насколько сильно он нервничает.
Он практически слышит собственное сердцебиение, зная, что он скоро увидит
Чонгука, и боль от того, что он по нему скучает, становится только сильнее и
ещё более невыносимой.
— Претендент номер один, Чон Чонгук.
В ожидании, Тэхён сжимает кулаки и ерзает так, что Юнги грозит ему
остановиться.
Однако все слова Юнги исчезают в тот момент, когда на сцену выходит Чонгук,
сильный и уверенный в себе, и Тэхёна атаковывает желание бежать прямо к
нему, которое он с трудом подавляет.
364/409
На Чонгуке чёрная бейсболка, вероятно, чтобы покрыть его усталое лицо, и
свободная белая футболка с черными кожаными брюками, которые просто
творят чудеса с его бедрами. Тэхён чувствует неожиданный прилив гордости, но
на это чувство, в основном, накладывается слой тревоги.
На заднем плане начинает играть трек, но Чонгук всё ещё не смотрит в толпу,
его глаза закрыты, и Тэхён боковым зрением видит, как Юнги начинает
хмуриться.
Смотря на парня, Тэхён сам невольно нервничает, но потом Чонгук начинает
танцевать, и старшему становится интересно, как он вообще мог усомниться в
нём даже на секунду.
Чонгук движется невероятно синхронно с музыкой, как будто она была написана
для него, и Тэхён убежден, что подготовка наверняка заняла много времени и
усилий, и вдруг все старания и частые посещения студии приобрели полный
смысл. Тэхён ничего не понимает в танцах, но знает, что техника у младшего
была безупречно тяжелой, хотя Чонгук и делал вид, будто это было самое
простое, что человеческое тело могло сделать. Что, безусловно, не так.
Однако ближе к концу выступления Юнги говорит то, что полностью сбивает
Тэхёна с толку.
— Что-то не так.
Тэхён отрывает взгляд от Чонгука и смотрит на Юнги, хмурясь в
замешательстве.
— В смысле? У него всё отлично получается.
— Почему у него закрыты глаза?
Тэхён медленно моргает и снова смотрит на сцену, только сейчас понимая, что
за козырьком от бейсболки у Чонгука по-прежнему плотно зажмурены глаза, а
брови нахмурены от боли, и даже Тэхён теперь чувствует, что что-то не так. Он
сам исполнитель, он знает, что люди закрывают глаза всякий раз, когда
выступают, это не редкость, но не так сильно, чтобы на висках выступали вены.
Однако это не мешает старшему всё отрицать.
— М-может быть, он просто сосредоточен?
— Нет, дело не в этом, — без колебаний отвечает Юнги и напряженно опирается
на край стула, словно раздумывая, вставать или нет. — У него кружится голова.
Посмотри, движения его ног становятся неаккуратными. Он закрывает глаза,
потому что пытается не упасть в обморок.
— Ч-Что?
И тогда, как будто услышав их, Чонгук спотыкается и чуть не падает со сцены, а
вся толпа вздыхает, Тэхён — испускает испуганный крик.
Чонгук, к счастью, вовремя делает шаг назад, но удачи на всё не хватает,
поэтому, сделав несколько сумбурных шагов в сторону и неудачно попытавшись
поймать себя, парень падает на пол.
365/409
366/409
21
Когда Чонгук медленно выскальзывает из бессознательного состояния,
в его ноздри проникает сильный, резкий запах спирта, а воздух вокруг его ушей
будто вакуумный; ничего, кроме глухого грохота его собственного глубокого
дыхания и последовательного писка, который отдаёт грызущей болью в ушах и
побуждает нервы просыпаться.
После того, как жизнь просачивается обратно к кончикам пальцев и вверх по
руке, Чонгук чувствует под прикосновениям мягкую ткань и сжимает материал
пальцами. В течение ужасной секунды он не может пошевелить рукой или
ногой — его тело не торопится пробуждаться от неподвижности. Он не может не
чувствовать себя беспомощным и безумно тяжелым, не хочется ничего, кроме
как снова погрузиться в умопомрачительный сон.
Во рту пересохло до невозможного, слюна будто испарилась, а язык — вырван
или сморщен в ничто. Хотя это совершенно меркнет по сравнению с болью в
горле, которое автоматически вспыхивает и стягивает, когда его губы
раздвигаются, чтобы сделать вдох, как будто воздух — это песок.
Его голова раскалывается хуже любого похмелья: вместо ноющей боли, которая
должна бы сосредоточиться вокруг одной области, она повсюду: от висков до
носа и вплоть до нижней челюсти, как будто его череп был разбит на миллион
маленьких осколков.
Движения сдерживаются гнетущей силой, мешающей ему свободно дышать, и
единственная причина, по которой он заставляет свои глаза открыться, вместо
того, чтобы скользнуть обратно в темноту, где боль может медленно
исчезнуть, — это то, что он не может оттолкнуть то, что на него давит.
Однако глазам нужно несколько минут, чтобы сосредоточиться, поэтому всё, что
он пока видит, — это размытый сгусток темных цветов, смешанный со светлыми,
что только помогает его замешательству. Парень практически чувствует, как его
зрачки сужаются и будто учатся принимать слепящий свет, и вот уже гигантский
сгусток начинает формироваться, пока это расплывчатое нечто не превращается
в лицо с шелковистой, загорелой кожей, тонкий нос, который восхитительно
морщится, и упоительную родинку, которая сидит на кончике его, гладкие
розовые губы, которые при каждом вздохе выдыхают теплый воздух на щёку
Чонгука. Даже с не до конца пробудившемся сознанием, когда он едва ли может
узнать себя в своем собственном теле, его всё равно сметает красотой и тёплым
видом, конечно, ведь это не кто иной, как Ким Тэхён, единственный и
неповторимый, сопит вместе с ним на маленькой кровати, которая едва ли
подходит для одного человека. И вдруг боль уже не так важна.
Чонгук ничего не делает, разве что хлопает ресницами, фиксируя взгляд на
лице парня. Тот так близко, что если он наклонится хотя бы немного, они
прижмутся друг к другу, но Чонгук не смеет. Его конечности застыли в
состоянии шока, как будто кровь, текущая по его венам, превратилась в толстый
лёд, ограничив его в любых движениях, даже несмотря на зуд, который щекочет
пальцы в желании протянуть руку и коснуться старшего.
Всё, что Чонгук может сделать, — это наблюдать, как новый глубокий прилив
адреналина ломает железную заслонку в его мышцах. Он изучает каждую
367/409
мелочь, как будто они исчезнут в следующий раз, когда он моргнёт: как мирно
выглядит Тэхён, когда спит, закрыв глаза и надув губы; его рука покоится на
волосах Чонгука, как он и привык делать. Как будто ничего не изменилось.
— О Боже, — бормочет Чонгук, его голос срывается от многочасового молчания,
что мучительно для его горла, но при этом это почти не отвлекает его от парня
напротив. — Я наконец-то схожу с ума.
Ему удается освободить руку из-под тела Тэхёна, которая совсем онемела от
веса и вся покалывает, как тысяча пчелиных укусов по всей его коже, когда
кровь быстро приливает обратно. Боль в руке всё труднее игнорировать,
Чонгуку даже кажется, будто он видит, как бьется его сердце через кожу, но он
не обращает на это внимание и поддаётся соблазну, протягивая кисть руки и
аккуратно проводя по ресницам старшего кончиками пальцев.
У Ким Тэхёна всегда были длинные ресницы.
Он нежно прослеживает каждую ресничку, как если бы, нажми он сильнее, они
могут раскрошиться. Чонгук чувствует, как начинает дышать, как будто груз, от
которого он задыхался и который казался невозможным, вдруг без всяких
раздумий пропал, голова отключается, а боль, хотя всё равно есть, становится
терпимой.
Чонгук резко выдыхает и позволяет себе насладиться редким чувством
умиротворения, а его разум слишком погружен в тишину, чтобы беспокоиться о
том, что он воображает себе своего бывшего парня и, возможно, теряет
рассудок.
Может быть, если бы он не чувствовал себя так, будто его сбила машина, Чонгук
был бы больше обеспокоен тем, что у него галлюцинации, однако сейчас его
сердце чувствует себя спокойнее с этим ненастоящим Тэхёном, чем всё то
время, что он был один. Он будет лелеять каждую его частичку, пока она не
исчезнет без следа.
Младший поднимает руку и убирает челку Тэхёна с глаз, как последний всегда
делал ему, и тонет в прохладной, гладкой текстуре его кожи, когда расчёсывает
пальцами его пряди, внимательно наблюдая, как они мягко падают обратно на
лоб старшего при каждом движении.
Лицо ненастоящего Тэхёна дёргается, слегка морщится, затем он тихо
открывает глаза, и в тот момент, когда они открываются, кажется, застывает.
Сердце младшего, естественно, начинает учащенно биться о грудь, когда он
видит, как расширяются зрачки ненастоящего Тэхёна, как восхитительно
трепещут его ресницы, как ярко светятся глаза, и в конце концов Чонгук не
может удержаться, чтобы не заглянуть глубоко в них, как будто весь мир
плавает в глубоких коричневых глазах Ким Тэхёна.
Даже в его галлюцинациях Тэхён по-прежнему красив.
Однако вместе с красотой, когда дело доходит до Тэхёна, всегда есть что-то
ещё…
— Боже мой! Чонгук, ты проснулся! — вскрикивает ненастоящий Тэхён, и его
368/409
голос взвизгивает так неожиданно пронзительно, что Чонгук подпрыгивает,
зажмурив глаза от тупой боли, резко вернувшейся в его голову, как если бы то
был звук молота о наковальню. Он бы непременно упал с кровати, если бы Тэхён
вовремя не схватил его за рубашку, благополучно откинув обратно на кровать.
Достарыңызбен бөлісу: |