Начиная с 1933 года, международное положение Советского Союза стало быстро укрепляться. В западной печати часто появлялись суждения типа: "Кремль держит в своих руках судьбы Европы", "Сталин сделался международным арбитром". Такого рода оценки исходили из констатации двух объективных факторов: обострения антагонизмов между крупнейшими капиталистическими державами и усиления индустриальной и военной мощи СССР.
В этих условиях московские процессы призваны были служить не только обману советского и зарубежного общественного мнения. Они выполняли важные внешнеполитические функции, сигнализируя о том, кого на данном этапе Кремль рассматривает в качестве союзников, а кого - в качестве врагов. В лихорадочной обстановке 30‑х годов, когда правительство любой капиталистической державы опасалось оказаться перед лицом военного союза СССР с другими государствами, "признания" подсудимых об их шпионских связях призваны были свидетельствовать об изменениях во внешнеполитических ориентациях советского правительства. А поскольку дипломатические комбинации в эти годы непрерывно менялись, менялось и содержание обвинений, особенно в части, касавшейся пораженческой и шпионской деятельности сверхзаговорщика Троцкого. Правительства капиталистических стран не спешили с опровержениями этих обвинений. Это объяснялось прежде всего тем, что они рассматривали Троцкого в качестве более опасного противника, чем Сталин, поскольку законно видели в нём будущего вождя международной революции, возможность которой на всём протяжении 30‑х годов стояла на повестке дня. Даже в августе 1939 года, в момент разрыва дипломатических отношений между Германией и Францией, французский посол Кулондр заявил Гитлеру, что в случае новой мировой войны "действительным победителем" может оказаться Троцкий, на что Гитлер ответил: "Я (это) знаю"1.
После первых выступлений Троцкого за рубежом советская печать называла его не иначе, как "мистер Троцкий". 8 марта 1929 года в "Правде" была помещена пространная статья, в которой утверждалось, что Троцкий своими статьями оказывает услугу Черчиллю и Уолл-Стриту.
В период обострения отношений с Польшей "Правда" напечатала фальшивый документ, призванный убедить читателей в том, что Троцкий является союзником польского диктатора Пилсудского2. Спустя два года советские правящие круги стали вынашивать планы установления советско-польского союза. В 1933 году по поручению Сталина Радек направился в Польшу, где был торжественно принят Пилсудским и выступил с заявлением о наступлении дружеских отношений между Советским Союзом и Польшей как "двумя странами, вышедшими из революции". После этого упоминания о сотрудничестве Троцкого с Пилсудским исчезли со страниц советской печати.
До 1933 года Германия числилась в друзьях Советского Союза, а главным врагом СССР считалась Франция. Поэтому на процессах по делу "Промпартии" (1930 г.) и "Союзного бюро меньшевиков" (1931 г.) подсудимые обвинялись в сговоре с французским правительством как центром враждебных интриг против Советского Союза. Когда в июле 1933 года Троцкий прибыл во Францию, "Юманите" немедленно объявила: "Из Франции, этого антисоветского очага, Троцкий будет атаковать СССР - здесь стратегический пункт, и вот почему сюда прибывает господин Троцкий".
После прихода Гитлера к власти Сталин стремился к сохранению дружественных отношений с Германией. Выражением этих намерений явилась зондажная статья в "Известиях", где утверждалось, что СССР - единственная страна в мире, не испытывающая вражды к Германии, "независимо от формы и состава правительства Рейха"1. Поэтому в советской и коминтерновской прессе Троцкого по-прежнему не обвиняли в сговоре с германскими правящими кругами, а продолжали называть агентом Антанты.
Вплоть до московских процессов такого рода обвинения подразумевали лишь то, что Троцкий своими литературными выступлениями "льёт воду на мельницу" враждебных СССР государств. В сговоре с такими государствами в начале 30‑х годов обвинялись лишь беспартийные специалисты и бывшие меньшевики.
Об изменнической и пораженческой деятельности Троцкого и троцкистов в пользу капиталистических государств речь пошла только с 1936 года, причём с каждым процессом крут этих государств расширялся, а шпионские контакты Троцкого и троцкистов опрокидывались всё дальше в прошлое.
Ко времени второго процесса Зиновьева-Каменева (август 1936 года) стало очевидным, что планы Сталина улучшить отношения с третьим рейхом наталкиваются на сопротивление со стороны Гитлера. Поэтому подсудимые этого процесса обвинялись в сотрудничестве с нацистами ради подготовки убийства Сталина и других кремлёвских вождей. Эта не отличающаяся богатством воображения схема была перестроена и усложнена на процессе Радека-Пятакова. Здесь говорилось о прямом сговоре Троцкого с правительствами Германии и Японии, направленном на подготовку поражения СССР в будущей войне с этими державами. "Эта постановка обвинения, - писал Троцкий, - не случайно совпала с моментом расцвета политики Народного фронта. На знамени советской дипломатии и тем самым Коминтерна было написано создание военного блока демократий против союза фашистских стран... В своих международных интригах подсудимые тщательно сообразовывались с видами и расчётами советской дипломатии. Они могли покушаться на жизнь Сталина, но не на политику Литвинова"2.
Подготовка третьего процесса совпала с укреплением международных позиций Германии и увяданием надежд на Народные фронты и военный союз СССР с Великобританией. Замена английского министра иностранных дел Идена прогитлеровски настроенным лордом Галифаксом была симптомом сближения Англии с Германией. В силу этого в Москве возникли новые дипломатические идеи, повлиявшие на содержание "признаний" подсудимых. Прежняя схема, согласно которой троцкисты служили исключительно германо-японскому блоку, была отброшена. Подсудимые были объявлены агентами целого синклита капиталистических государств: Германии, Японии, Польши и Англии.
На процессе "право-троцкистского блока" обвинение не делало различий между веймарским и нацистским режимами. Связь троцкистов с Германией утратила чисто фашистскую окраску, поскольку, согласно показаниям Крестинского, она началась ещё в 1921 году. Получалось, что троцкисты после захвата власти Гитлером автоматически перешли на службу к фашистам. Чтобы частично исправить этот нонсенс, Бессонов заявил, что оппозиционные группы в Советском Союзе ещё в 1931 году вступили в сговор с определёнными кругами национал-социалистической партии, а с 1933 года пытались воспрепятствовать нормализации германо-советских отношений, дабы доказать немецким промышленным и военным кругам, что хорошие отношения между Германией и СССР при сталинском руководстве невозможны. В 1936 году, согласно показаниям того же Бессонова, Троцкий и его сторонники стремились подтолкнуть правящие круги Германии к ускорению войны1.
Завязывание заговорщических связей Троцкого с Англией датировалось 1926 годом, хотя на предыдущем процессе Радек, являвшийся, по словам Вышинского, троцкистским министром иностранных дел, в своих пространных показаниях ни словом не упомянул об этих связях. Объясняя данный парадокс, Троцкий писал, что Москва, признававшая в начале 1937 года Англию миролюбивым и демократическим государством, после отставки Идена вновь причислила её к агрессивным империалистическим державам. "Литвинов решил показать Лондону зубы. Подсудимые немедленно принимают это к сведению... Показание Раковского, превращающее его и меня в агентов Интеллидженс Сервис, есть на самом деле дипломатическое предостережение по адресу Чемберлена (премьер-министра Великобритании - В. Р.)!"
Аналогичный смысл имело включение Польши в разряд стран, сотрудничающих с троцкистами. После поворота британской политики в сторону Германии более отчётливо обозначилась и прогерманская ориентация Польши. Поэтому Москва решила "показать Варшаве, что не делает себе никаких иллюзий насчёт её нейтралитета и что в будущей войне Польша должна быть готова стать ареной столкновения между СССР и Германией. Устами подсудимых Литвинов угрожает полковнику Беку (тогдашнему министру иностранных дел польского государства - В. Р.)".
К 1938 году от концепции "блока демократий" как противовеса фашистско-милитаристской "оси" уцелели только США и Франция. Поэтому эти страны не были названы в ряду государств, чьи правительства конспирировали с троцкистами. Особенно красноречивым по своей абсурдности Троцкий считал умолчание о Франции. Троцкисты, завязывавшие связи с врагами СССР с 1921 года, "совершенно обошли Францию, как бы забыли об её существовании. Нет, они ничего не забыли; они просто предвидели будущий франко-русский пакт и остерегались создать Литвинову затруднения в 1938 году". Правда, Раковский говорил на процессе о своих шпионских контактах с французскими промышленниками и журналистами. Но все названные им лица относились к числу противников Народного фронта, стоявшего у власти во Франции. "Подсудимые, во всяком случае, оставались верны себе: даже в самых своих "предательских" сделках с иностранными государствами они тщательно оберегали дипломатические планы Кремля".
Подводя итог несоответствиям признаний об "изменах" на трёх московских процессах, Троцкий делал вывод, что "изменнические действия подсудимых представляют собою только негативное дополнение к международным комбинациям правительства". По мере изменения дипломатических расчётов Кремля, менялось и содержание "измен" троцкистов. При этом "сегодняшние комбинации и интересы получали силу полностью перестраивать события за последние 20 лет". В особенности это ретроспективное приспособление к изменениям в международной обстановке сказалось на версиях об изменнических действиях самого Троцкого. "В 1937 г. моя старая дружба с Винстоном Черчиллем, Пилсудским и Даладье оказалась забыта, - писал Троцкий. - Я стал союзником Рудольфа Гесса и кузеном Микадо. Для обвинительного акта 1938 года моё старое звание агента Франции и Соединенных Штатов оказалось совершенно неуместным; зато забытая дружба с британским империализмом получила исключительную актуальность... Таким образом, даже в своих "изменах" я продолжаю выполнять патриотическую функцию"1.
Достарыңызбен бөлісу: |
