Рудольф Константинович Баландин, Сергей Миронов «Клубок» вокруг Сталина



бет11/14
Дата01.12.2016
өлшемі5,51 Mb.
#2988
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14

Кто — кого?
«Объяснять эти процессы — Зиновьева и Радека — стремлением Сталина к господству и жаждой мести было бы просто нелепо, — писал Лион Фейхтвангер, присутствовавший в Москве на процессе Пятакова, Радека и их сторонников. — Иосиф Сталин, осуществивший, несмотря на сопротивление всего мира, такую грандиозную задачу, как экономическое строительство Советского Союза, марксист Сталин не станет, руководствуясь личными мотивами, как какой‑то герой из классных сочинений гимназистов, вредить внешней политике своей страны и тем самым серьезному участку своей работы».

С этим мнением следует согласиться. Жаль только, что во второй половине XX века уровень не только писателей, но и большинства публицистов, историков, ученых снизился настолько, что они порой стали склоняться к рассуждениям на гимназическом уровне (вспомним когда‑то нашумевших «Детей Арбата» А. Рыбакова). И удивительно только, что такие выдумки подхватывают и смакуют широкие массы «интеллектуалов».

До 1937 года Сталин старался проводить выборочные «чистки» и достаточно благосклонно принимать «раскаяния» оппозиционеров, порой даже вторичные. Но после того как выяснилось, что против него выступают с самыми радикальными намерениями объединенные силы не только оппозиции, но и часть руководства НКВД и Красной армии, даже те, кого он считал личными друзьями (например Енукидзе), только тогда он мог осознать, какая опасность угрожает не только ему лично, но и делу всей его жизни.

То, что до этого он был настроен более спокойно, доказывает такой факт: признавшие свои ошибки (безусловно, не все искренне) левые и правые оппозиционеры заняли немало важных постов в советской партийной и государственной системе. Многие заместители наркомов (например Пятаков, Сокольников), наркомы (финансов — Гринько, внешней торговли — Розенгольц), лидеры советских и партийных органов на местах, руководители армии (Гамарник, Якир, Корк и другие) и органов государственной безопасности (например Дерибас) были из числа подвергших себя в 20‑х годах самокритике «левых» и «правых» уклонистов. Много их было в партийном аппарате и вообще в важных звеньях государственной системы.

Вспомним еще одно суждение Фейхтвангера: «Большинство этих обвиняемых, — он имел в виду процесс Пятакова, Радека, Сокольникова и других, — были в первую очередь конспираторами, революционерами; всю свою жизнь они были страстными бунтовщиками и сторонниками переворота — в этом было их призвание… К тому же они верили в Троцкого, обладающего огромной силой внушения. Вместе со своим учителем они видели в „государстве Сталина“ искаженный образ того, к чему они сами стремились, и свою высшую цель усматривали в том, чтобы внести в эти искажения коррективы.

Не следует также забывать о личной заинтересованности обвиняемых в перевороте. Ни честолюбие, ни жажда власти у этих людей не были удовлетворены. Они занимали высокие должности, но никто из них не занимал тех высших постов, на которые, по их мнению, они имели право…»

Когда Сталин окончательно выяснил, какие значительные объединенные силы ополчились против него, он должен был понять, что находится в положении Робеспьера летом 1794 года накануне термидорианского переворота, который закончился гибелью робеспьеристов и их вождя. Уже спустя много лет Л.М. Каганович — одно из главных действующих лиц 1937 года— вспоминал на склоне своих без малого ста лет: «Что же, Сталин должен был ждать, как Робеспьер, когда его прикончат?» (в беседе с Ф.И. Чуевым).

В общем, можно поверить и в более простую формулировку, которую дал Ворошилов в 1956 году: «Сталин осатанел, сражаясь с врагами». Эти слова во многом объясняют кровавую сумятицу 1937—1938 годов.

Возможно, Сталин в то время принял всерьез хвастливое и провокационное заявление Троцкого: «Красная Армия пойдет за мной!» Не это ли имел в виду Молотов, когда, уже находясь в отставке, сказал Ф.И. Чуеву про погибших в мясорубке «ежовщины» маршалов и генералов: «Это кадры Троцкого. Это его люди».

Такая огульная характеристика вызывает естественные сомнения. Вот два наиболее ярких примера: бывшие заместители наркома обороны Александр Ильич Егоров и Иван Федорович Федько (их сменил на этом посту С.М. Буденный, о котором один из московских резидентов иностранной разведки высказался так: «Он слабее Егорова и Федько»).

Маршал А.И. Егоров со Сталиным в Гражданскую, что называется, хлебали из одного котелка, защищая Царицын в 18‑м и освобождая Киев в 20‑м. В 19‑м у ворот, казалось, обреченной Москвы они оба, ломая сопротивление предреввоенсовета Троцкого, создали Первую конную армию, разбившую кавалерийский «кулак» Деникина. Правда, год спустя, когда Тухачевский, Троцкий и сам главком С.С. Каменев попытались свалить на них вину за поражение Тухачевского под Варшавой, они оба рисковали угодить под суд, если бы не защита Ленина. И впредь отношения Егорова с Троцким оставались плохими.

В 1930‑м, в накаленной событиями раскулачивания атмосфере, ряд руководителей Реввоенсовета занял антисталинскую позицию, на XVI съезде партии Егоров выступил на стороне Сталина. Шесть лет он возглавлял Генштаб, председательствовал на обсуждении Тухачевского в Военном Совете при НКО.

Чего только в перестроечные годы не писали о причинах его ареста. Вспоминали даже то, что штабс‑капитан царской армии Егоров якобы разгонял в Тбилиси демонстрацию рабочих, возглавляемую молодым революционером Сталиным. И то, что подполковник Егоров только в 18‑м перешел от левых эсеров к большевикам, и даже то, что в 1937‑м, разглядывая картину «Сталин руководит разгромом Деникина», имел неосторожность спросить: «А где же я?» Все это — из разряда анекдотов.

Но серьезная причина — это прежде всего плохие отношения Егорова с Ворошиловым и начальником ГлавПУРа (Политического управления армии) Мехлисом. И еще — обстановка всеобщей подозрительности и выискивания Ежовым «врагов народа» там, где их не было, — так, на всякий случай. Тем более, жена Егорова, певица Большого театра Т.А. Цешковская была арестована по обвинению в разведывательной деятельности в пользу иностранной державы.

В конце февраля 1938 года пленум ЦК ВКП(б) постановил освободить маршала А.И. Егорова от обязанностей командующего Закавказским военным округом, отчислить из армии и вывести из состава кандидатов в члены ЦК партии.

Он пытался защищаться. Писал Ворошилову 28 февраля 1938 года: «…Тяжело переживать всю ту обстановку, которая сложилась в отношении меня. Тяжесть переживаний еще более усугубилась, когда узнал об исключительной подлости и измене родине со стороны бывшей моей жены, за что я несу величайшую моральную ответственность… Но за собой я не могу признать наличие какой бы то ни было политической связи с врагами…

Дорогой Климент Ефремович! Я подал записку Сталину с просьбой принять меня хоть на несколько минут в этот исключительный для моей жизни период. Ответа нет… Прошу Вас, Климент Ефремович, посодействовать в приеме меня тов. Сталиным. Вся тяжесть моего переживания сразу же бы спала, как гора с плеч. Я хочу, мне крайне необходимо моральное успокоение, какое всегда получаешь от беседы с товарищем Сталиным».

Через три дня он пишет Ворошилову вновь: «…Только что получил решение об исключении из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б). Это тяжелейшее для меня политическое решение партии признаю абсолютно и единственно правильным… После того как порвал безвозвратно с прошлым моей жизни (офицерская среда, народническая идеология и абсолютно всякую связь, с кем бы то ни было, из несоветских элементов или организаций), порвал и сжег все мосты и мостики, и нет той силы, которая могла бы меня вернуть к этим старым и умершим для меня людям и их позициям. Вокруг меня (помимо предательства бывшей жены — за это я несу исключительную моральную вину) создалась ничем не объяснимая трагическая обстановка, в которой я гибну, невиновный в какой бы то ни было степени перед партией, родиной и народом в деле измены, как их враг и предатель».

27 марта 1938 года Егоров был арестован на своей квартире в Москве. Легенду о том, что он якобы стрелял в арестовывавших, следует отбросить.

Его дело вел сам Ежов. Материалы этого следствия пока остаются недоступными. Можно предположить, что одним из пунктов обвинения были контакты Егорова с военным министром буржуазной Эстонии генералом Ладойнером, однополчанином Егорова в царской армии. Правда, эти контакты осуществлялись в рамках официальных визитов.

Летом этого же года Ежов представил Сталину большой список партийных, советских и военных деятелей, прося санкцию на их расстрел. Фамилию Егорова Сталин из этого списка вычеркнул. Александр Ильич погиб в числе жертв февральских казней 1939 года.

Есть сведения, что в трагический день 22 июня 1941 года, измученный сумятицей противоречивых донесений и неизвестностью из‑за отсутствия связи, Сталин устало произнес: «Нет ясности. Нет полной ясности, как говорил товарищ Егоров».

А Иван Федько? Мог ли он быть троцкистом?

Зимой 1918—1919 годов он выводил из‑под ударов Деникина остатки 11‑й Красной армии, брошенной на произвол судьбы Троцким и замороженной в приволжских степях. Пониженный Троцким до начдива, прошел всю Гражданскую на переднем крае. Был удостоен четырьмя орденами Красного Знамени!

Сталин рекомендовал его к зачислению в Военную академию. Получив высшее военное образование, бил басмачей и ругался с Тухачевским. Затем командовал округами. В январе 1938‑го сменил Егорова на посту 1‑го заместителя наркома обороны. А уже в апреле у него начались неприятности. На Ивана Федоровича дали показания арестованные командармы Белов, Каширин, Седякин. На очных ставках Федько уличал их в лжесвидетельствах.

Учтем, что его могли привлечь к ответственности не за участие в заговоре, а за то, что он не донес на тех своих товарищей, которые при нем могли вести предосудительные разговоры, критикуя Ворошилова и Сталина.

Федько сняли с должности, а в июле арестовали. Его ввели в кабинет ежовского начальника Особого отдела Федорова в полной форме командарма 1‑го ранга. А вытащили окровавленного, без орденов и знаков различия. Затем начались допросы…

В феврале 1939‑го он разделил участь Егорова.

Могли ли быть эти два командира «кадрами Троцкого»? Трудно в это поверить, да и никаких доказательств этому нет. Создается впечатление, что Ежов и его подчиненные упивались своей властью и слишком часто видели «врагов народа» там, где их не было; основывались в своих обвинениях на косвенных данных и требовали наказания, несоразмерного с содеянными преступлениями, а то и просто оплошностями, проступками, упущениями по службе.

Еще один пример — маршал В.К. Блюхер (настоящая фамилия — Медведев). Есть только неясные намеки на его предосудительные контакты с Гамарником и Тухачевским. Судя по тому, как защищал его поначалу Сталин, он считал Блюхера в числе своих сторонников.

Однако надо признать, что его военные доблести, проявившиеся на Перекопе и Урале, на КВЖД и в Китае, остались в прошлом; в 1930‑е годы он жил капиталом былой славы. Причина его отставки обозначена в приказе №0040 Ворошилова от 4 сентября 1938 года. Вот его фрагменты:

«Главный военный совет рассмотрел вопрос о событиях в районе озера Хасан…

События этих немногих дней обнаружили огромные недочеты в состоянии ДК фронта (Дальневосточного Краснознаменного. — Авт.). Боевая подготовка войск, штабов и командно‑начальствующего состава фронта оказались на низком уровне. Войсковые части были раздерганы и небоеспособны… Основная задача, поставленная Правительством и Главным военным советом войскам ДК фронта, — обеспечить на ДВ полную и постоянную мобилизационную и боевую готовность войск фронта, — оказалась невыполненной…

Основными недочетами в подготовке и устройстве войск, выявленными боевыми действиями у озера Хасан, являются:

а) Недопустимо преступное растаскивание из боевых подразделений бойцов на всевозможные посторонние работы…

б) Войска выступили к границе по боевой тревоге совершенно неподготовленными. Неприкосновенный запас оружия и прочего боевого имущества не был заранее расписан и подготовлен для выдачи на руки частям, что вызвало ряд вопиющих безобразий в течение всего периода боевых действий. Начальники управлений фронта и командиры частей не знали, какое, где и в каком состоянии оружие, боеприпасы и другое боевое снабжение имеются. В многих случаях целые батареи оказались на фронте без снарядов, запасные стволы к пулеметам не были подогнаны, винтовки выдавались непристрелянными, а многие бойцы и даже одно из стрелковых подразделений 32‑й дивизии прибыли на фронт вовсе без винтовок и противогазов. Несмотря на громадные запасы вещевого имущества, многие бойцы были посланы в бой в совершенно изношенной обуви, полубосыми, большое количество красноармейцев было без шинелей. Командирам и штабам не хватало карт района боевых действий…

Руководство командующего ДК фронта маршала Блюхера в период боевых действий у озера Хасан было совершенно неудовлетворительным и граничило с пораженчеством.

Т. Блюхер, выехав к месту событий, всячески уклоняется от установления непрерывной связи с Москвой, несмотря на бесконечные вызовы его по прямому проводу Народным комиссаром обороны. Целых трое суток при наличии нормально работающей телеграфной связи нельзя было добиться разговора с т. Блюхером.



Оперативная «деятельность» маршала Блюхера была завершена отдачей им 10.08 приказа о призыве в 1‑ю армию 12 возрастов. Этот незаконный акт явился тем непонятней, что Главный военный совет в мае с.г. с участием т. Блюхера и по его же предложению решил призвать в военные на ДВ всего лишь 6 возрастов. Этот приказ т. Блюхера провоцировал японцев на объявление ими своей отмобилизации и мог втянуть нас в большую войну с Японией. Приказ был немедля отменен Наркомом.

На основании указаний Главного военного совета приказываю:…Управление Дальневосточного Красного знамени фронта расформировать… Маршала т. Блюхера от должности командующего войсками Дальневосточного Краснознаменного фронта отстранить…»

Негодование Сталина по поводу бездарного руководства Блюхера было, по‑видимому, особенно сильным: ведь вождь защищал Блюхера от справедливых, как выяснилось, нападок Гамарника и его сторонников. В том случае противники Сталина определенно были правы, хотя этой деловой правдой пришлось пренебречь ради «политической целесообразности».

Создается впечатление, что Ежов и его команда ждали хотя бы малейшей зацепки для того, чтобы осудить или даже расстрелять того или иного партийного или государственного деятеля. А тех, кто к ним попал, уже почти невозможно было спасти, как это было, например, с Егоровым, Федько, Блюхером. Ежовцы упивались своей властью над людьми.

Сталин нанес упреждающий удар по своим противникам, развязав настоящий государственный террор. Если бы он этого не сделал, то, пожалуй, был бы осуществлен подобный террор против его сторонников.

По всей вероятности, Сталин сознательно предоставил огромные полномочия Ежову и карательным органам, потому что он и сам не знал, откуда можно ожидать ударов внутренней оппозиции. Перед ним постоянно маячил «призрак Троцкого» — образ лютого врага Сталина и объединителя всех оппозиционных сталинскому курсу сил.

Германский историк Г.Т. Риттер‑Спорн, опираясь на «смоленские архивы», захваченные немцами во время войны, пришел к выводу, что в 1936—1938 годах Сталин «не всегда был способен управлять ходом событий». Это вполне вероятно.

Можно даже сказать, что иначе и не могло быть. Ведь Сталину — придется снова повторить — приходилось постоянно решать сложнейшие вопросы внешней и внутренней политики, осуществлять оперативное руководство гигантской страной в очень непростой период ее существования, обдумывать новые, еще не бывалые в истории проблемы экономического, социального и культурного, научно‑технического развития социалистического общества. У него слишком мало оставалось времени — в отличие от Троцкого — на всяческие интриги и козни.

И еще одна важная особенность ситуации: страна находилась под угрозой агрессии как с Запада, так и с Востока. При этом она еще не была подготовлена к ведению современной войны.

Можно возразить: да почему же он тогда разгромил руководящие армейские кадры?!

Масштабы такого «разгрома» впечатляют только, если учитывать высший командный состав: маршалов, «генералов» (формально тогда такого воинского звания не было). Из них действительно пострадало большинство. Относительно офицерского состава этого никак нельзя сказать.

Правда, некоторые публицисты называют цифру 40 тысяч. Откуда она взялась? Оказывается, общее число уволенных из Красной армии офицеров в 1937—1939 годах составило 37 тысяч. Из них около 8 тысяч приходится на «естественную убыль» (по смерти, болезням, возрасту, моральному разложению, преступлениям). Оставшиеся 29 тысяч были уволены по политическим мотивам. Из них было расстреляно по одним данным 1, по другим 3—4 тысячи. Арестовано и попало в заключение 6—8 тысяч. А около 13 тысяч офицеров было восстановлено в армии до 1 января 1941 года. Таким образом, общие потери по «политическим мотивам» составили 16 тысяч офицеров.

Много это или мало? На 1 января 1941 года в РККА служило 580 тысяч офицеров, а через 5 месяцев, после выпуска военно‑учебных заведений, число их выросло до 680 тысяч.

О том, каков был стратегический гений главного репрессированного маршала Тухачевского, мы уже говорили. Некоторые публицисты утверждали, что он был специалистом по ведению войны в новых условиях, когда многое решает техника, но это — глубокое заблуждение.

Или такое гадание: а что, если все‑таки произошло бы столкновение гитлеровской Германии с Красной армией, вооруженной так, как предполагал Тухачевский?

Он заказывал промышленности только танки, считая, что в Красной армии их должно быть более 10 тысяч, совсем не обращая внимания на сопровождающую технику. А немцы, имея всего 2 тысячи танков, захватили половину Центральной и Западной Европы в 1940—1941 годы. Их танковые части и соединения были насыщены бронетранспортерами, вездеходами, передвижными ремонтными мастерскими, грузовиками, мотоциклами.

Как мы знаем, Тухачевский ратовал за тяжелые бомбардировщики, тогда как немецкие асы господствовали в небе Европы на истребителях и пикирующих бомбардировщиках. У них широко использовались самолеты‑разведчики, взаимодействовавшие с артиллерией. Об этом Тухачевский не думал. Наконец, он собирался снять с вооружения ствольную артиллерию, заменив ее аэродинамическими пушками, которые так и не были приняты на вооружение. Фактически он мог бы оставить Красную армию без артиллерии, обрекая на поражение в грядущей войне. Только личное вмешательство Сталина спасло от такого непродуманного шага. Кстати сказать, Тухачевский приказал отменить вооружение пехоты минометами, чтобы заменить их неэффективными ручными мортирами, которые так и не были запущены в производство.. .

Многие из тех, кто борется за права отдельной конкретной личности, слишком часто при этом забывают о правах миллионов. И это отвратительно уже потому, что миллион тоже состоит из конкретных личностей, порой ничем не хуже тех, о которых пекутся ревнители «прав человека», забывая вроде бы о том, что есть еще права людей, народа, миллионных масс.

Тем самым мы не стараемся, оправдывать разгул репрессий, при котором неизбежно страдают и невинные люди или те, вина которых минимальна. Просто следует иметь в виду, что государственный деятель, так же как военачальник во время боевых действий, ориентируется прежде всего на интересы многих, иначе он за отдельными деревьями не увидит леса и заблудится в дебрях проблем.
Операция «Медведь»
Общая ситуация в мире в конце 30‑х годов и в последующие десятилетия могла бы существенно измениться, если бы удалось одно из нескольких покушений на Сталина. О некоторых из них стало известно лишь сравнительно недавно.

Историк Черкасов, изучая документы французского особого архива, обнаружил донесение французской разведки, в котором сообщалось, что 11 марта 1938 года во время вечерней прогулки по территории Кремля на Сталина было совершено покушение. Человек в форме офицера войск ГПУ попытался его убить. Как выяснилось позже, это был лейтенант Данилов, военнослужащий тульского гарнизона. В Кремль он попал по поддельным документам.

На допросе Данилов показал, что его целью было отомстить за маршала Тухачевского. Он признался, что состоит в тайной террористической организации.

«Можно относиться к этому признанию как угодно, — пишут А. Колпакиди и Е. Прудникова, — однако четыре человека, которых он назвал как своих сообщников, не дожидаясь ареста, покончили с собой. Это были инженер Астахов, штабной майор Войткевич. капитан Одивцев и капитан Пономарев».

К сожалению, обстоятельства этого покушения в деталях неизвестны. Зато удалось выяснить достаточно подробные сведения о другой, более серьезно подготовленной акции, имевшей ту же цель.

В июле 1938 года по таежной тропе с советской стороны в сторону границы с Маньчжурией шли два пограничника, сопровождая начальника Дальневосточного управления НКВД Г.С. Люшкова. Он шел, как предполагалось, на встречу с особо ценным тайным агентом, — настолько законспирированным, что его не должны были видеть наши пограничники. Провожатые оставили его у самой границы: дальше он пошел один.



Ожидать его пришлось долго — до того времени, когда выяснилось, что он перешел к японцам. Белоэмигрантская пресса писала, что это был один из немногих уцелевших «ягодинцев» — ценнейшее приобретение для тех, кто борется с советским режимом.

Как вспоминал сотрудник разведки японского генштаба Масаюки Сагуэси: «Большую значимость для разведки представляла информация Люшкова… что было поистине бесценным, о советской шпионской сети в Маньчжурии».

Но даже этот высокопоставленный чекист не знал самых главных резидентов, которые подчинялись непосредственно Москве. У них были клички Као и Лео.

Люшков предложил своим новым хозяевам разработать и осуществить операцию по ликвидации руководителя СССР. В этом его охотно поддержал генштаб Японии.

Так была утверждена тайная диверсионная операция под кодовым названием «Медведь». Она имела целью уничтожить Сталина в одной из его резиденций.

В качестве исполнителей были отобраны шесть белогвардейцев из «Союза русских патриотов». Им следовало тайно перейти границу СССР и приехать в Сочи. Там, как известно, а точнее — в Мацесте Сталин периодически принимал лечебные ванны. Принимая процедуры, он оставался в комнате один.

Вот что пишут Колпакиди и Прудникова: «Люшков в свое время был начальником Азовско‑Черноморского управления НКВД, знал весь ритуал „омовения“ до тонкостей.

По ночам напор воды в ванный корпус уменьшали, уровень ее опускался, и можно было по водостоку добраться до подземного накопителя. Высота его около 3 метров. В углу в потолке имелся люк, который вел в кладовку, где хранились метлы, тряпки и прочее хозяйство уборщиков. Так можно было проникнуть в банный корпус.

В бойлерной работали двое техников, которых должны были заменить террористы. В лагере в Чангуне соорудили макет корпуса. Террористы учились обращаться с механизмами, чтобы ни у кого не возникло подозрений, что техники — вовсе не техники.

После приезда Сталина двое одетых в халаты техников должны открыть люк и впустить остальных. Затем предполагалось уничтожить охрану и только потом убить Сталина. Все было продумано до мелочей. На репетициях в девяти случаях из десяти охрана не успевала среагировать. Возвращение группы не планировалось. Все террористы были смертниками».

Последнее утверждение звучит излишне категорично. Можно предположить, что участники покушения имели советские документы и были вооружены, им, по‑видимому, предписывалось после совершения теракта рассредоточиться и попытаться выбраться из страны поодиночке.

В начале 1939 года группа отплыла на пароходе «Азия‑Мару» в Неаполь. 19 января она прибыла в Стамбул.

Операция началась 25 января. Группа диверсантов подошла к турецко‑советской границе у селения Борчка. Они вышли в глухое ущелье, ведущее на территорию СССР. И тут внезапно по ним был открыт пулеметный огонь. Они попали в засаду. Трое были убиты, остальные бежали.

По всей вероятности, в группе был агент НКВД. Или, во всяком случае, с деталями операции, вплоть до места перехода через границу диверсантов, был знаком такой агент, участвовавший в разработке всей операции. Как полагает японский исследователь Хияма Исикаки, скорее всего это был Борис Безыменский, переводчик Министерства иностранных дел марионеточного государства Маньчжоу‑Го.

Вполне вероятно, что он был тем самым Лео, о существовании которого ничего не знал Люшков. А сам предатель‑перебежчик и неудавшийся руководитель покушения на Сталина, как вспоминали очевидцы, плакал от бессильной ярости, когда операция сорвалась.

Крупнейшие японские газеты представляли его как активного участника антисталинской организации в СССР. Это похоже на правду, если предположить, что в заговоре принимали участие видные работники НКВД. Вряд ли случайно Люшков стал готовить покушение на Сталина только после того, как перешел к японцам. По‑видимому, эту акцию он, а также его сообщники в СССР продумали раньше, наведя соответствующие справки, собрав весь комплекс необходимых сведений.

Японцы всерьез отнеслись к его предложению «убрать Сталина» столь непростым способом. Это свидетельствовало о том, что операция была обстоятельно разработана, представлялась вполне осуществимой. Но будучи начальником Азово‑Черноморского управления НКВД, Люшков вряд ли мог знать до тонкости детали медицинских процедур, которые принимал Сталин. Тем более что «ритуал омовения» мог со временем существенно измениться, и надо было быть твердо уверенным в том, что все в Мацесте остается именно таким, как в то время, когда там бывал Люшков.

Надо иметь в виду, что Генрих Самойлович Люшков был назначен начальником УНКВД по Азово‑Черноморскому краю согласно приказу Ягоды (до этого он был в Москве заместителем начальника секретно‑политического отдела). Здесь он провел большую чистку и, возможно, по договоренности с Ягодой стал собирать материалы и верных людей с целью подготовки покушения на Сталина.

Правда, Ежов на допросах в НКВД утверждал, что сам вовлек Люшкова в заговор с целью государственного переворота (хотя и отрицал, что предупредил его об аресте и тем самым помог скрыться за границу). Но подобным показаниям Ежова верить трудно, потому что он был полностью деморализован и вполне мог находиться под влиянием следователей, которые старались обвинить его в организации заговора.

Несмотря на то что Люшков оказался ценным приобретением для японских спецслужб и активно сотрудничал с ними, в конце войны, перед капитуляцией Японии, они убили его и тайно кремировали под чужой фамилией. По‑видимому, ему были известны секреты японской разведки, которых не должны были ни в коем случае знать победители в войне. В частности, это могло относиться к организации покушения на Сталина.

В 1938—1939 годах, параллельно с операцией, которую разрабатывал Люшков, японцы готовили еще одно покушение на Сталина. Была предпринята попытка пронести на Мавзолеи мину замедленного действия. Ее предполагалось взорвать 1 мая в 10 часов утра. Однако и на этот раз чекисты были своевременно информированы о готовящемся покушении — они получили сведения от Лео.

Провал этих двух операций японских спецслужб показывает, насколько профессионально, четко и оперативно работали агенты НКВД в Маньчжурии (как, впрочем, и во многих других странах). С другой стороны, нетрудно понять, в каком напряжении находился Сталин, который прекрасно понимал, что является вожделенной мишенью для многих внутри и вне страны. Дело тут, безусловно, не в его болезненной мнительности или подозрительности. Со временем появляются все новые и новые свидетельства того, что жизнь его в 30‑е годы не раз подвергалась смертельной опасности.

Это были не столько его личные враги, сколько прежде всего те, кто выступал против строительства социализма по сталинскому образцу и его методами, кто был противником советской власти и, конечно же, кто сам стремился к власти.
«Ежовые рукавицы»
В период 1937—1339 годов в стране резко возросло число политзаключенных («осужденных за контрреволюционные преступления»). Если на 1 января 1937 года их было в лагерях 104,8 тысячи человек, то спустя год число это превысило 185 тысяч, а в конце 1938 года составило 454,4 тысячи, после чего стало постепенно снижаться.

Кроме того, в 1938 году произошел необычайный скачок лагерной смертности — с 2,6% до 6,9% — при уменьшении процента сбежавших с 8 до 0,3. Это свидетельствует об ужесточении лагерного режима. Страна оказалась, как тогда говорили, в «ежовых рукавицах».

Таковы некоторые объективные показатели того периода, который получил название «ежовщины». Начало его окутано тайной.

Через неделю после того, как прогремели выстрелы, покончившие с Тухачевским и его сопроцессниками, произошли странные события. Пленум ЦК ВКП(б), намеченный на 20 июня, открылся лишь через два дня. Продолжался он долго— до 29 июня включительно— и остался во многом окутан непроницаемой завесой секретности.

Небывалый случай: он не стенографировался, или во всяком случае стенограмма его не сохранилась, кроме разрозненных листов в архивах. Остались почти исключительно устные или косвенные свидетельства. О чем они сообщают?

На пленуме вне официальной повестки (хозяйственные проблемы) стояли два вопроса: вручение Ежову чрезвычайных полномочий и утверждение смертных приговоров Бухарину и Рыкову. Вот что пишет об этом В. Пятницкий, сын видного деятеля Коминтерна Осипа Пятницкого (Таршиса):

«23 июня на пленуме рассматривался вопрос о продлении чрезвычайных полномочий карательному аппарату советской власти — органам НКВД. С докладом по этому вопросу выступил сам „железный нарком“, Николай Ежов. Основное внимание в его докладе было акцентировано на том, что органами государственной безопасности раскрыт широко разветвленный заговор бывших военных и партийных советских работников. Усилиями Ежова и его заместителя Фриновского была создана картина грандиозного контрреволюционного правотроцкистского блока против советской власти. В связи с тем, что срок чрезвычайных полномочий, выданных партией органам НКВД после убийства Кирова, истек год назад, Ежов просил пленум ЦК ВКП(б) продлить эти полномочия на неопределенное время. Он обосновал это тем, что в стране существует глубоко законспирированное контрреволюционное подполье, страна стоит на пороге новой гражданской войны, и только органы государственной безопасности под мудрым руководством И.В. Сталина могут ее предотвратить и окончательно выкорчевать гнездо контрреволюции. После выступления Ежова слово взял Сталин. Он предложил поддержать просьбу Ежова…»

Судя по тем сведениям, которые стали известны к нашему времени, выводы о существовании контрреволюционного подполья и опасности гражданский войны или по меньшей мере государственного переворота не были преувеличением.

Характерно, что книга В. Пятницкого, из которой приведена эта цитата, называется «Заговор против Сталина». Однако о самом заговоре сказано в ней косвенно и весьма неопределенно. Более того, постоянно подчеркивается то, что признательные показания подозреваемых в таком заговоре выбивались силой и они были фальсифицированы. Непонятно, были ли это действительно идейные противники Сталина, или никакого заговора не было?

На пленуме категорически против предложений Ежова выступил кандидат в члены ЦК ВКП(б), нарком здравоохранения РСФСР Г.Н. Каминский. Его неожиданно поддержал Осип Пятницкий, после чего Сталин прервал заседание и объявил перерыв.

«Уже тогда, — пишет В.О. Пятницкий, — никто не поверил в стихийность всего, что произошло на июньском пленуме. Пошли разговоры о „чашке чая“ — совещании, на которое якобы перед пленумом Пятницкий созвал многих секретарей обкомов, старых большевиков и своих соратников по Коминтерну. Предполагалось, что именно там и была достигнута предварительная договоренность о единой позиции по отношению к сталинскому террору. Я думаю, что их было не пятнадцать человек, а гораздо больше. Людей, осознавших, что в сложившихся условиях разгула „ежовщины“ партия пожирает своих детей. Однако многие не решились открыто выступить, открыто продемонстрировать свою позицию, что, впрочем, не уберегло их от расправы уже по другим обвинениям.

Как рассказывал А. Темкин, а ему об этом поведал в камере внутренней тюрьмы НКВД на Лубянке сам Пятницкий, одним из участников совещания (так называемой «чашки чая») был секретарь Московского областного совета Филатов, который тут же обо всем, что там происходило, рассказал Сталину. Результаты этого доноса сказались сразу же».

Таким образом, подтверждается, что «за чашкой чая» состоялась тайная встреча ряда членов и кандидатов в члены ЦК, на которой они пришли к решению противостоять положительному решению этих двух вопросов. Среди «заговорщиков» были руководители крупных партийных организаций: И.П. Румянцев (Смоленск), ИД. Кабаков (Урал), В.П. Шеболдаев (Курск) и др.

Был ли это действительный или лишь мнимый заговор против Сталина? На этот вопрос ответить трудно. Вполне возможно, что участники данного совещания имели разные резоны для выступления против предоставления чрезвычайных полномочий НКВД и утверждения смертной казни крупным (в прошлом) партийным деятелям. Вряд ли кто‑то мог предвидеть размах грядущих репрессий против партийных и советских работников. Скорее всего, они были обеспокоены возможностью самим угодить в «ежовые рукавицы».

Если Каминский и Пятницкий выступали только против предоставления органам госбезопасности чрезвычайных полномочий, то это никак нельзя считать заговором против Сталина: всего лишь возражение против двух предложений Ежова, поддержанных Сталиным. Однако не исключено, что за этим стояло нечто более существенное и радикальное: попытка отстранить Сталина от верховной власти, выразить недоверие его политической линии. Только в таком случае есть основание говорить о реальном заговоре против генсека.

Но как бы то ни было, разговоры и замыслы участников тайного совещания стали ему известны. В результате на пленум было приглашено все руководство НКВД: Фриновский, Заковский, Курский, Вельский, Берман, Литвин, Николаев‑Журид. Их присутствие сыграло свою устрашающую роль. Большинство «заговорщиков» не осмелилось на открытое выступление.

В течение работы этого пленума произошло нечто такое, чего не было ни до, ни после: был арестован 31 член и кандидат в члены Центрального Комитета ВКП(б). Эта череда арестов терроризировала часть тех, кто был настроен антисталински, и они послушно проголосовали так, как он хотел. Есть версия, что смелость Каминского объясняется отчасти тем, что он не был посвящен в тайны партийного руководства и нанес удар, оказавшийся для него самоубийственным, — не только по Ежову, но и быстро поднимающемуся по ступеням карьеры Л.П. Берии. Ненависть Григория Наумовича к Лаврентию Павловичу сохранялась еще с 1921 года. Тогда молодой чекист Берия помогал своему покровителю Кирову отстранить от партийного руководства в Азербайджане Каминского и его сторонников. Теперь Каминский выбросил свою козырную карту — обвинение Берии в сотрудничестве с полицией азербайджанских националистов. (Действительно, очень темная страница в биографии этого темного человека.)

Каминский не оценил силу покровителей Ежова и Берии, став потенциальным смертником. Та же участь постигла О.А. Пятницкого и его сторонников. Не помогло им и заступничество Крупской, если не считать того, что Пятницкого арестовали не сразу, а через неделю после пленума.

Пятницкий был авторитетной фигурой в партии и руководстве Коминтерна. Он являлся одним из ближайших соратников Ленина со времен подполья и долго руководил всей секретно‑технической деятельностью Коммунистического Интернационала. В его руках находились все тайные нити этой мощной международной организации. А с 1935 года он был руководителем политико‑административного отдела ЦК ВКП(б) — очень весомый пост в партийном аппарате.

По всей вероятности, его выступление должно было послужить сигналом для тех, о кем он договорился на тайном совещании «за чашкой чая». Но об этом уже знал Сталин от одного (или их было больше?) из раскаявшихся «чаевников». Когда он прервал заседание, в перерыве была проведена «профилактическая работа» с участниками заговора (на этот случай, пожалуй, пригодились приглашенные руководители НКВД). Если кто‑то из них и осмелился выступить против Сталина, то мы об этом можем никогда не узнать, поскольку полная стенограмма этого пленума отсутствует.

Попытка этого заговора объективно только значительно ухудшила ситуацию. Начался разгром в Коминтерне и резня в руководстве ВКП(б) и среди рядовых партийцев в еще больших, чем планировалось, масштабах. Пятницкий, клеветнически обвиненный в провокаторстве и шпионаже, подставил под удар многие секции Коминтерна, работавшие в подполье. Его сторонниками были также руководители крупных парторганизаций Советского Союза, например. М.И. Разумов (Восточная Сибирь), А.И. Криницкий (Саратов).

Летом 1937 года Сталин направил своих представителей на места, и они разгромили почти все обкомы, крайкомы и ЦК компартий союзных республик. Лето и осень 1937 года стали апогеем «ежовщины». Многие руководящие работники на местах были расстреляны, множество партийцев угодило в ГУЛАГ. Кровавый вихрь пронесся по стране.

Так все‑таки существовал ли заговор против Сталина на июньском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года? Факты свидетельствуют, что заговор был, но вряд ли с целью смещения его с поста генсека (хотя это, возможно, не исключалось), и уж тем более не уничтожения. Было стремление ряда крупных партийных работников противостоять некоторым его решениям. Но и это. как бывает в военное или предвоенное время, воспринималось недопустимым, преступным неподчинением начальству.

Надо еще раз подчеркнуть, что репрессии были направлены главным образом против руководящих партийных работников; в меньшей степени, хотя и значительно, пострадали рядовые партийцы и совсем незначительно — беспартийные. Это была жесточайшая «чистка» прежде всего партийного и государственного аппарата.

По поводу причин «ежовщины» существует несколько версий. Одни объясняют ее подозрительностью и жестокостью Сталина; другие — некомпетентностью, амбициями и садистскими наклонностями Ежова. Третьи указывают на объективные обстоятельства: множество тайных врагов партии, сталинского курса, СССР; необходимость укреплять устои государства перед неизбежной войной, очистить партию и общество от «сомнительных элементов».

Субъективные факторы, безусловно, должны были сказываться. И дело не в характере Сталина вообще: ведь он был чрезвычайно сдержанным и расчетливым человеком, умевшим подавлять свой личные чувства и амбиции. Но в ту пору он находился почти постоянно в сильнейшем интеллектуальном и нервном напряжении из‑за лавины проблем, которые следовало обдумать, и вопросов, которые требовалось оперативно решать.

Добавим еще смерти родных и близких, неоднократные покушения. Он знал, что является мишенью для тайных организаций и разведслужб ряда государств. Убедился он и в том, что его могут предать даже еще недавние друзья. Все это содействовало тому, что он. настаивал на предоставлении НКВД возможности проводить репрессии без серьезного их обоснования в кратчайшие сроки.

Личность Ежова (а также его ближайшего сподручного Фриновского) тоже сыграла свою отрицательную роль. И дело не в том, каким он был вообще. Важно — каким он стал, сосредоточив в своих руках власть над сотнями тысяч, а в принципе — над миллионами людей. Он ощутил себя вершителем человеческих судеб, впав в административный и садистский раж. Нередко он карал тех, кто не был врагом Сталина, тем самым ослабляя его позиции, вызывая не только страх, но и недовольство, а то и возмущение в обществе. Объективно это было на руку врагам Сталина (прежде всего Троцкому), которые рассчитывали на массовые беспорядки и бунты в ответ на репрессии. И если бы террор проводился против советского народа, то так бы и произошло.

Но был еще один фактор, определявший разгул «ежовщины»: освобожденная стихия репрессий, которая развивалась с нарастанием, ускоренно, как большинство процессов с обратной связью, характерных для биологических и социальных систем. Брали одну группу подозреваемых, от них переходили к их сторонникам, а то и просто сочувствующим или даже хорошим знакомым, от которых якобы тянулись нити к другим участникам заговоров или тайных организаций. Надо было демонстрировать свою бдительность и проницательность, раскрывая все новых и новых противников советской власти. Приходилось добиваться — правдами и неправдами — признаний задержанных, чтобы не оставалось никаких сомнений в правильности арестов и подозрений. Добавим, что в органах НКВД было немало скрытых недругов Сталина. Они могли сознательно ужесточать репрессии, вовлекая в их круг его сторонников.

Благодаря полученным чрезвычайным полномочиям, руководство НКВД оказалось на положении высшей власти в стране, поставив под свой контроль не только военачальников, но и партаппарат. Сталин наверняка это понимал.

«Лишь в 1963 году, — писал П.А. Судоплатов, — я узнал, что действительно стояло за кардинальными перестановками и чисткой в рядах НКВД в последние месяцы 1938 года. Полную правду об этих событиях, которая так никогда и не была обнародована, рассказали мне Мамулов и Людвигов, возглавлявшие секретариат Берии, — вместе со мной они сидели во Владимирской тюрьме. Вот как была запущена фальшивка, открывшая дорогу кампании против Ежова и работавших с ним людей. Подстрекаемые Берией, два начальника областных управлений НКВД из Ярославля и Казахстана обратились с письмом к Сталину в октябре 1938 года, клеветнически утверждая, будто в беседах с ними Ежов намекал на предстоящие аресты членов советского руководства в канун октябрьских торжеств. Акция по компрометации Ежова была успешно проведена. Через несколько недель Ежов был обвинен в заговоре с целью свержения законного правительства. Политбюро приняло специальную резолюцию, в которой высшие должностные лица НКВД объявлялись „политически неблагонадежными“. Это привело к массовым арестам всего руководящего состава органов безопасности… В декабре 1938 года Берия официально взял в свои руки бразды правления в НКВД…»

Трудно поверить, что столь серьезные и крутые меры были приняты только благодаря доносу двух, пусть даже ответственных работников. Почему надо было доверять фальшивке, а не высшим должностным лицам НКВД?

Должны были существовать веские объективные причины для прекращения «ежовщины». Ее требовалось остановить, ибо масштабы репрессий грозили перейти все допустимые пределы и вызвать общественный протест. Было нарушено равновесие между главнейшими группами (можно сказать— партиями по интересам), стоявшими во главе СССР: руководством партии, вооруженными силами, органами НКВД, государственным аппаратом, советской властью на местах.

Требовалось как можно скорее покончить с гегемонией НКВД, который стал претендовать на абсолютную власть в стране. Ради этого пришлось пожертвовать многими его работниками. Такова была последняя «великая чистка», после того как сами карательные органы расправились с оппозиционерами и заговорщиками в партии, РККА, госаппарате, в местных органах советской власти.

Можно согласиться с мнением П.А. Судоплатова: «Жизнь показала, что ненависть Сталина и руководителей ВКП(б) к политическим перерожденцам и соперникам в борьбе за власть была оправданной. Решающий удар по КПСС и Советскому Союзу был нанесен именно группой бывших руководителей партии. При этом первоначально узкокорыстные интересы борьбы за власть эти деятели маскировали заимствованными у Троцкого лозунгами борьбы с бюрократизмом и господством партаппарата».

Впрочем, партаппарат со времен Хрущева действительно захватил всю власть в стране, а потому его руководителям удалось под лживыми лозунгами провести «революцию сверху».

Проводником «либеральной реформы», ограничившей всевластие карательных органов, стал автор приказа по НКВД СССР № 00762 от 26 ноября 1938 года. Там, в частности, говорилось:



«…В целях обеспечения неуклонного проведения в жизнь постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. все органы НКВД при осуществлении этого постановления обязываются руководствоваться следующими указаниями:

1) Немедленно прекратить производство каких‑либо массовых операций по арестам и выселению…

2) Аресты производить в строго индивидуальном порядке… Отменить практику составления так называемых справок или меморандумов на арест. Аресты должны быть предварительно согласованы с прокурором…

12) В отношении советских граждан, посещающих иностранные посольства и консульства, практиковать задержание и выяснение личности задержанных. Задержание не должно длиться больше 48 часов…



15) Отменить практику продления наказания находящимся в ссылке и лагерях. Лица, отбывающие установленный для них срок наказания, освобождаются…

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Берия».

1 декабря 1938 года появилось постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б), в котором указывалось, что разрешения на аресты военнослужащих высшего, старшего и среднего начальствующего состава РККА могут даваться только самим наркомом обороны.

А летом следующего года Берия издал приказ о порядке вызова военнослужащих в органы НКВД, в котором говорилось:

«От командования частей поступают жалобы, что в практике работы особых отделов имеют место случаи вызова военнослужащих без ведома и согласия командования.

Вызовы военнослужащих производятся по всякому, даже незначительному поводу, а зачастую просто по «усмотрению» оперативного работника… Каждый подобного рода необоснованный вызов военнослужащего нервирует личный состав РККА и РККФ…»

Как видим, и на местах, в воинских частях, представители НКВД были не прочь показать свою власть над военными. Теперь этому пришел конец. «Вызовы военнослужащих в органы НКВД, — сказано в приказе, — проводить только с ведома и согласия комиссара части».

Началось оздоровление обстановки не только в НКВД и Красной армии, но и по всей стране. Несколько сократилось количество политзаключенных. Перед реальной угрозой войны требовалось консолидировать народ, укрепляя решимость противостоять врагу.

На этом фоне несколько странно выглядят демографические показатели. Если в 1937 —1939 годах рождаемость составляла 3,9—3,7%, а естественный прирост был высок: 2,0—1,9%, то в 1940 году эти цифры заметно снизились, соответственно до 3,1 и 1,3%, несмотря на то что народ в целом стал жить лучше, а масштабы репрессий резко сократились.

Чем объяснить такой феномен?

Главная причина — предчувствие войны. Не локальной, как с Финляндией, а смертельно опасной, жесточайшей — с фашистской Германией.
Смерть врага
Как свидетельствуют «Очерки истории российской внешней разведки»: «Активная работа по троцкистским организациям за границей началась с марта 1936 года». Столь позднее развертывание борьбы с этими антисталинскими группировками некоторые исследователи склонны объяснять происками Ягоды, связанного с Троцким. Однако Ягода был вовсе не всесилен, и если бы последовала команда «свыше», его подчиненные вынуждены были бы по меньшей мере создавать видимость бурной деятельности. Судя по всему, такой команды не поступало.

Сам Лев Давидович вынуждал советское руководство приступать к решительной борьбе с ним самим, а затем и перейти к операциям по его уничтожению. Мы уже приводили его высказывания, призывающие «убрать Сталина». А вот что писал он в манифесте IV Интернационала:

«Подготовка революционного низвержения московской касты есть одна из центральных задач IV Интернационала. Это не простая и не легкая задача. Она требует героизма и жертв».

Это уже призыв не просто к свержению существующего в СССР строя, но и указание на необходимость сделать это путем вооруженного восстания внутри страны и участия в этом интернациональных сил. Иначе говоря, Интернационал, по Троцкому, должен был в первую очередь героически и не считаясь с жертвами подготовить и осуществить контрреволюцию.

Можно возразить: а разве не Сталин первым перешел к террору в отношении Троцкого и его близких? Ведь 16 февраля в парижском госпитале во время операции по удалению аппендикса при загадочных, как нередко пишут, обстоятельствах умер сын и первый помощник Троцкого Лев Седов. Говорят, узнав об этом известии, Ежов сказал:

— Хорошая операция. Вот здорово мы его!



Присутствовавший при этом один из главных руководителей закордонных акций С.М. Шпигельглас едва сдержался. Было от чего прийти в замешательство: ведь, по его сведениям, не поступало приказа ликвидировать Седова. До этого Шпигельглас был одним из организаторов похищения в Париже генерала Миллера, возглавлявшего Русский общевоинский союз, а также устранения (убийства) в Швейцарии Игнатия Рейсса (капитана госбезопасности Натана Порецкого), оказавшегося тайным троцкистом и пытавшегося скрыться.

Как это не покажется странным на первый взгляд, но ликвидация Льва Седова была совершенно не выгодна советской разведке. Его внезапная смерть была равносильна потере чрезвычайно важного источника информации о троцкистской сети за рубежом и в СССР.

Дело в том, что основной центр троцкизма находился в Париже. Возглавлял его Лев Седов. Его окружали наиболее доверенные лица.

С 1933 года в Париже действовала группа советских разведчиков, руководил которой Борис Манойлович Афанасьев. Она освещала работу эмигрантских центров. Однако постепенно подрывная деятельность белогвардейцев пошла на убыль (их постоянные провалы во многом определялись работой советских агентов — Фермера и его жены). В марте 1936 года группа Афанасьева была переориентирована преимущественно на разработку троцкистского центра.

Им было поручено блокировать и дезорганизовать деятельность троцкистов. Для этого следовало проникнуть в руководящий состав троцкистского центра и получить доступ к архивам Троцкого. Они подразделялись на две части: личные и оперативные документы. Последние и представляли наибольший интерес для советской резидентуры, ибо в них отражались нелегальные формы текущей работы этого центра.

Кроме Тюльпана (Зборовского) в окружение Седова проник иностранец— советский агент по кличке Томас. Он быстро сблизился с наиболее влиятельными функционерами троцкистского центра, занял в нем солидное положение и установил хорошие личные отношения с Львом Седовым.

Прежде всего требовалось узнавать, какие инструкции и указания давал Троцкий сыну. Томас сумел добиться того, что корреспонденция Троцкого до ее поступления к Седову попадала к нему. Была налажена ее перлюстрация, письма и документы фотографировались и отправлялись в Москву. Иногда корреспонденция Троцкого ложилась на стол руководству внешней разведки раньше, чем с ней успевал ознакомиться Седов.

«В результате планы и деятельность Троцкого, — говорится в „Очерках истории российской внешней разведки“, — в том числе и по засылке эмиссаров в СССР, его связи со сторонниками в стране, работа по созданию IV Интернационала своевременно становились известны советскому руководству».

Успешная работа Томаса и Тюльпана позволяла советским органам госбезопасности контролировать конспиративную деятельность троцкистов. В то же время, вполне возможно, из тех же источников были получены сведения о контактах Троцкого с некоторыми крупными деятелями не только партийного и государственного аппарата, но и НКВД. От Тюльпана—Зборовского было получено донесение, что Троцкий и его сообщники говорят, что необходимо убить Сталина для того, чтобы произвести государственный переворот в СССР,

Таким образом, советской разведке был прямой смысл получать ценнейшую информацию от Тюльпана и Томаса, а значит не покушаться на жизнь Седова, во всяком случае до той поры, пока не будут раскрыты эти агенты.

Действительно, не обнаружено никаких документов, которые хотя бы намекали на то, что были даны указания на уничтожение Седова. Об этом, в частности, пишет и генерал П.А. Судоплатов.

По заключению французских врачей, проводивших хирургическую операцию, смерть Седова была вызвана послеоперационными осложнениями и низкой сопротивляемостью организма. С соответствующей медицинской документацией ознакомился один авторитетный врач, друг семьи Троцкого. Он согласился с выводами коллег из парижской клиники.

Правда, жена Седова решительно утверждала, что эта смерть вызвана «рукой Москвы» и организована агентами ОГПУ. По ее требованию было проведено полицейское расследование, но и оно не нашло никаких доказательств преднамеренного убийства.

Однако за последние годы выяснилось, что покушение на Седова все‑таки планировалось, хотя с целью не убийства, а тайной доставки в Советский Союз. План похищения был детально разработан. Об этом написал начальник спецгруппы ОГПУ‑НКВД Я.И. Серебрянский. По его словам, он получил в 1937 году задание доставить «Сынка» (то есть сына Троцкого) в Москву. Седов должен был внезапно и бесследно исчезнуть, но живым и невредимым оказаться в СССР. Подготавливались два варианта его доставки: по морю и по воздуху.

Подобрали судно, капитан которого знал, что, возможно, придется совершить переход в Ленинград с «группой товарищей», чтобы взять там снаряжение для республиканской Испании. Кроме того, группа имела в своем распоряжении самолет, который базировался на одном из аэродромов под Парижем. Летчик был надежным агентом. Он распространил в авиационных кругах легенду, будто готовится спортивный перелет по маршруту Париж—Токио.

Пилот начал проводить тренировки, доведя время постоянного пребывания в воздухе до 12 часов. Этого времени должно было с лихвой хватить для того, чтобы долететь из Парижа до Киева без посадки даже при встречном ветре. В подготовке похищения участвовали 7 агентов и доверенных лиц, о которых не знала резидентура в Париже.

По ряду обстоятельств эту операцию не удалось осуществить. Сыграло свою роль, в частности, быстрое ухудшение здоровья Седова, ограниченность его передвижения, а затем и перевод в больницу. Шпионская операция потеряла всякий смысл после двух хирургических операций в парижской клинике, за которыми последовал летальный исход.

Теперь острейшей необходимостью была для Сталина ликвидация Троцкого.

По свидетельству П.А. Судоплатова, первую такую акцию попытались провести в 1937 году. Шпигельглас не справился с этим заданием. Как пишет Судоплатов, он вместе с Берией был вызван к Сталину, который сказал:

— В троцкистском движении нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого. Если с Троцким будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена.



Он имел в виду, по‑видимому, опасность раскола Коминтерна и всего мирового коммунистического движения, на руководство которым претендовал Троцкий. Но дело было не только в этом. По словам Сталина:

— Троцкий должен быть устранен в течение года, прежде чем разразится неминуемая война. Без устранения Троцкого, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены, в случае нападения империалистов на Советский Союз, в поддержке наших союзников по международному коммунистическому движению…



Для «устранения» Троцкого были созданы две группы: «Конь» под началом ветерана Гражданской войны в Испании мексиканского художника Сикейроса, и «Мать» под руководством Каридад Меркадер, старший сын которой геройски погиб во время Гражданской войны в Испании, а средний — Рамон — должен был стать исполнителем смертного приговора, вынесенного Троцкому.

Однако и эта операция могла сорваться. Стал перебежчиком резидент в Испании Орлов (Фельбин), которого вызвали в Москву, чтобы арестовать, и который понял, что пришла пора бежать. Он направил Ежову письмо, в котором предупреждал: «Если Вы меня оставите в покое, я никогда не стану на путь, вредный Сов. Союзу».

И все‑таки этот перебежчик был, по‑видимому, не так уж прост. Во‑первых, он захватил с собой всю кассу резидентуры — около 60 тысяч долларов, по тем временам огромную сумму. Во‑вторых, перебравшись в Америку, он послал анонимное письмо Троцкому, в котором предупреждал его о готовящемся покушении. Более того, он сообщил, что в покушении будут участвовать люди, приехавшие из Испании.

Можно предположить, что Орлов действительно симпатизировал Троцкому или даже был на его стороне.

Как известно, первое покушение группы «Конь», руководимой Сикейросом, не удалось. Они не были профессиональными диверсантами и лишь обстреляли из‑за закрытой двери комнату, где находился Троцкий, спрятавшийся под кроватью, не пострадавший.

Тогда пришел черед группы «Мать». Рамон Меркадер, вошедший в доверие ко Льву Давидовичу, сразил его небольшим ледорубом, который ухитрился пронести под плащом, не вызвав подозрений у охраны. Рамона схватили (он действовал под другой фамилией). Шесть лет ему удавалось скрывать свою причастность к советской разведке, но в конце концов его выдал еще один чекист‑предатель. Только через 20 лет он вышел на свободу и в СССР получил звезду Героя.

Итак, Троцкий был убит за год до начала Великой Отечественной войны. Личным заклятым яростным и очень опасным врагом Сталина он был по меньшей мере 15 лет. Только в конце этого периода, когда деятельность Троцкого стала наносить существенный урон безопасности Советского Союза, был отдан приказ о его ликвидации. «С 1940 года, — пишут А.Г. Колпакиди и Д.П. Прохоров, — Троцкий стал передавать сотрудникам американского консульства в Мексике „конфиденциальные меморандумы“ на известных ему деятелей коммунистического движения, представителей Коминтерна, агентов советской разведки в США, Франции, Мексике и других странах… У Сталина были все основания для непримиримой борьбы с Троцким и его приверженцами».


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет