Снова дома в Спрингфилде - ч. 4

Снова дома в Спрингфилде - ч. 4

Компаньоны не вели бухгалтерских книг, деля гонорар поровну. Линкольн часто вкладывал деньги в конверт, писал на «ем фамилии клиентов и добавлял: «половина Герндона».

Герндону туго приходилось, когда по воскресным дням Линкольн приводил в контору своих мальчиков Вилли и Теда; ребята вытаскивали книги с полок, опрокидывали бутылки с чернилами, стреляли карандашами в плевательницу. А Линкольн работал за своим письменным столом, как будто, кроме него, никого в конторе не было.

Как-то Джошуа Спид сказал, что у Линкольна быстрый ум, но тот отрицал это: «Я с трудом запоминаю, но зато потом уже не забываю... Мой мозг как кусок стали — на нем трудно сделать царапину, а потом почти невозможно стереть ее».

Линкольн всегда помнил своих клиентов, их глаза, лица, голоса: целая семья, раздраженная завещанием и добивающаяся объявления его недействительным; мужчина, ударивший другого ножом в глаз; клиент, обвиненный в непредумышленном убийстве и приговоренный к восьми годам каторжных работ; другой клиент, одноногий ветеран мексиканской войны, признанный виновным в ограблении почты на 15 тысяч долларов и приговоренный к десяти годам.

В графстве Де Витт Линкольн защищал девять женщин, обвиненных в нарушении общественного порядка; на суде присутствовало более ста женщин. Они потребовали от кабатчика закрыть свой бар, и когда он не подчинился, женщины разбили бочонки и бутылки; обвиняемые не оставили ни капли виски для продажи. Присяжные заседатели признал» их виновными, но судья отпустил их, наложив на каждую штраф в 2 доллара.

Однако большей частью дела были банальными: вопросы имущественные и платежные, о земельных участках, долговых обязательствах, банкротствах, о возмещении убытков, выкупе закладных, лишении права выкупа закладной, о выселениях.

На митинге в Спрингфилде Линкольн написал резолюцию, выражавшую сочувствие Кошуту и венграм, восставшим против надменной и жестокой монархии. В своих записках, предназначенных для возможного использования, Линкольн писал об «обществе равных», в котором каждому предоставлялись одинаковые права.

Он узнал, что южане утверждают: на Юге рабам живется лучше, чем наемному рабочему на Севере. Линкольн сказал, что «у нас нет постоянного класса наемных рабочих. Двадцать пять лет тому назад я был наемным рабочим. Вчерашний наемный рабочий сегодня стал хозяином, и завтра сам будет нанимать рабочих, чтобы трудились в его интересах... Много томов было написано, чтобы доказать, какая замечательная штука — рабство. Но мы еще ни разу не слышали, чтобы кто-нибудь пожелал воспользоваться привилегиями раба и попросился в невольники... Труд — повседневное бремя нашей расы. Огромное, постоянное проклятие общества в том, что некоторые стараются переложить бремя труда со своих плеч на плечи других».

Неугомонная, растущая Америка - ч. 5

В августе 1855 года Линкольн писал Оуэну Ловджою: «Даже вы не так страстно, как я, стремитесь предотвратить распространение рабства. И все же политическая атмосфера сейчас такова, что я боюсь сделать хоть шаг из боязни ошибиться». «Ничего-незнающие» могли пригодиться для борьбы с демократами — сторонниками «билля Канзас — Небраска». «Что касается наших дел, то «ничего-незнающие» в большинстве своем мои старые политические и личные друзья; я надеялся, что их организация распадется без мучительной для меня необходимости открыто выступить против них».

Сенатор Чарльз Самнэр от Массачусетса бичевал сенатора от Южной Каролины Эндрю П. Батлера: «Он избрал себе в любовницы... особу, противную для других, но всегда любезную его сердцу: я имею в виду проститутку — Рабство». Сенатор Престон Брукс, племянник Батлера, вошел в зал заседаний сената, подкрался сзади к сидящему, ничего не подозревавшему Самнэру и обрушил град ударов на его голову и спину. Брукс избил свою жертву почти до смерти и отошел лишь после того, как гуттаперчевая трость рассыпалась. Север неистовствовал, Юг открыто ликовал.

Эти события происходили в период, когда политические элементы Иллинойса и других штатов созывали съезды для учреждения новых партийных организаций сначала в штатах, а затем в общенациональном масштабе. В Блумингтоне съезд состоялся в Мэйджорс Холле. Не успели выступить несколько делегатов, как послышались крики: «Линкольн! Линкольн!» Он встал со своего места. Раздались требования: «На трибуну!» Линкольн прошел на подмостки. «Мы переживаем трудное время, — сказал он, и затем неожиданно последовал удар. — Если общественное мнение не будет достаточно сильным и не добьется перемены в нашем теперешнем курсе, кровь прольется из-за Небраски, брат поднимется против брата». Он подчеркнул, что присутствующие делегаты представляли различные элементы общества, но все они были согласны в одном: «Не допустить рабство в Канзас!» «Билль Канзас — Небраска» — это узурпация власти; он приведет к тому, что рабство утвердится во всей стране». У журналистов карандаши выскользнули из рук. Герндон и Уитни бросили записывать речь, слушатели придвигались все ближе к оратору. «Однажды, — продолжал Линкольн, — мне попалась юридическая формулировка: «Раб — это человек, который легально признан не личностью, а вещью». Если мы не защитим свободу, а на нее сейчас покушаются, они превратят всех свободных негров в вещи, и сколько вы думаете им понадобится времени, чтобы превратить в вещи также и белых бедняков?»