Война во Вьетнаме (1946—1975 гг.)
жүктеу/скачать 11,23 Mb.
|
|
Вместе с тем, когда провал вторжения сделался все более и более очевидным, идея переговоров начала становиться все более привлекательной для Северного Вьетнама. К этому вьетнамских товарищей подталкивали их “старшие братья” из Москвы и Пекина. В середине июня председатель Президиума Верховного Совета СССР Подгорный нанес визит в Ханой, где откровенно сказал вьетнамцам, что пора договариваться, и улетел в Москву. Русские преследовали собственные интересы (займы, пшеница, договоры о контроле над вооружениями, разрядка), и СССР не собирался позволять какой-то третьеразрядной коммунистической стране испортить все дело. Красный Китай тоже имел кое-какие планы, связанные с прекращением войны во Вьетнаме. После недавнего визита Никсона китайцы увидели, что смогут стравливать Советский Союз и Соединенные Штаты, к тому же разрешение тайваньского вопроса и другие проблемы требовали американской помощи. В общем, сам Мао летом 1972-го побуждал вьетнамских товарищей проявить большую гибкость<19>. Мастерски оперируя на поле дипломатии, Никсон и Киссинджер сумели-таки добиться политической изоляции Северного Вьетнама. Для Северного Вьетнама изменение отношения России и Китая стало как острый нож к горлу. Мало того что вьетнамские товарищи целиком и полностью зависели от могущественных союзников материально, получая от них все — от продовольствия до ракет, для узколобых доктринеров в Ханое прекращение поддержки означало еще и сильнейший психологический удар. Труонг Нгу Танг, бывший одно время министром юстиции ВРП, отмечает: “Как знает каждый профессиональный революционер, есть три течения революции в каждой народной войне. Первые два — неизменно расширяющийся мировой социалистический лагерь и вооруженное революционно-освободительное движение в каждой отдельной стране. Третий — прогрессивное движение внутри колониальных и неоколониальных держав”<20>. Два первых течения, по Тангу, к середине лета 1972-го превратились в маленькие ручейки. Третий — движение пацифистов в Америке — бурлил и пенился, однако он один не мог заменить собою двух других. Как прекрасно видели северные вьетнамцы, “расстановка сил” оказывалась не в их пользу. Догма предписывала коммунистам сделать шаг назад и приступить к серьезным переговорам, что вполне отвечало интересам США, где Никсон и Киссинджер знали: если они хотят добиться приемлемых условий, то должны поспешить. Только Тхиеу в Сайгоне не видел для себя никакого прока в реальных переговорах. Он сам и его страна полностью зависели от Соединенных Штатов, и Тхиеу вовсе не улыбалось видеть, как США выторговывают себе дорогу домой из Вьетнама. Хотя Лэйрд и Абраме заявляли об успехах вьетнамизации, Тхиеу не питал иллюзий относительно достижений в этой области и дальнейших перспектив процесса. Тхиеу осознавал, что если бы не помощь американцев, то во время Пасхального наступления Южный Вьетнам пал бы к ногам коммунистов. Однако президент РВ был умным и лукавым восточным человеком и понимал: Ханой не устроят приемлемые для Никсона условия, а потому соглашался с предложениями США. Теперь, в 1972-м, Тхиеу видел, что вот-вот начнутся серьезные переговоры, и о чем бы на них ни договорились США и Северный Вьетнам, все равно любой компромисс будет невыгодным Южному Вьетнаму. Вот в такой ситуации, по просьбе Ханоя, Ле Дук Тхо и Генри Киссинджер вновь встретились 19 июля 1972-го в Париже, где Киссинджер уловил изменение в настроении Тхо. Однако Ханой не выдвинул новых требований и не сдал ни пяди своих прежних позиций. На новой встрече 1 августа и потом еще 14 августа Тхо смягчил отношение Ханоя к вопросу о прекращении огня и о будущем Тхиеу. Хотя США и не могли принять новых предложений Северного Вьетнама, началось продвижение к взаимоприемлемому варианту соглашений. Использование Ханоем формулировок вроде “две администрации”, “две армии” и “три политические группировки” (то есть правительство Тхиеу, ВРП и “нейтралы”) впервые допускало возможность признания коммунистами администрации Тхиеу и, следовательно, содержало намек на устранение главного камня преткновения переговорного процесса. На встрече 14 августа Тхо и Киссинджер договорились вновь увидеться 15 сентября. 17 августа Киссинджер полетел в Сайгон, чтобы изложить Тхиеу результаты трех предыдущих встреч с Ле Дук Тхо, и натолкнулся на бетонную стену. Тхиеу, встревоженный возможностью заключения соглашения, принципиально возражал против прекращения огня на месте и предложения США о создании Трехсторонней комиссии по национальному примирению. Он противился созданию этого временного органа, несмотря даже на то, что комиссия должна была действовать по принципу согласия всех трех участников и Тхиеу мог бы воспользоваться правом вето, чтобы отменить любое решение. Кроме вышесказанного, Тхиеу выдвинул еще целый ворох возражений, преимущественно второстепенного характера. За попытками затормозить переговорный процесс скрывался страх Тхиеу перед уходом американских войск и возможным наступлением мира. В период между 18 августа и 15 сентября Тхиеу всеми силами старался помешать нежелательному для него исходу событий. 15 сентября Ле Дук Тхо еще сильнее смягчил свою позицию и фактически предложил создание коалиционного правительства, на что решительно не согласился Киссинджер, но по настоянию Тхо выразил намерение прийти к “заключению договора в принципе” к 15 октября. Ле Дук Тхо явно торопился и предлагал организовать двухдневную встречу не далее чем через неделю. На встрече 26 сентября наметился дальнейший прогресс. Военные вопросы удалось более или менее утрясти, и, хотя Тхо продолжал “продавливать” идею трехпартийного коалиционного правительства, имелись все признаки того, что коммунисты готовы к дальнейшей сдаче позиций. Ключевое заседание состоялось 8 октября, и на нем Ле Дук Тхо высказался за немедленное прекращение огня, обмен пленными, вывод американских вооруженных сил, прекращение инфильтрации новых войск АСВ на территорию Южного Вьетнама и создание тройственного “Национального совета примирения”, состоявшего из представителей правительства Тхиеу, ВРП и “нейтралов”. Последняя группа в конечном итоге будет надзирать за выборами и поведет Южный Вьетнам к миру. Это был исторический прорыв — Ле Дук отступался от прежних требований по поводу коалиционного правительства, соглашался не увязывать военных решений с политическими (то есть принимал двухколейную формулу переговоров, которую на протяжении лет отстаивал Киссинджер). Теперь условия Тхо вплотную приблизились к варианту, предложенному Никсоном 8 мая 1972 года. Вместе с тем имелись и некоторые сложности для Киссинджера. В понимании северных вьетнамцев прекращение огня распространялось только на территорию Южного Вьетнама, но не на Лаос и Камбоджу. И потом, в предложении Тхо отсутствовали детали, касавшиеся отказа от инфильтрации после прекращения огня. Функции “Национального совета примирения” имели довольно размытые очертания, а вопрос относительно “Международной комиссии по контролю и надзору” за соблюдением условий прекращения огня нуждался в конкретизации. Тем не менее прогресс явно наличествовал. 9, 10 и 11 октября состоялись еще более продолжительные собеседования, и постепенно стала выстраиваться компромиссная позиция. К 12 октября Тхо и Киссинджер урегулировали все основные пункты, за исключением американской материальной помощи ВСРВ и освобождения из тюрем Сайгона политических заключенных. Эти острые углы Киссинджеру и Ксуан Тую, заместителю Тхо, предстояло сгладить 17 октября. Дополнительные детали по условиям прекращения огня в Лаосе и Камбодже (на что Тхо в принципе согласился) тоже все еще требовали уточнения. Оба переговорщика выражали такую непоколебимую уверенность в том, что руководители стран — участниц процесса (с точки зрения Киссинджера — также и президент Тхиеу) одобрят договоренности, что даже выработали конкретную схему их претворения в жизнь: прекращение американских бомбардировок — 21 октября, подписание документов в Ханое — 22 октября, формальное подписание в Париже — 30 октября. Киссинджер вернулся в Вашингтон 12 октября и направился с докладом к Никсону, который одобрил предварительное соглашение, но предостерег Киссинджера, сказав о необходимости защищать позицию Тхиеу и принять выгодные сроки выборов. Получив такое напутствие, Киссинджер отправился в дорогу, чтобы 17 октября встретиться с Ксуан Туем в Париже, а 18—22 октября провести заседание в Сайгоне с Тхиеу. В Париже Киссинджер попытался добиться приемлемых условий в отношении пополнений материальной части для обеих сторон и освобождения политических узников, а также обсудить детали прекращения огня в Лаосе и Камбодже. Разногласия по первому пункту повестки удалось разрешить, но в остальных случаях вышла осечка. Не слишком преуспев, Киссинджер поспешил в Сайгон на свидание с непреклонным Тхиеу. Не все сражения в том судьбоносном октябре велись лишь на поле дипломатии. Обе стороны, в преддверии прекращения огня 30 октября, планировали экспедиции по “отмежеванию” друг у друга участков территории, чтобы потом оказаться в более выигрышной позиции. Тхиеу и его войска оказались неготовыми к “отмежеванию”, в отличие от северовьетнамцев. 20 октября АСВ сделала ход и кое-чего достигла, правда, немногого. В то же время АРВ заставила противника дорого заплатить за территориальные приобретения — 5000 коммунистов были убиты или захвачены в плен. Второй недипломатической акцией стала операция, получившая название “ENHANCE PLUS” (“Дополнительное наращивание сил”) — массированное “вбрасывание” военного снаряжения в Южный Вьетнам. Поскольку черновик договора предусматривал пополнение материальной части по принципу “один к одному”, “ENHANCE PLUS” не только улучшала в будущем техническую оснащенность армии Сайгона, но и создавала основу для полного и постоянного улучшения арсеналов вооружений и парков военной техники. Итак, из Парижа Киссинджер отправился в Сайгон, чтобы добиться от Тхиеу поддержки предварительного соглашения с северовьетнамской стороной. Следующие четыре дня стали для Киссинджера испытаниями, подобными тем, что пережил Христос в Гефсиманском саду. Тхиеу проявлял то заносчивость, то макиавеллианс-кую мудрость и проницательность, то впадал в бешенство, то грубил, то едва ли не рыдал на плече у американского гостя. После нескольких “кровавых” встреч перечень того, что не устаивало Тхиеу в договоре Северного Вьетнама и США, “уварился” до четырех основных пунктов: 1. Не ясны смысл и функции “Национального совета примирения и согласия” (в прошлом варианте “Национального совета примирения”). Что это, “административный орган” или “правительственная структура”? Последняя формулировка при переводе на вьетнамский язык фактически означает коалиционное правительство. Тхиеу, естественно, категорически возражал против такой интерпретации, указывая Киссинджеру, что или Тхо ведет с ним нечестную игру (что являлось правдой), или Киссинджер и Тхо в сговоре против него (Тхиеу). 2. Проект соглашения фактически разделяет Вьетнам на три государства: Северный Вьетнам и Южный Вьетнам, состоящий из двух частей, одна из которых контролируется Сайгоном, а другая — ВРП. Тхиеу возражал против подобного варианта и настаивал на том, что должен управлять всем Южным Вьетнамом. 3. Проект соглашения не предусматривает вывода войск АСВ из Южного Вьетнама. 4. Демилитаризованная зона не восстанавливается. Мало того что войска АСВ смогут пересекать границу Южного Вьетнама, когда захотят, так отсутствие ДМЗ означает на деле отсутствие границы вообще и подразумевает один Вьетнам, а не два суверенных государства, Северный и Южный Вьетнам. Тхиеу с негодованием справедливо указал Киссинджеру на то, что проект составлялся в большой спешке, в результате чего тексты английской и вьетнамской версий местами заметно различались, особенно в том, что касалось “Национального совета”. Далее Тхиеу отметил, что не выработаны протоколы — то есть отсутствует детальный механизм выполнения условий соглашения. Пока Тхиеу и Киссинджер предавались всем этим малоприятным обсуждениям, северовьетнамский премьер Фам Ван Донг бросил в процесс переговоров дипломатическую бомбу. В своем интервью Арно де Борчгрэйву 18 октября Донг разъяснил суть концепции “Национального совета примирения” такой, какой она виделась коммунистам, — “трехсторонней коалицией переходного периода”. Этими словами Донг возрождал старую и неприемлемую для партнеров идею коалиционного правительства. Кроме того, Фам Ван Донг заявил: “События оказались сильнее Тхиеу”<21>. Подробности интервью Донга стали известны Тхиеу 22 октября (в последний день пребывания Киссинджера в Сайгоне) и сделали южновьетнамского президента еще более непримиримым, поломав, по крайней мере временно, проект соглашения. 23 октября Киссинджер сообщил Тхо, что выполнение ранее оговоренной схемы действий невозможно, цитирую, “из-за сложностей в Сайгоне”, “двусмысленности” интервью Донга и попыток коммунистов заниматься захватом земель<22>. В заключение он предложил продолжить процесс переговоров в Париже. По предложению Киссинджера Никсон дал приказ прекратить бомбардировки Северного Вьетнама севернее 20-й параллели. В конце концов, теперь коммунисты не затягивали процесс переговоров, так что карательные рейды могли быть прекращены. Замешательство и размолвки в Вашингтоне, Сайгоне и Ханое быстро обернулись бурей. 24 октября Тхиеу выступил по телевидению Сайгона и фактически денонсировал проект соглашения, в конце своей речи призвав нацию к оружию, чтобы дать отпор проискам коммунистов и отразить попытки захвата территорий. Тхиеу объявил о том, что пойдет на прекращение огня на месте, но никогда не согласится на создание коалиционного правительства и на продолжение присутствия войск АСВ в Южном Вьетнаме. Ответ Северного Вьетнама не заставил себя ждать. 26 октября радио Ханоя в продолжавшейся несколько часов передаче ознакомило население с деталями договора и подробностями двух последних раундов переговоров между Тхо и Киссинджером. Завершилась трансляция выражением требования Северного Вьетнама подписать соглашение 31 октября. Весь мир, затаив дыхание, обратил взоры к главному переговорщику, Генри Киссинджеру, оказавшемуся между молотом (Севером, требовавшим немедленного подписания договора) и наковальней (Тхиеу, не желавшим вообще никакого соглашения). Киссинджеру предстояло как-то уговорить Тхиеу, убеждая Северный Вьетнам, что с подписанием все будет в порядке. Ко всему еще добавлялась позиция третьего и самого могущественного участника всего переговорного процесса, президента Никсона, настаивавшего на том, чтобы никто не сбрасывал со счетов Тхиеу. Президента уже не волновало подписание соглашения до выборов, поскольку он видел — Макговерн ему не конкурент. 26 октября Киссинджер провел пресс-конференцию, которую открыл заявлением: “Мы уверены, что мир у нас в кармане”<23>. Это явно сверхоптимистическое высказывание заслонило собой сделанные позднее в тот же вечер упоминания об “определенных озабоченностях” и об “определенных двусмысленностях”, которые он изложил в таком порядке: 1. Операции АСВ по захвату территории в Южном Вьетнаме; 2. Способность международной комиссии осуществлять надзор за выполнением условий договора о прекращении огня; 3. Создание режима прекращения огня в Лаосе и Камбодже; 4. Двусмысленные высказывания Фам Ван Донга в интервью де Борчгрэйву; 5. “Лингвистические сложности”, связанные с противопоставлением выражений “административный орган” и “правительственная структура”; 6. Воссоздание ДМЗ; 7. Кто должен подписывать соглашение<24>. Киссинджер закончил выступление, отправив два послания — одно предназначалось Ханою, другое Сайгону, — сказав следующее: “Мы не бросимся сломя голову подписывать соглашение до тех пор, пока его условия не будут урегулированы. Когда же они будут урегулированы, мы не отойдем от них”<25>. Никсон сразу понял, что двусмысленное заявление Киссинджера “о мире в кармане” поколеблет позицию США на переговорах. С одной стороны, Тхиеу еще больше упрется, с другой — Ханой получит новый и мощный рычаг, а в Соединенных Штатах повысятся ожидания результатов (а значит, возрастет и давление на правительство). В своих воспоминаниях Киссинджер делал робкие попытки оправдаться, по всей видимости, он сам был ошеломлен тем, что допустил подобный промах. Критично настроенные аналитики склонны считать, что Киссинджер сделал заявление о “мире в кармане” осознанно. Как предвыборная уловка оно нейтрализовало Макговерна с его коньком — атакой на военную политику администрации. Оно подкрепляло надежды Ханоя и служило предостережением Тхиеу. Кроме того, существует мнение, что Киссинджер хотел прижать Никсона к стене и вынудить принять достигнутые договоренности. Никсон и Киссинджер всегда смотрели на переговоры с разных точек зрения. Киссинджер склонялся к уступкам северовьетнамцам, а Никсон, напротив, не хотел мирволить им. Киссинджер “выражал готовность” к компромиссу с Ханоем, тогда как Никсон больше поддерживал Тхиеу. 26 октября Киссинджер опасался, что Никсон, шансы которого на победу на выборах, а следовательно, и позиции в стране усиливались, может отказаться от соглашений и начать весь процесс заново. Вероятно, резон в этом все же есть, поскольку Никсона очень расстроило несвоевременное заявление Киссинджера. Вместе с тем высказывание Киссинджера могло являться всего лишь следствием элементарной усталости. Возможно, сказались интенсивные перелеты, “сражения” с Тхиеу в Сайгоне. В день злополучной пресс-конференции Киссинджера подняли в 02.00. С раннего утра он совещался с президентом и другими чиновниками, а потом на скорую руку набросал свою речь. Затем на него обрушилась армия репортеров с микрофонами, телекамерами и бесконечными вопросами, вот язык и “дал сбой”. Совершенно очевидно стремление северных вьетнамцев подписать соглашение до выборов, что на первый взгляд абсолютно нелогично, поскольку так они как будто играли на руку убежденному антикоммунисту Никсону, помогая ему обойти на выборах “голубя” и левака Макговерна, построившего свою кампанию фактически на идее позорной капитуляции перед Северным Вьетнамом. Однако годы войны научили Политбюро ЦК НТВ разбираться во внутренней политике Америки. Начиная со съезда демократической партии, они разглядели на Макговерне ярлык неудачника. Коммунисты рассудили так: Никсон все равно, скорее всего, выиграет, да и, вероятно, с большим отрывом, а после победы займет еще более твердую и решительную позицию, а потому торопились обстряпать все до голосования. Наличествовала и еще одна причина для спешки. Ханой стремился остановить поток поставок техники и вооружений ВСРВ. Подписание договора 31 октября поставило бы барьер на пути большой части из того, что США предполагали передать союзникам. Существовал и третий мотив для спешки: недомолвки и двусмысленности, которыми изобиловал проект соглашения, те же расхождения английского и вьетнамского текстов и отсутствие детальных протоколов реализации условий договора. Поскольку северные вьетнамцы не собирались соблюдать его, их бы очень устроило сохранение всех этих зацепок в подписанном документе. Имелся и еще один резон для подписания соглашения до выборов в США — в нем содержалось главное из того, чего добивались коммунисты. Бывший министр юстиции ВРП Танг в своей книге заявляет, что с самого начала переговоров в 1968-м Политбюро ЦК ПТВ ставило себе две первостепенные задачи: во-первых, любыми способами добиться ухода США из Вьетнама, причем такого, который бы гарантировал невозможность их возвращения, и, во-вторых, сделать так, чтобы американцы согласились оставить войска АСВ в Южном Вьетнаме. Согласно Тангу, во всем остальном, включая отстранение от власти Тхиеу, создание коалиционного правительства и воссоздание ДМЗ, можно было договариваться и идти на уступки. Итак, хотя стало ясно, что шанс подписания соглашения 31 октября ускользает, коммунисты продолжали упорствовать в попытках добиться своего и поскорее завершить переговорный процесс. 26 октября (после пресс-конференции Киссинджера) Ле Дук Тхо послал ему письмо, открывавшее двери для следующей встречи, которую в конечном итоге назначили на 20 ноября в Париже. Процесс, таким образом, продолжался, но его неизбывной проблемой оставалась неуступчивость Тхиеу. Стремясь смягчить его позицию, США продолжали выполнение операции “ENHANCE PLUS”. Другим шагом в этом направлении стал визит к Тхиеу 10 ноября генерал-майора Александра Хэйга, помощника Киссинджера. Попытки Хэйга где лаской и лестью, а где угрозами сделать Тхиеу сговорчивее не увенчались успехом. Тхиеу отказывался от компромисса по трем пунктам и требовал: полного вывода войск АСВ из Южного Вьетнама, признания ДМЗ в качестве постоянной границы между Севером и Югом и согласия на суверенитет его правительства над всем Южным Вьетнамом. Выслушав доклад Хэйга, Никсон 14 ноября написал Тхиеу письмо, где содержались высказывания, призванные успокоить южно-вьетнамского руководителя. “Гораздо важнее не то, что записано в соглашении, а то, что предпримем мы в случае возобновления противником его агрессивных действий. Вы можете не сомневаться в том, что, если Ханой не станет соблюдать условий договора, я твердо намерен принять быстрые и жестокие карательные меры”<26>. Этим письмом Никсон превращал себя и США в гарантов выполнения условий договора с помощью военного давления. В свете настроений в конгрессе, в СМИ и в стране в целом Никсон должен был бы понимать, сколь хрупкими могли оказаться его гарантии. Несмотря ни на что, Тхиеу упорно продолжал оспаривать большинство пунктов проекта соглашения. Мало того, 18 ноября его эмиссар в Вашингтоне положил на стол американскому гаранту список из шестидесяти девяти изменений, которые, по мнению южновьетнамского президента, надо было внести в соглашение. Встреча Киссинджера и Ле Дук Тхо 20 ноября началась с выражения взаимных неудовольствий в отношении тех, кто тормозит переговорный процесс. Киссинджер предъявил список поправок, выдвинутых Тхиеу. Тхо попросил день на изучение документа и 21 ноября отверг большую часть из предложенных Киссинджером пунктов, выдвинув свои условия и фактически отказавшись от некоторых из достигнутых ранее, 8 октября, договоренностей. 22 ноября Киссинджер, предвидя возникновение тупиковой ситуации, отозвал большинство предложений Тхиеу и сконцентрировал внимание на том, что он и Никсон считали главным. Таковыми вопросами являлись: статус Национального совета, ясность в отношении статуса ДМЗ, судьба сил АСВ в Южном Вьетнаме, ясность в процедуре поставок оружия в Южный Вьетнам и функций международного органа, осуществляющего контроль над соблюдением соглашения. Тхо индифферентно отреагировал на предложения партнера. Встречи на следующий день и потом, 24 и 25 ноября, не дали результата. 25-го числа оба переговорщика решили взять тайм-аут до 4 декабря. По состоянию на конец ноября перспективы заключения договора казались даже более туманными, чем они выглядели 2 мая, когда коммунистам казалось, что победа у них уже в кармане. В самом стане американцев ширился раздор между Киссинджером и Никсоном, которые не доверяли друг другу. Несходство их мнений по поводу целей и средств сделалось очевидным. Враги Киссинджера в Белом доме, “учуяв кровь”, в нетерпении сглатывали слюнки, готовые наброситься на “одинокого рейнджера внешней политики”. Киссинджер сам описывает этот период его взаимоотношений с Никсоном как “полный недоверия и напряженности”<27>. жүктеу/скачать 11,23 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|