знал,
что
стихи в самом
деле будут замечательными
(выделено нами)
[15, с.104].
О том, что стихи будут замечательными, знает «всеведающий» автор
(согласно известной концепции М.Бахтина), он уверен в этом, и эта
уверенность передается с помощью конструкции «в самом деле».
А что же герой? Дерзкий, без соответствующего приказа, в нарушение
всякой воинской дисциплины, план Державина с горсткой казаков «
одним
ударом» освободить захваченный Пугачевым город Яик, рассыпался на глазах:
«Никто не воспоет его подвиги, никто не назовет его героем, никто не
выстроит ему триумфальную арку. Кому интересен маленький, бедный,
неудачливый карьерист Державин?»[
15, с. 172].
Отрицательное местоимение «
никто
», повторенное трижды в финале
произведения, кроме сугубо стилистических функций, способствует также
максимальному «соучастию» читателя в восприятии текста. Герой еще не знает,
но об этом хорошо осведомлен читатель: конец военной карьеры Державина
означает одновременно его пробуждение ото сна, «возвращение» к своей
истинной сути поэта-творца.
Как известно, первые литературные опыты Державина - перевод прозой из
лирики Овидия и ода на брак великого князя Павла Петровича – вышли в разгар
войны с Пугачевым, однако прошли незамеченными для современников.
Поэзия по-прежнему оставалась для Державина увлечением, а не делом всей
его жизни.
78
Сравнительно немного места в повествовании Домбровского отдано стихам
Державина, его работе над ними. И все же эта книга посвящена поэту,
становлению его таланта стихотворца, так как автору удается обнаружить
поэтическую
сторону державинской судьбы и даже его служебной
деятельности: его искрометность, взволнованность, поэтический темперамент,
которому тесно в установленных рамках.
Знание эпохи – необходимое условие точного и полного понимания смысла
и
художественного
достоинства
произведений,
ею
порожденных.
Ю.Домбровский в своем незаконченном романе «Державин» сумел глубоко
уловить дух эпохи Просвещения, увлеченность своего героя в начальный
период его деятельности идеей «просвещенного» самодержавия. Как известно,
выдающийся русский поэт считал, что только с помощью просвещения и
справедливого исполнения законов можно оградить дворян от народного
восстания.
Идеализированный образ правителя – мудрого, деятельного и человечного в
дальнейшем, как известно, найдет свое отражение в программной оде
Державина - знаменитой «Фелице», посвященной императрице Екатерине.
Таким образом, структура повествования первого романа писателя,
посвященного великому русскому поэту, сформирована напряженным
диалогом между нейтральным «пушкинским» строем речи автора-
повествователя и стилистически окрашенными вкраплениями речи главного
героя и ближайшего его окружения (т.н. эксплицитных рассказчиков). Анализ
нарратива ранней прозы Домбровского показывает, что освоение
субъективного «чужого» сознания художника слова связано у писателя с
активизацией индивидуального начала имплицитного («внутреннего») автора.
Российский
писатель Виктор Лихоносов, близко общавшийся с
Домбровским, называл его «человеком старой классической культуры» и
нисколько, по его словам, не был удивлен, что Домбровский написал три
новеллы о Шекспире.
Хорошо известно, что концепция, изложенная Ю.Домбровским в новеллах
«Смуглая леди», «Вторая по качеству кровать» и «Королевский рескрипт»,
получила высокую оценку как со стороны советских шекспироведов, так и их
английских коллег. В своем исследовании художественного мира Шекспира
Ю.Домбровский стремился «снять» противоречие между Шекспиром-
человеком и Шекспиром-художником при помощи выработанной им
собственной литературной техники, рассчитанной на
диалог
с читателем.
С целью уточнения предмета рассмотрения остановимся на ряде
теоретических положений, важных в рамках рассматриваемой проблемы. Еще
академик А.И.Белецкий (1884-1961), рассматривая эстетическую триаду
«Автор-образ-читатель», сосредоточивал внимание на читателе, тем самым
отказываясь от рассмотрения данной проблемы в духе идей А.Горнфельда и
других представителей «харьковской школы» - последователей идей
выдающегося ученого, академика А.А.Потебни.
Как известно, А.Г.Горнфельд (1867-1941), продолжая и развивая мысли
А.Потебни об «относительности» восприятия литературы в духе
79
психологической школы, практически декларировал полный «произвол»
читателя в общении с художественным образом. В отличие от А.Горнфельда и
от М.М.Бахтина, видевшего в читателе только эстетическую категорию
(вспомним известные суждения ученого о диалогичности текста),
дистанцировавшись от идей обоих исследователей, А.Белецкий даже ставил
задачу изучения истории читателя.
Тем
самым
А.Белецкий
переводил
проблему
в
отчетливо
культурологический план: ставил вопрос о восприятии художественных
ценностей в разных культурных системах, намечал аспекты «взаимодействия»
читателя и литературы. Читатель таким образом рассматривался ученым как
фактор историко-литературного процесса.
В сборнике статей «В мастерской художника слова» (М.,1989), вышедшем
уже после смерти А.Белецкого, автор его писал о том, что читающий текст
становится читателем лишь тогда, когда он вступает в диалог с писателем -
диалог, который ведется посредством художественного образа: «Автор – образ
– читатель» - единая система, в центре которой находится художественный
образ, важнейшая промежуточная инстанция в общении читателя с автором,
когда он читает, и автора с читателем, когда он творит. Именно здесь – в
художественном образе – сближаются, встречаются, соприкасаются,
переплетаются, пересекаются их творческие пути» [16, с. 8].
В исследованиях ученого затрагивался еще один актуальный вопрос
современной филологической науки – вопрос о выборе материала,
подлежащего историко-литературному изучению. По мнению А.И. Белецкого,
иного критерия отбора, кроме «голоса читателя», у нас нет. При изучении
«голоса» читательской массы, учитывая его неоднородность, придется
«выстроить…здание в несколько этажей, иногда и с пристройками»,
подчеркивал один из видных теоретиков литературы ХХ века.
Ученым
была предложена собственная классификация читателя,
включавшая несколько категорий, тем самым были заложены основы историко-
функционального
подхода
в
последующих
литературоведческих
исследованиях, а также важнейшие методологические положения, связанные с
уточнением понятия образа автора как повествовательной инстанции.
В филологической науке, в частности, в рамках современной нарратологии
сегодня различают дискурсный уровень эксплицитного рассказчика
(зафиксированный в тексте произведения) и дискурсный уровень имплицитного
рассказчика как абстрактно подразумеваемую авторскую позицию.
Напомним, что в рамках нарратологического подхода текст рассматривается
не только как продукт, результат важной творческой деятельности писателя -
автора этого текста, но и объект также весьма сложной деятельности читателя
по его восприятию. Обратимся к рассмотрению «шекспировского цикла»
Домбровского, опираясь на методологические особенности данного метода
исследования.
В малоизученном до сих пор цикле «Три новеллы о Шекспире», получившем
высокую оценку за рубежом и состоящем из трех новелл и эпилога,
Домбровскому, как отмечалось ранее, было важно понять,
что
сделало
80
Шекспира, самого загадочного из великих людей, гениальным художником и
творцом. Вместе с тем это книга о загадочных, порой противоречивых законах
человеческой жизни вообще, склонности человечества к созданию мифов и
«мифотворческой» деятельности известных авторов.
Об этом свидетельствуют, в частности, два эпиграфа к открывающей
«шекспировский» цикл новелле «Смуглая леди». Первый из них звучит так:
«
Достарыңызбен бөлісу: |