Шкирятов, работавший с 1934 года секретарём партколлегии Комиссии партийного контроля, стал фактическим главой этой Комиссии после того, как Ежову в сентябре 1936 года было поручено "9/10 своего времени отдавать работе в НКВД". О характере участия Шкирятова в великой чистке рассказывалось на июньском пленуме ЦК 1957 года: "Шкирятов механически штамповал все незаконные действия органов.., которые без всякого основания арестовывали многих коммунистов и об этом сообщали Шкирятову, а Шкирятов, в свою очередь, принимал единоличное решение: исключить арестованного из членов партии, как врага народа... Получалось, что основанием для исключения из партии арестованного являлось сообщение... о факте ареста, а основанием для обвинения во вражеской деятельности арестованного было постановление КПК об исключении его из партии как врага народа"1.
О власти, которую приобрёл Шкирятов, говорит следующий факт. В 1939 году партийный работник А. В. Снегов, освобождённый из тюрьмы, побывал у нескольких членов Политбюро и рассказал им о том, что творится в застенках НКВД. После этого один лишь Микоян счёл нужным обратиться к Шкирятову с просьбой об ускорении партийной реабилитации Снегова. Когда Снегов пришёл к Шкирятову в КПК, он был там вновь арестован, после чего провёл 17 лет в лагерях2.
***
Поведение названных выше лиц в 1936-1938 годах подтвердило правильность замечания Троцкого о том, что ближайшее сталинское окружение "состоит из средних бюрократов, опьянённых вырванной ими у партии властью"3.
Большинство этих людей осуществляло свою дьявольскую миссию, по-видимому, без удовольствия. Будучи предоставленными самим себе, они, вероятно, отказались бы от проведения великой чистки. Об этом свидетельствует то, что буквально на следующий день после смерти Сталина они приостановили новый вал террора, угрожавший превзойти все предшествовавшие. Вслед за этим они достаточно быстро и легко расправились с Берией и его сатрапами, захватившими все ведущие посты в МВД, и приступили к массовой реабилитации ранее осуждённых.
Эти люди, не смевшие при Сталине и заикнуться о своих сомнениях в правомерности репрессий, ясно сознавали их необоснованность. Когда на июльском пленуме ЦК 1953 года Хрущёв заявил: "Давайте посмотрим дела 1937 года и после 1937 года. Среди них было много липовых дел", из зала последовала реплика: "Больше половины липа, правильно". Не встретило никаких возражений и другое заявление Хрущёва: "Особое совещание - вот вам самый настоящий террор"4.
Приведённые в этой главе факты свидетельствуют, что ближайшее окружение Сталина не во всём совпадало с официальной партийной иерархией. Например, Маленков, не являвшийся даже кандидатом в члены ЦК, был больше приближен к Сталину и обладал большей реальной властью, чем некоторые члены и кандидаты в члены Политбюро, которым было суждено погибнуть в пожаре великой чистки.
XXI
В недрах Политбюро
На пленуме ЦК, состоявшемся 10 февраля 1934 года, Политбюро было избрано в составе десяти членов (Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Орджоникидзе, Куйбышев, Киров, Андреев, Косиор) и пяти кандидатов (Микоян, Чубарь, Петровский, Постышев, Рудзутак). Перечень фамилий здесь дается в той последовательности, в какой они перечислялись в информационном сообщении о пленуме ЦК. Данная последовательность отражала место этих людей в партийной иерархии и их популярность в партии и стране (точнее, ту популярность, которую стремилась создать им официальная пропаганда).
До 1937 года изменения в составе Политбюро произошли лишь на февральском пленуме ЦК 1935 года, где Микоян и Чубарь были избраны членами, а Жданов и Эйхе -кандидатами в члены Политбюро. К моменту февральско-мартовского пленума ЦК 1937 года членами Политбюро были девять человек (за вычетом умерших Кирова, Куйбышева и Орджоникидзе), а кандидатами - пять человек. Из членов Политбюро в годы великой чистки было репрессировано двое, остальные вошли в состав Политбюро, избранного на XVIII съезде. Из кандидатов в члены Политбюро было репрессировано трое, один (Петровский) был снят с руководящей работы и один (Жданов) - переведён после XVIII съезда в члены Политбюро.
Во многих зарубежных работах о великой чистке репрессированные члены и кандидаты в члены Политбюро причисляются к некой "либеральной группе", якобы пытавшейся противодействовать сталинскому террору. Например, Авторханов утверждает, что Косиор, Чубарь, Рудзутак и Постышев вместе с Орджоникидзе выступали против суда над Рыковым и Бухариным1. Ставшие доступными за последние годы источники доказывают полную несостоятельность подобных версий. "Отбор", произведённый Сталиным, объяснялся другими причинами, скорее всего - его недоверчивым отношением к "инородцам". Из пяти репрессированных только Постышев был русским, Рудзутак и Эйхе были латышами, Косиор - поляком, а Чубарь - украинцем. Все эти люди никогда не входили в ближайшее окружение Сталина и, за исключением Рудзутака (а с 1934 года - и Чубаря), не принимали участия в повседневной работе кремлёвской верхушки, так как находились вне Москвы. В 1937-1938 годах Эйхе и Косиор были переведены на работу в Москву, а спустя несколько месяцев после этого были арестованы. Относительно их исключения из состава ЦК и из партии не проводилось даже формальной процедуры опроса членов ЦК.
Эйхе в октябре 1937 года был назначен наркомом земледелия СССР, а на январском пленуме ЦК 1938 года выступил с докладом, вызвавшим одобрение Сталина. Его арест был произведён 29 апреля 1938 года.
Косиор был назначен в январе 1938 года заместителем председателя СНК СССР и председателем Комиссии советского контроля при СНК. В апреле 1938 года он был отстранён от всех занимаемых постов, а в мае арестован. По этому поводу не было ни решения Политбюро, ни обмена мнениями между его членами1.
Можно полагать, что одной из причин расправы над Косиором была его непозволительная, с точки зрения Сталина, "вина": попытка заступиться за своего брата Владимира, "неразоружившегося" троцкиста, находившегося с 1928 года в ссылке. После того, как в начале 1936 года была арестована жена В. Косиора, последний написал гневное письмо брату, в котором требовал её освобождения. С. Косиор переслал это письмо Ежову, попросив его разобраться в данном деле. Узнав об этом, Сталин выразил резкое возмущение тем, что "Ст. Косиор находит возможным вмешиваться в это шантажистское дело"2.
Чубарь в январе 1938 года получил повышение, будучи назначен на пост первого заместителя председателя Совнаркома. 16 июня 1938 года было принято постановление Политбюро, в котором говорилось: "Ввиду того, что показания Косиора, Эйхе, Тр. Чубаря (брата В. Я. Чубаря), а кроме того, показания Рудзутака и Антипова бросают тень на т. В. Я. Чубаря, Политбюро ЦК не считает возможным оставить его членом Политбюро ЦК и заместителем председателя СНК Союза ССР и считает возможным дать ему работу лишь в провинции для испытания". На следующий день было принято ещё одно постановление Политбюро - о назначении Чубаря начальником строительства Соликамского целлюлозного комбината3.
Хрущёв, которому довелось присутствовать при последнем телефонном разговоре Сталина с Чубарем, вспоминал, что после него Сталин сказал окружающим: "Чубарь плачет, волнуется, доказывает, что он честный человек"; а тон у Сталина был сочувствующий Чубарю. Казалось, с пониманием он отнесся к переживаниям Власа Яковлевича. И я был сильно удивлён, когда буквально на следующий день Чубарь был арестован"4.
Репрессированные члены и кандидаты в члены Политбюро, отличавшиеся до ареста неизменным послушанием, подчёркивали на суде, что они всегда и целиком были согласны со сталинской политикой, привычно именуемой ими политикой партии. Рудзутак заверял суд, что "лично у него никогда не было никакой мысли против политики нашей партии". Эйхе говорил, что умрёт "так же с верой в правильность политики партии, как верил в неё на протяжении всей своей работы"5.
Единственным человеком в составе Политбюро, не репрессированным, но и не оставленным на руководящей работе, был Петровский. В январе 1938 года он был избран заместителем председателя Верховного Совета СССР, а спустя месяц - награждён орденом Ленина в связи с его 60-летием. Наступившая вскоре после этого опала Петровского, по-видимому, была связана с тем, что у него были арестованы сын и зять, а второй сын, командир корпуса, был уволен из армии. В 1939 году Петровский был лишён всех своих постов и находился без работы около года, пока его старый товарищ Самойлов, работавший директором Музея Революции, не предложил стать его заместителем.
То обстоятельство, что Петровский не был репрессирован, Хрущёв объяснял тем, что он "после революции не считался активным организатором в партии. Он, так сказать, выполнял роль партийной иконы. Поэтому Петровский не был опасен для Сталина и оказалось достаточно упрятать его в Музей революции"1.
Достарыңызбен бөлісу: |
