Девочкам, кажется, в этом отношении повезло больше, поскольку у них сохраняется первичный объект идентификации. Более того, в результате развода мать получает объективно возросшую власть и девочка из своей идентификации с ее силой может извлечь некоторую пользу, вплоть до компенсации, в какой-то степени, доли обиды по поводу того, что ее покинул отец. Но это лишь на первый взгляд. Если есть возможность проанализировать образцы отношений у женщин, то нередко можно столкнуться, собственно, с теми же процессами идентификации, что и у мальчиков (или мужчин): они идентифицируют себя с «доразводной» матерью, то есть с сильной и агрессивной матерью, которой отец никогда не мог угодить, или с матерью, которая целиком подчинялась отцу, позволяла себя использовать и, тем не менее, никогда не в состоянии была удовлетворить его запросы. Иными словами, одни женщины не дают спуску своим мужьям, а другие, наоборот, целиком подчиняются им, что ведет к тому, что девочки бессознательно повторяют отношения своих родителей. Как бы болезненны ни были эти сознательные переживания, они проявляют тенденцию бессознательно оживлять в партнере некогда потерянного отца.
Часто за агрессивный потенциал мужчин и женщин, который они проявляют в отношениях с любимым человеком, а также за размер агрессивности, которую они готовы выносить по отношению к себе, несут ответственность не только процессы идентификации и переноса или защита против чувства вины и нарциссических обид, но и тот феномен, на который указывает Валлерштейн: у людей, которые в детстве пережили насилие и страдание в отношениях между родителями, либидозные влечения внутренне опасно ассоциируются с агрессивными. Ненависть, мучение и страдание во внутреннем мире становятся неразрывными атрибутами любви! Это значит, что я неизбежно должен презирать, мучить и ненавидеть тех людей, которых я люблю. Но это также означает, что я только тогда могу чувствовать себя любимым, когда меня презирают, мучают и ненавидят. У таких людей размываются границы между удовольствием и неудовольствием, между добром и злом. Эта патология очень сходна с той, которой страдают люди, в детстве испытавшие на себе насилие или сексуальные злоупотребления60. Важно упомянуть о том, что эти весьма тяжелые нарушения организации влечений являются лишь косвенным следствием развода. По сути, соображения опасности подобного слияния любви с ненавистью и страданием должны стать педагогическим аргументом для развода: развод спасает детей от жизни, в которой долгие годы царили насилие и психическое страдание.
Статистика говорит о том, что количество разводов между теми мужчинами и женщинами, родители которых в свое время разошлись, значительно выше, чем у тех, кто вырос в полных семьях. Теперь нас не должно удивлять, почему это именно так.
Проблемы адолесцентного возраста
Точно так же зависимость разводов от возраста супругов – статистически доказанный факт: чем моложе супруги в момент заключения брака (или в момент начала совместной жизни), тем выше вероятность, что отношения окажутся неустойчивыми. Этот феномен можно легко объяснить неопытностью и завышенными, частично иллюзорными, ожиданиями молодости.
Почему сегодня многие молодые люди женятся уже в шестнадцать, семнадцать и восемнадцать лет, то есть в наше время, когда в индустриальных странах возраст для заключения брака официально все больше продвигается наверх и одновременно не существует общественных запретов на короткие, ни к чему не обязывающие отношения или в конце концов можно вообще жить одному, не обременяя себя семьей, и посвящать свою жизнь образованию, карьере или просто радостям жизни?
По моему опыту, среди этих парней и девушек в адолесцентном возрасте очень много таких, чьи жизненные обстоятельства в настоящий момент их не устраивают, а именно они слишком сильно внутренне зависят от дома. Итак, речь идет о тех молодых мужчинах и женщинах, которые не в силах завершить общий процесс отделения от родителей; в результате для многих из них заключение брака представляет собой единственную возможность «перерезать пуповину» и начать самостоятельную жизнь.
Однако, поскольку благоразумные доводы говорят против столь ранней женитьбы, многие из этих молодых людей избирают путь вынужденного брака по причине (часто лишь кажущейся) нежелательной беременности. Формулировка «избирать» надежна по той причине, что в наше относительно «образованное» время, когда в распоряжении молодых людей имеются предохранительные средства и возможности прерывания беременности, так называемые «нежеланные дети» в большинстве случаев не «случаются» сами по себе, а, скорее, являются результатом ошибочных действий (соответственно формулировке Фрейда). Кажущаяся невнимательность часто является результатом бессознательного (а порой и вполне сознательного) желания беременности. Если у меня будет ребенок, то мама или папа уже не смогут возражать против того, чтобы я переехал(а) и начал(а) самостоятельную жизнь.
Это желание адолесцентного возраста освободиться от родителей нередко является отдаленным результатом развода. Думаю, среди таких молодых пар число бывших «детей разводов»61 сверхпропорционально.
Конечно, освобождение от родительского дома относится к огромным проблемам развития всех детей: стремление к автономии вступает в конфликт с регрессивными желаниями защищенности, а ссоры с родителями по поводу норм и форм жизни (мощный мотор стремления к автономии) порождают страх и чувство вины. Но они испытывают и доверие, которое можно выразить словами: «Хоть я и ссорюсь с родителями, хоть я и говорю, что не нуждаюсь в них больше, хоть я и обижаю их тем, что хочу независимости, но я знаю, что они останутся со мной и что они меня любят и придут на помощь, когда будут мне нужны (а они мне еще очень и очень нужны)».
Преодоление конфликтов освобождения в адолесцентном возрасте требует той внутренней силы или того доверия, которых как раз у «детей разводов» и нет, а если и есть, то в очень малой степени:
– у них отсутствует уверенность в непрерывности любовных отношений;
– у них особенно велик страх перед потерей любви и потерей отношений;
– в них, чаще всего, повышен агрессивный потенциал, что делает домашние ссоры особенно грозными;
– разлуки или отдаление от родителей бессознательно переживаются как повторение развода, с той разницей, что молодой человек, когда он уходит, видит себя в роли причиняющего зло другому, и мать – как, может быть, когда-то с отцом – становится в его глазах жертвой, что ведет к повышенному чувству вины, особенно в тех случаях, когда мать действительно остается одна.
В этой ситуации, если освобождение из инфантильных объектных отношений, несмотря на большое желание автономии, все же не удается, у молодых людей остаются три возможности: как мы уже говорили, ждать любовных отношений, которые помогли бы набраться мужества и извинили бы их уход; второй вариант – остаться навсегда «приклеенным» к матери; третий – вырваться, в известной степени насильно, спровоцировав полное разрушение отношений. Это – как во время развода, когда в результате процессов расщепления мужчина и женщина, некогда любившие друг друга, становятся вдруг злейшими врагами. Таким насильственным разрывом молодой человек поражает в себе большую часть внутренних связей, в которых он – именно потому, что он еще молодой человек – нуждается больше всего, – чтобы суметь выжить эмоционально. Однако в некоторых обстоятельствах такой вид освобождения кажется весьма соблазнительным, и этот соблазн представляет собой большую опасность. Если молодому человеку повезет, то он встретит людей, которые смогут ему помочь. Но чаще такие молодые люди начинают искать привязанности и признание в асоциальных, а то и преступных кругах, среди наркоманов, в сектах и т. д. Вначале все это кажется большой подмогой, но когда они начинает понимать иллюзорность такой помощи, то, скорее всего, бывает уже поздно.
Трудности адолесцентного возраста можно рассматривать как не очень отдаленные последствия развода. Но они могут наложить отпечаток на всю дальнейшую жизнь.
Достарыңызбен бөлісу: |