часть которых он не в состоянии удержать в памяти. Так например совершенно
непонятно, для чего это нужно, чтобы миллионы людей тратили ряд лет на изучение
двух или трех иностранных языков. На деле лишь очень небольшая частичка этих
людей применит это знание языков в жизни. Громадное же большинство скоро
просто-напросто позабудет о них. Из ста тысяч учеников, изучающих, скажем,
французский язык, максимум две тысячи найдут этому серьезное практическое
применение, а 98 тысяч в течение всей своей дальнейшей жизни на практике не
воспользуются этими знаниями. Что же получается? Только то, что из-за двух
тысяч, которым эти знания полезны, 98 тысяч мучаются совершенно зря и
совершенно бесполезно теряют драгоценное время.
К тому же в данном случае дело идет о языке, о котором нельзя сказать,
например итого, что относится к латинскому языку, т. е. что изучение его
содействует вообще сильному развитию логического мышления. По-нашему; было
бы гораздо полезнее, если бы молодому учащемуся мы дали только самое общее
понятие о данном языке, общий очерк его, дали понимание характерных черт этого
языка, другими словами, дали ему некоторое представление о грамматике,
произношении, синтаксисе и т. п. Для этого можно было ограничиться отдельными
образцами. Этого было бы вполне довольно для общего обихода, с этим каждый мог
бы справиться, и это было бы в конце концов, много ценнее, чем нынешнее
накачивание «всем языком», хотя мы заведомо знаем, что действительного изучения
языка не получается и что люди все равно скоро позабудут его. Тогда исчезла бы и
та опасность, что из всего материала в памяти учащегося останутся только
отдельные случайные крохи, и мы добились бы того, что молодежь удержала бы в
памяти самое важное, ибо неважное было бы уже отсеяно самими педагогами.
Благодаря этому большинство учащихся получило бы общие основы, которые
им действительно необходимы в дальнейшей жизни. Те же, кому действительно
необходимо изучение иностранных языков, занялись бы этим специально по
собственному выбору и достигли бы нужных результатов.
Благодаря этому в учебных программах очистилось бы время для необходимых
физических упражнений и для других дисциплин, о которых мы говорили выше.
Особенно необходимо внести серьезные изменения в нынешнее наше
преподавание истории. Едва ли какой-нибудь другой народ больше изучает
историю, нежели мы, немцы. Но едва ли найдется другой народ, кто хуже применял
бы в жизни это изучение, чем мы. Если верно, что политика есть история в ее
становлении, то вся наша современная политика доказывает, как плохо поставлено у
нас дело преподавания исторических наук. Конечно было бы совершенно
бесполезно просто хныкать по поводу жалких политических результатов,
получаемых нами, если бы у нас не хватило решимости действительно принять
необходимые меры, чтобы изменить преподавание исторических наук и тем создать
базу для лучшего политического воспитания. В 99 случаях из 100 нынешнее наше
преподавание исторических наук никуда не годится. Общая линия совершенно
отсутствует. В памяти остаются только немногие даты, имена, частичка хронологии.
О самом важном, о том, что в сущности только и имеет значение, преподаватель
истории не говорит вовсе.
Как раз в области преподавания истории нужно прежде всего сильно сократить
программу. Центр тяжести надо перенести на то, чтобы облегчить учащимся
понимание общей основной линии развития. Чем больше мы изменим программу
преподавания в этом направлении, тем более позволительно будет надеяться на то,
что каждый отдельный учащийся действительно с пользой пройдет необходимый
курс, а стало быть, пользу в последнем счете получит и все общество. Ибо историю
должны мы изучать не просто для того, чтобы знать, что было раньше на свете, а
для того, чтобы уроки истории уметь применить на будущее с пользой для
собственного народа. В этом должна заключаться цель. Сообщение же
соответствующего фактического материала учащемуся должно рассматриваться
только как
Достарыңызбен бөлісу: |