Психиатрия предисловие ко второму изданию
жүктеу/скачать 6,74 Mb.
|
Гиляровский Психиатрия
| Рис. 108. Разодевшаяся маниакальная больная.
При большей степени возбуждения повышенный эротизм ведет к легкому завязыванию связей часто с малознакомыми или совершенно незнакомыми людьми; при наличии вполне выраженного душевного расстройства постоянно наблюдается стремление обнажаться, принимать непристойные позы, онанировать, не стесняясь присутствием других больных и персонала. Выражением эротизма нужно считать и часто встречающийся у таких больных цинизм. Многие больные, если дело не дошло до очень большого возбуждения, сами сознают болезненность своих сексуальных влечений и нередко мучительно их переживают. О психологии таких больных может дать представление следующий отрывок из письма в котором ясно выступают и другие особенности психологии маниакальных больных, отвлекаемость, стремление говорить в рифму, как бы стихами. «Это начало проявляться с весны, как говорят, весной вся молодежь бесится, я тоже сбесилась на почве любви. Я впервые полюбила. Моя любовь так сильна к нему, что я, как девушка, которой отмечается всякое впечатление, все разговоры о подтверждении любви, привели меня снова к вам, милые врачи, чтобы вы дали мне ответ и совет, выйти мне замуж можно или нет? Здорова ли я по всем болезням или нет? У меня кроме обыкновенного возбуждения происходит половое возбуждение, хочется близкою отношения к себе мужчины, любить, спать с мужчиной, начиная жить половой счастливой жизнью, как все здоровые. Неправда ли пора? Мне ведь 20 лет». Затем обращается к врачу, которому и передала это письмо: «Милый, как вы мне нравитесь, для этого и я решила вам написать все, что чувствую и пишу, но если вы меня пожалеете, то еще вам скажу, что половое возбуждение сопровождается сильными выделениями белей, все становится мокро. Ох, как хочется сношений, близкого мужа! Ох, как трудно спать одной ночью! Пожалейте меня в такие трудные минуты.» Описанная картина эмоциональных и интеллектуальных изменений тесным образом переплетается с аналогичными расстройствами и двигательного порядка. Повышение влечений у них нужно считать одним из самых характерных симптомов. И здесь прежде всего следует указать на большое стремление к деятельности. Больные при сколько-нибудь выраженном возбуждении ни на одну минуту не остаются в покое. Вместе с тем возбуждение не носит характера чего-то судорожного, а представляет выполнение ряда каких-нибудь целесообразных актов. Схематически его можно понять так, что при большой экстенсивности внимания больной тотчас стремится осуществить всякую мысль, которая ему приходит в голову, но, начав одно дело, отвлекается в сторону, бросает его и принимается за другое. При небольших степенях экзальтации в результате может наблюдаться повышенная продуктивность, а в случаях очень большого возбуждения оно становится таким же беспорядочным и хаотичным, как и речь больного в том же состоянии. Так же беспорядочны их письма и рисунки (рис. 109). Рис. 109. Один из многочисленных портретов пациентов клиники, зарисованный маниакальной художницей. Характерно при этом, что больные несмотря на то, что непрерывно находятся в движении и в общем очень мало спят, не чувствуют совершенно утомления. Повышение влечений проявляется также в усилении аппетита. В связи с тем, что у больных нередко бывают приступы раздражения, гнева, возможны нападения на других, нанесение оскорблений и вообще всякие проявления агрессивности. Маниакальное возбуждение, представляя во всех случаях одну и ту же картину в смысле клинической характеристики, чрезвычайно различно в смысле интенсивности болезненных проявлений. При этом возможны все переходы от легких степеней, непосредственно примыкающих к явлениям гипоманиакальной конституции, до состояния крайнего возбуждения. Еще старые авторы отличали три степени: более легкую, так называемую маниакальную экзальтацию, типическую и тяжелую манию. Депрессивное, или меланхолическое, состояние является во многих отношениях полной противоположностью предыдущему. Для него характерно общее более или менее резкое заторможение всех сторон психической деятельности, в частности угнетение в эмоциональной сфере. В легких случаях наблюдается дурное самочувствие, тоскливый фон всех переживаний вместе с общим ослаблением влечений, с неохотой делать что бы то ни было. Но иногда эмоциональное угнетение бывает необычайно интенсивным и субъективно очень тягостным для больного, и, как можно думать по заявлениям самих больных, состояние тоски меланхолика по своей тяжести далеко превышает все, что может испытать человек в нормальном состоянии. Для больных особенно тягостно то, что они как бы утратили способность чувствовать что бы то ни было; очень мучительно для них сознание, что они не могут чувствовать и прежней любви к близким, в особенности тягостно бывает это констатировать матерям, вообще горячо любящим своих детей. Одну нашу пациентку очень мучило, что она перестала чувствовать что бы то ни было по отношению к дочери: «Глаза мои видят, что это мое дитя, а сердце ничего не чувствует». Тягостность этого переживания в особенности увеличивается благодаря тому, что больные замечаемое ими самими притупление своих чувствований ставят в вину именно себе. В результате указанного изменения жизни эмоций больные ясно сознают и мучительно переживают изменения всей психической личности. Им кажется, что их точно подменили, что они стали совершенно иными. Это явление, носящее название деперсонализации, является очень характерным для депрессивного состояния. Лежащее в основе его угнетение эмоциональной жизни глубоко отлично от эмоциональной тупости шизофреников, так как последние относятся с полным безразличием к наступившей в них в этом отношении перемене и не замечают ее. Естественно при таких условиях, что самая жизнь больным кажется утратившей свою ценность, а это является источником постоянных мыслей о самоубийстве. Следующий отрывок из письма больной может дать представление о характере субъективных переживаний. Для правильной оценки его нужно иметь в виду, что оно написано было в тот период, когда больная перешла уже в маниакальное состояние. «Скорбь, тоска, тревоги, страхи. Все мучения да мучения, муки адские души. И нигде нет просвета, света, и никто не дает ей ответа. Одно лишь стенанье, окаменение моей израненной души. Лишь стон да крик вырывается и к помощи отзывчивых психиатров обращается. Беспомощный немощный дух зловредной погасшей души. Мрачна душа, как тень осенней ночи, лишь силуэты самоубийц по ней бродят. Душа от ужаса содрогается, холодеет, леденеет не знает, как ей быть, жить или не жить. В могилу лечь живой. Могила, как зияющая рана, стоит в моих глазах и тянет меня туда, как магнит. Унылый грустный дух носился надо мной, хотел схватить, поглотить, до самоубийственной гробовой доски довести. При депрессии я становлюсь душой как дряхлая старушка». Параллельно эмоциональному угнетению такие же явления развиваются в интеллектуальной сфере; здесь можно констатировать целую шкалу, с одной стороны которой имеется небольшое субъективное затруднение интеллектуального функционирования, с другой—полная остановка. Постоянным является общее замедление течения представлений. Больным трудно соображать, даже трудно припоминать что бы то ни было. Больные например не могут припомнить имен своих детей. Им кажется, что они утратили все свои знания, совсем отупели, ничем не будут в состоянии заниматься. По исследованиям А. Г. Иванова-Смоленского у меланхоликов затруднена выработка условных рефлексов, причем и образовавшиеся рефлексы отличаются большой непрочностью. Двигательное заторможение выражается в тихой, медленной речи, вялой, хотя адекватной мимике. Больным трудно сделать какое-либо движение. Но даже при крайних степенях заторможения картина отличается от кататонического ступора, при котором имеет место полная остановка движений. Больной меланхолик, даже будучи очень заторможен, дает, в особенности при энергических побуждениях, хотя и слабую реакцию на внешнее раздражение, например шевелит губами, чтобы произнести еле слышный ответ, или поворачивает глаза в сторону собеседника. Неприятному тоскливому самочувствию больных соответствует и направление мыслей больных. Больных очень мучают идеи греховности, виновности. Какие-нибудь ничтожные ошибки, допущенные ими в прошлом, становятся в больном воображении тягчайшими преступлениями; они убеждены, что заслужили смертную казнь, погубили себя и своих близких, являются такого рода низкими людьми, какие едва ли когда-нибудь существовали на свете. В связи с этим больные думают, что они не стоят, чтобы за ними ухаживали, оказывали какое бы то ни было внимание; они недостойны того, чтобы их даже кормили, и нередко отказываются от пищи; последнее обстоятельство стоит в связи также и с общим ослаблением влечений. Понятны также частые попытки на самоубийство, которые удавались бы еще чаще, если бы осуществлению намерения покончить с собой не мешало до известной степени двигательное заторможение. Описанные типические явления маниакального и депрессивного состояний представляют тот пластический материал, из которого строится циркулярный психоз. При наблюдениях отдельных случаев последнего клиническая картина всегда представляется более сложной и более или менее отступающей от только что изложенной схемы. Это, с одной стороны, объясняется тем, что конституциональные особенности, свойственные циркулярному психозу, не всегда наблюдаются в чистом виде, а с другой—примесью различных экзогенных влияний, дающих свойственные им наслоения и нарушающих чистоту картины. В результате всего этого клиника циркулярного психоза очень разнообразна. В частности это относится к частоте, продолжительности, характеру отдельных приступов и времени появления их. Как видно из схемы, составленной Крепелином (рис. 110) на основании большого количества случаев, первые приступы чаще всего бывают в возрасте полового созревания и вообще в молодые годы. жүктеу/скачать 6,74 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|