Анна Каренина

ошибках, которые были осмеиваемы, — было слишком очевид но, что все это под обрано
нарочно, — но тотчас же невольно он д о малейших под робностей стал вспоминать свою
встречу и разговор с автором статьи.
«Не обид ел ли я его чем-нибуд ь?» — спрашивал себя Сергей Иванович.
И, вспомнив, как он при встрече поправил этого молод ого человека в выказывавшем
его невежество слове, Сергей Иванович нашел объяснение смысла статьи.
После этой статьи наступило мертвое, и печатное и изустное, молчание о книге, и
Сергей Иванович вид ел, что его шестилетнее произвед ение, выработанное с такою
любовью и труд ом, прошло бесслед но.
Положение Сергея Ивановича было еще тяжелее оттого, что, окончив книгу, он не
имел более кабинетной работы, занимавшей прежд е бóльшую часть его времени.
Сергей Иванович был умен, образован, зд оров, д еятелен и не знал, куд а употребить всю
свою д еятельность. Разговоры в гостиных, съезд ах, собраниях, комитетах, везд е, гд е
можно было говорить, занимали часть его времени; но он, д авнишний город ской житель,
не позволял себе уход ить всему в разговоры, как это д елал его неопытный брат, когд а
бывал в Москве; оставалось еще много д осуга и умственных сил.
На его счастье, в это самое тяжелое д ля него по причине неуд ачи его книги время на
смену вопросов иноверцев, американских д рузей, самарского голод а, выставки,
спиритизма стал славянский вопрос, прежд е только тлевшийся в обществе, и Сергей
Иванович, и прежд е бывший од ним из возбуд ителей этого вопроса, весь отд ался ему.
В сред е люд ей, к которым принад лежал Сергей Иванович, в это время ни о чем д ругом
не говорили и не писали, как о славянском вопросе и сербской войне. Все то, что д елает
обыкновенно празд ная толпа, убивая время, д елалось теперь в пользу славян. Балы,
концерты, обед ы, спичи, д амские наряд ы, пиво, трактиры — все свид етельствовало о
сочувствии к славянам.
Со многим из того, что говорили и писали по этому случаю, Сергей Иванович был не
согласен в под робностях. Он вид ел, что славянский вопрос сд елался од ним из тех мод ных
увлечений, которые всегд а, сменяя од но д ругое, служат обществу пред метом занятия;
вид ел и то,что много было люд ей, с корыстными, тщеславными целями. занимавшихся
этим д елом. Он признавал, что газеты печатали много ненужного и преувеличенного, с
од ною целью — обратить на себя внимание и перекричать д ругих. Он вид ел, что при этом
общем под ъеме общества выскочили вперед и кричали громче д ругих все неуд авшиеся и
обиженные: — главнокоманд ующие без армий, министры без министерств, журналисты
без журналов, начальники партий без партизанов. Он вид ел, что много тут было
легкомысленного и смешного; но он вид ел и признавал несомненный, все разраставшийся
энтузиазм, соед инивший в од но все классы общества, которому нельзя было не
сочувствовать. Резня ед иноверцев и братьев славян вызвала сочувствие к страд ающим и
негод ование к притеснителям. И геройство сербов и черногорцев, борющихся за великое
д ело, пород ило во всем народ е желание помочь своим братьям уже не словом, а д елом.
Но притом было д ругое, рад остное д ля Сергея Ивановича явление: — это было
проявление общественного мнения. Общество опред еленно выразило свое желание.
Народ ная д уша получила выражение, как говорил Сергей Иванович. И чем более он
занимался этим д елом, тем очевид нее ему казалось, что это было д ело, д олженствующее
получить громад ные размеры, составить эпоху.
Он посвятил всего себя на служение этому великому д елу и забыл д умать о своей
книге.
Все время его теперь было занято, так что он не успевал отвечать на все обращаемые к

нему письма и требования.
Проработав всю весну и часть лета, он только в июле месяце собрался поехать в
д еревню к брату.
Он ехал отд охнуть на д ве нед ели и в самой святая святых народ а, в д еревенской
глуши, наслад иться вид ом того под нятия народ ного д уха, в котором он и все столичные и
город ские жители были вполне убежд ены. Катавасов, д авно собиравшийся исполнить
д анное Левину обещание побывать у него, поехал с ним вместе.
II
Ед ва Сергей Иванович с Катавасовым успели под ъехать к особенно оживленной нынче
народ ом станции Курской железной д ороги и, выйд я из кареты, осмотреть под ъезжавшего
сзад и с вещами лакея, как под ъехали и д обровольцы на четырех извозчиках. Дамы с
букетами встретили их и в сопровожд ении хлынувшей за ними толпы вошли в станцию.
Од на из д ам, встречавших д обровольцев, выход я из залы, обратилась к Сергею
Ивановичу.
— Вы тоже приехали провод ить? — спросила она по-французски.
— Нет, я сам ед у, княгиня. Отд охнуть к брату. А вы всегд а провожаете? — с чуть
заметной улыбкой сказал Сергей Иванович.
— Да нельзя же! — отвечала княгиня. — Правд а, что от нас отправлено уже восемьсот?
Мне не верил Мальвинский.
— Больше восьмисот. Если считать тех, которые отправлены не прямо из Москвы, уже
более тысячи, — сказал Сергей Иваныч.
— Ну вот. Я и говорила! — рад остно под хватила д ама. — И вед ь правд а, что
пожертвовано теперь около миллиона?
— Больше, княгиня.
— А какова нынешняя телеграмма? Опять разбили турок.
— Да, я читал, — отвечал Сергей Иваныч. Они говорили о послед ней телеграмме,
под твержд авшей то, что три д ня сряд у турки были разбиты на всех пунктах и бежали и
что назавтра ожид алось решительное сражение.
— Ах, д а, знаете, од ин молод ой человек, прекрасный, просился. Не знаю, почему
сд елали затруд нение. Я хотела просить вас, я его знаю, напишите, пожалуйста, записку. Он
от графини Лид ии Ивановны прислан.
Расспросив под робности, которые знала княгиня о просившемся молод ом человеке,
Сергей Иванович, пройд я в первый класс, написал записку к тому, от кого это зависело, и
перед ал княгине.
— Вы знаете, граф Вронский, известный… ед ет с этим поезд ом, — сказала княгиня с
торжествующею и многозначительною улыбкой, когд а он опять нашел ее и перед ал ей
записку.
— Я слышал, что он ед ет, но не знал когд а. С этим поезд ом?
— Я вид ела его. Он зд есь; од на мать провожает его. Все-таки это лучшее, что он мог
сд елать.
— О д а, разумеется.
В то время как они говорили, толпа хлынула мимо них к обед енному столу. Они тоже
под винулись и услыхали громкий голос од ного господ ина, который с бокалом в руке
говорил речь д обровольцам. «Послужить за веру, за человечество, за братьев наших, — все
возвышая голос, говорил господ ин. — На великое д ело благословляет вас матушка

Москва. Живио!» — громко и слезно заключил он.
Все закричали живио! и еще новая толпа хлынула в залу и чуть не сбила с ног княгиню.
— А! княгиня, каково! — сияя рад остной улыбкой, сказал Степан Аркад ьич, вд руг
появившийся в серед ине толпы. — Не правд а ли, славно, тепло сказал? Браво! И Сергей
Иваныч! Вот вы бы сказали от себя так — несколько слов, знаете, обод рение; вы так это
хорошо, — прибавил он с нежной, уважительной и осторожной улыбкой, слегка за руку
под вигая Сергея Ивановича.
— Нет, я ед у сейчас.
— Куд а?
— В д еревню, к брату, — отвечал Сергей Иванович.
— Так вы жену мою увид ите. Я писал ей, но вы прежд е увид ите; пожалуйста, скажите,
что меня вид ели и что all right. Она поймет. А впрочем, скажите ей, буд ьте д обры, что я
назначен членом комиссии соед иненного… Ну, д а она поймет! Знаете, les petites miseres
de la vie humaine, — как бы извиняясь, обратился он к княгине. — А Мягкая-то, не Лиза, а
Бибиш, посылает-таки тысячу ружей и д венад цать сестер. Я вам говорил?
— Да, я слышал, — неохотно отвечал Кознышев.
— А жаль, что вы уезжаете, — сказал Степан Аркад ьич. — Завтра мы д аем обед д вум
отъезжающим — Димер-Бартнянский из Петербурга и наш Веселовский, Гриша. Оба ед ут.
Веселовский нед авно женился. Вот молод ец! Не правд а ли, княгиня? — обратился он к
д аме.
Княгиня, не отвечая, посмотрела на Кознышева. Но то, что Сергей Иваныч и княгиня
как буд то желали отд елаться от него, нисколько не смущало Степана Аркад ьича. Он,
улыбаясь, смотрел то на перо шляпы княгини, то по сторонам, как буд то припоминая что-
то. Увид ав проход ившую д аму с кружкой, он под озвал ее к себе и положил пятирублевую
бумажку.
— Не могу вид еть этих кружек спокойно, пока у меня есть д еньги, — сказал он. — А
какова нынешняя д епеша? Молод цы черногорцы!
— Что вы говорите! — вскрикнул он, когд а княгиня сказала ему, что Вронский ед ет в
этом поезд е. На мгновение лицо Степана Аркад ьича выразило грусть, но через минуту,
когд а, слегка под рагивая на кажд ой ноге и расправляя бакенбард ы, он вошел в комнату,
гд е был Вронский, Степан Аркад ьич уже вполне забыл свои отчаянные рыд ания над
трупом сестры и вид ел в Вронском только героя и старого приятеля.
— Со всеми его нед остатками нельзя не отд ать ему справед ливости, — сказала
княгиня Сергею Ивановичу, как только Облонский отошел от них. — Вот именно вполне
русская, славянская натура! Только я боюсь, что Вронскому буд ет неприятно его вид еть.
Как ни говорите, меня трогает суд ьба этого человека. Поговорите с ним д орогой, —
сказала княгиня.
— Да, может быть, если прид ется.
— Я никогд а не любила его. Но это выкупает многое. Он не только ед ет сам, но
эскад рон вед ет на свой счет.
— Да, я слышал.
Послышался звонок. Все затолпились к д верям.
— Вот он! — проговорила княгиня, указывая на Вронского, в д линном пальто и в
черной с широкими полями шляпе шед шего под руку с матерью. Облонский шел под ле
него, что-то оживленно говоря.
Вронский, нахмурившись, смотрел перед собою, как буд то не слыша того, что говорит
Степан Аркад ьич.

Вероятно, по указанию Облонского он оглянулся в ту сторону, гд е стояли княгиня и
Сергей Иванович, и молча припод нял шляпу. Постаревшее и выражавшее страд ание лицо
его казалось окаменелым.
Выйд я на платформу, Вронский молча, пропустив мать, скрылся в отд елении вагона.
На платформе разд алось Боже, царя храни, потом крики: — ура! и живио! Од ин из
д обровольцев, высокий, очень молод ой человек с ввалившеюся груд ью, особенно заметно
кланялся, махая над головой войлочною шляпой и букетом. За ним высовывались,
кланяясь тоже, д ва офицера и пожилой человек с большой бород ой, в засаленной фуражке.
III
Простившись с княгиней, Сергей Иваныч вместе с под ошед шим Катавасовым вошел в
битком набитый вагон, и поезд тронулся.
На Царицынской станции поезд был встречен стройным хором молод ых люд ей,
певших: — «Славься». Опять д обровольцы кланялись и высовывались, но Сергей
Иванович не обращал на них внимания; он столько имел д ел с д обровольцами, что уже
знал их общий тип, и это не интересовало его. Катавасов же, за своими учеными
занятиями не имевший случая наблюд ать д обровольцев, очень интересовался ими и
расспрашивал про них Сергея Ивановича.
Сергей Иванович посоветовал ему пройти во второй класс поговорить самому с ними.
На след ующей станции Катавасов исполнил этот совет.
На первой остановке он перешел во второй класс и познакомился с д обровольцами.
Они сид ели в углу вагона, громко разговаривая и, очевид но, зная, что внимание
пассажиров и вошед шего Катавасова обращено на них. Громче всех говорил высокий со
впалою груд ью юноша. Он, очевид но, был пьян и рассказывал про какую-то случившуюся
в их завед ении историю. Против него сид ел уже немолод ой офицер в австрийской
военной фуфайке гвард ейского мунд ира. Он, улыбаясь, слушал рассказчика и
останавливал его. Третий, в артиллерийском мунд ире, сид ел на чемод ане под ле них.
Четвертый спал.
Вступив в разговор с юношей, Катавасов узнал, что это был богатый московский купец,
промотавший большое состояние д о д вад цати д вух лет. Он не понравился Катавасову тем,
что был изнежен, избалован и слаб зд оровьем; он, очевид но, был уверен, в особенности
теперь, выпив, что он совершает геройский поступок, и хвастался самым неприятным
образом.
Другой, отставной офицер, тоже произвел неприятное впечатление на Катавасова. Это
был, как вид но, человек, попробовавший всего. Он был и на железной д ороге, и
управляющим, и сам завод ил фабрики, и говорил обо всем, без всякой над обности и
невпопад употребляя ученые слова.
Третий, артиллерист, напротив, очень понравился Катавасову. Это был скромный,
тихий человек, очевид но преклонявшийся пред знанием отставного гвард ейца и пред
геройским самопожертвованием купца и сам о себе ничего не говоривший. Когд а
Катавасов спросил его, что его побуд ило ехать в Сербию, он скромно отвечал:
— Да что ж, все ед ут. Над о тоже помочь и сербам. Жалко.
— Да, в особенности ваших артиллеристов там мало, — сказал Катавасов.
— Я вед ь нед олго служил в артиллерии; может, и в пехоту или в кавалерию назначат.
— Как же в пехоту, когд а нужд аются в артиллеристах более всего? — сказал Катавасов,
соображая по год ам артиллериста, что он д олжен быть уже в значительном чине.

— Я не много служил в артиллерии, я юнкером в отставке, — сказал он и начал
объяснять, почему он не выд ержал экзамена.
Все это вместе произвело на Катавасова неприятное впечатление, и когд а д обровольцы
вышли на станцию выпить, Катавасов хотел в разговоре с кем-нибуд ь поверить свое
невыгод ное впечатление. Од ин проезжающий старичок в военном пальто все время
прислушивался к разговору Катавасова с д обровольцами: — Оставшись с ним од ин на
од ин, Катавасов обратился к нему.
— Да, какое разнообразие положений всех этих люд ей, отправляющихся туд а, —
неопред еленно сказал Катавасов, желая высказать свое мнение и вместе с тем вывед ать
мнение старичка.
Старичок был военный, д елавший д ве кампании. Он знал, что такое военный человек,
и, по вид у и разговору этих господ , по ухарству, с которым они приклад ывались к фляжке
д орогой, он считал их за плохих военных. Кроме того, он был житель уезд ного город а, и
ему хотелось рассказать, как из его город а пошел од ин солд ат бессрочный, пьяница и вор,
которого никто уже не брал в работники. Но, по опыту зная, что при теперешнем
настроении общества опасно высказывать мнение, противное общему, и в особенности
осужд ать д обровольцев, он тоже высматривал Катавасова.
— Что ж, там нужны люд и. Говорят, сербские офицеры никуд а не год ятся.
— О, д а, а эти буд ут лизие, — сказал Катавасов, смеясь глазами. И они заговорили о
послед ней военной новости, и оба д руг перед д ругом скрыли свое нед оумение о том, с
кем назавтра ожид ается сражение, когд а турки, по послед нему известию, разбиты на всех
пунктах. И так, оба не высказав своего мнения, они разошлись.
Катавасов, войд я в свой вагон, невольно кривя д ушой, рассказал Сергею Ивановичу
свои наблюд ения над д обровольцами, из которых оказывалось, что они были отличные
ребята.
На большой станции в город е опять пение и крики встретили д обровольцев, опять
явились с кружками сборщицы и сборщики, и губернские д амы под несли букеты
д обровольцам и пошли за ними в буфет; но все это было уже горазд о слабее и меньше,
чем в Москве.
IV
Во время остановки в губернском город е Сергей Иванович не пошел в буфет, а стал
ход ить взад и вперед по платформе.
Проход я в первый раз мимо отд еления Вронского, он заметил, что окно было
зад ернуто. Но, проход я в д ругой раз, он увид ал у окна старую графиню. Она под озвала к
себе Кознышева.
— Вот ед у, провожаю его д о Курска, — сказала она.
— Да, я слышал, — сказал Сергей Иванович, останавливаясь у ее окна и загляд ывая в
него. — Какая прекрасная черта с его стороны! — прибавил он, заметив, что Вронского в
отд елении не было.
— Да после его несчастья что ж ему было д елать?
— Какое ужасное событие! — сказал Сергей Иванович.
— Ах, что я пережила! Да заход ите… Ах, что я пережила! — повторила она, когд а
Сергей Иванович вошел и сел с ней ряд ом на д иване. — Этого нельзя себе пред ставить!
Шесть нед ель он не говорил ни с кем и ел только тогд а, когд а я умоляла его. И ни од ной
минуты нельзя было оставить его од ного. Мы отобрали все, чем он мог убить себя; мы

жили в нижнем этаже, но нельзя было ничего пред вид еть. Вед ь вы знаете, он уже
стрелялся раз из-за нее же, — сказала она, и брови старушки нахмурились при этом
воспоминании. — Да, она кончила, как и д олжна была кончить такая женщина. Даже
смерть она выбрала под лую, низкую.
— Не нам суд ить, графиня, — со взд охом сказал Сергей Иванович, — но я понимаю, как
д ля вас это было тяжело.
— Ах, не говорите! Я жила у себя в именье, и он был у меня. Приносят записку. Он
написал ответ и отослал. Мы ничего не знали, что она тут же была на станции. Вечером, я
только ушла к себе, мне моя Мери говорит, что на станции д ама бросилась под поезд .
Меня как что-то уд арило! Я поняла, что это была она. Первое, что я сказала: — не говорить
ему. Но они уж сказали ему. Кучер его там был и все вид ел. Когд а я прибежала в его
комнату, он был уже не свой — страшно было смотреть на него. Он ни слова не сказал и
поскакал туд а. Уж я не знаю, что там было, но его привезли как мертвого. Я бы не узнала
его. Prostration complete, говорил д октор. Потом началось почти бешенство.
— Ах, что говорить! — сказала графиня, махнув рукой. — Ужасное время! Нет, как ни
говорите, д урная женщина. Ну, что это за страсти какие-то отчаянные. Это все что-то
особенное д оказать. Вот она и д оказала. Себя погубила и д вух прекрасных люд ей —
своего мужа и моего несчастного сына.
— А что ее муж? — спросил Сергей Иванович.
— Он взял ее д очь. Алеша в первое время на все был согласен. Но теперь его ужасно
мучает, что он отд ал чужому человеку свою д очь. Но взять назад слово он не может.
Каренин приезжал на похороны. Но мы старались, чтоб он не встретился с Алешей. Для
него, д ля мужа, это все-таки легче. Она развязала его. Но бед ный сын мой отд ался весь ей.
Бросил все — карьеру, меня, и тут-то она еще не пожалела его, а нарочно убила его совсем.
Нет, как ни говорите, самая смерть ее — смерть гад кой женщины без религии. Прости
меня бог, но я не могу не ненавид еть память ее, гляд я на погибель сына.
— Но теперь как он?
— Это бог нам помог — эта сербская война. Я старый человек, ничего в этом не
понимаю, но ему бог это послал. Разумеется, мне, как матери, страшно; и главное, говорят,
ce n'est pas tres bien vu a Petersbourg. Но что же д елать! Од но это могло его под нять. Яшвин
— его приятель — он все проиграл и собрался в Сербию. Он заехал к нему и уговорил его.
Теперь это занимает его. Вы, пожалуйста, поговорите с ним, мне хочется его развлечь. Он
так грустен. Да на бед у еще у него зубы разболелись. А вам он буд ет очень рад .
Пожалуйста, поговорите с ним, он ход ит с этой стороны.
Сергей Иванович сказал, что он очень рад , и перешел на д ругую сторону поезд а.
V
В косой вечерней тени кулей, наваленных на платформе, Вронский в своем д линном
пальто и над винутой шляпе, с руками в карманах, ход ил, как зверь в клетке, на д вад цати
шагах быстро поворачиваясь. Сергею Ивановичу, когд а он под ход ил, показалось, что
Вронский его вид ит, но притворяется невид ящим. Сергею Ивановичу это было все равно.
Он стоял выше всяких личных счетов с Вронским.
В эту минуту Вронский в глазах Сергея Ивановича был важный д еятель д ля великого
д ела, и Кознышев считал своим д олгом поощрить его и од обрить. Он под ошел к нему.
Вронский остановился, вгляд елся, узнал и, сд елав несколько шагов навстречу Сергею
Ивановичу, крепко-крепко пожал его руку.

— Может быть, вы и не желали со мной вид еться, — сказал Сергей Иваныч, — но не
могу ли я вам быть полезным?
— Ни с кем мне не может быть так мало неприятно вид еться, как с вами, — сказал
Вронский. — Извините меня. Приятного в жизни мне нет.
— Я понимаю и хотел пред ложить вам свои услуги, — сказал Сергей Иванович,
вгляд ываясь в очевид но страд ающее лицо Вронского. — Не нужно ли вам письмо к
Ристичу, к Милану?
— О нет! — как буд то с труд ом понимая, сказал Вронский. — Если вам все равно, то
буд емте ход ить. В вагонах такая д ухота. Письмо? Нет, благод арю вас; д ля того чтоб
умереть, не нужно рекоменд аций. Нешто к туркам… — сказал он, улыбнувшись од ним
ртом. Глаза прод олжали иметь серд ито-страд ающее выражение.
— Да, но вам, может быть, легче вступить в сношения, которые все-таки необход имы, с
человеком приготовленным. Впрочем, как хотите. Я очень рад был услышать о вашем
решении. И так уж столько напад ков на д обровольцев, что такой человек, как вы,
под нимает их в общественном мнении.
— Я, как человек, — сказал Вронский, — тем хорош, что жизнь д ля меня ничего не
стоит. А что физической энергии во мне д овольно, чтобы врубиться в каре и смять или
лечь, — это я знаю. Я рад тому, что есть за что отд ать мою жизнь, которая мне не то что не
нужна, но постыла. Кому-нибуд ь пригод ится. — И он сд елал нетерпеливое д вижение
скулой от неперестающей, ноющей боли зуба, мешавшей ему д аже говорить с тем
выражением, с которым он хотел.
— Вы возрод итесь, пред сказываю вам, — сказал Сергей Иванович, чувствуя себя
тронутым. — Избавление своих братьев от ига есть цель, д остойная и смерти и жизни. Дай
вам бог успеха внешнего — и внутреннего мира, — прибавил он и протянул руку.
Вронский крепко пожал протянутую руку Сергея Ивановича.
— Да, как оруд ие, я могу год иться на что-нибуд ь. Но, как человек, я — развалина, — с
расстановкой проговорил он.
Щемящая боль крепкого зуба, наполнявшая слюною его рот, мешала ему говорить. Он
замолк, вгляд ываясь в колеса мед ленно и глад ко под катывавшегося по рельсам тенд ера.
И вд руг совершенно д ругая, не боль, а общая мучительная внутренняя неловкость
заставила его забыть на мгновение боль зуба. При взгляд е на тенд ер и на рельсы, под
влиянием разговора с знакомым, с которым он не встречался после своего несчастия, ему
вд руг вспомнилась она, то есть то, что оставалось еще от нее, когд а он, как сумасшед ший,
вбежал в казарму железнод орожной станции: — на столе казармы бесстыд но растянутое
посред и чужих окровавленное тело, еще полное нед авней жизни; закинутая назад
уцелевшая голова с своими тяжелыми косами и вьющимися волосами на висках, и на
прелестном лице, с полуоткрытым румяным ртом, застывшее странное, жалкое в губах и
ужасное в остановившихся незакрытых глазах, выражение, как бы словами выговаривавшее
то страшное слово — о том, что он раскается, — которое она во время ссоры сказала ему.
И он старался вспомнить ее такою, какою она была тогд а, когд а он в первый раз
встретил ее тоже на станции, таинственною, прелестной, любящею, ищущею и д ающею
счастье, а не жестоко-мстительною, какою она вспоминалась ему в послед нюю минуту.
Он старался вспоминать лучшие минуты с нею, но эти минуты были навсегд а отравлены.
Он помнил ее только торжествующую, свершившуюся угрозу никому не нужного, но
неизглад имого раскаяния. Он перестал чувствовать боль зуба, и рыд ания искривили его
лицо.
Пройд я молча д ва раза под ле кулей и овлад ев собой, он спокойно обратился к Сергею

Ивановичу:
— Вы не имели телеграммы после вчерашней? Да, разбиты в третий раз, но назавтра
ожид ается решительное сражение.
И, поговорив еще о провозглашении королем Милана и об огромных послед ствиях,
которые это может иметь, они разошлись по своим вагонам после второго звонка.
VI
Не зная, когд а ему можно буд ет выехать из Москвы, Сергей Иванович не
телеграфировал брату, чтобы высылать за ним. Левина не было д ома, когд а Катавасов и
Сергей Иванович на тарантасике, взятом на станции, запыленные, как арапы, в
д венад цатом часу д ня под ъехали к крыльцу покровского д ома. Кити, сид евшая на балконе
с отцом и сестрой, узнала д еверя и сбежала вниз встретить его.
— Как вам не совестно не д ать знать, — сказала она, под авая руку Сергею Ивановичу и
под ставляя ему лоб.
— Мы прекрасно д оехали и вас не беспокоили, — отвечал Сергей Иванович. — Я так
пылен, что боюсь д отронуться. Я был так занят, что и не знал, когд а вырвусь. А вы по-
старому, — сказал он улыбаясь, — наслажд аетесь тихим счастьем вне течений в своем
тихом затоне. Вот и наш приятель Фед ор Васильич собрался наконец.
— Но я не негр, я вымоюсь — буд у похож на человека, — сказал Катавасов с своей
обычною шутливостию, под авая руку и улыбаясь особенно блестящими из-за черного
лица зубами.
— Костя буд ет очень рад . Он пошел на хутор. Ему бы пора прийти.
— Все занимается хозяйством. Вот именно в затоне, — сказал Катавасов. — А нам в
город е, кроме сербской войны, ничего не вид но. Ну, как мой приятель относится? Верно,
что-нибуд ь не как люд и?
— Да он так, ничего, как все, — несколько сконфуженно огляд ываясь на Сергея
Ивановича, отвечала Кити. — Так я пошлю за ним. А у нас папа гостит. Он нед авно из-за
границы приехал.
И, распоряд ившись послать за Левиным и о том, чтобы провести запыленных гостей
умываться, од ного в кабинет, д ругого в большую Доллину комнату, и о завтраке гостям,
она, пользуясь правом быстрых д вижений, которых она была лишена во время своей
беременности, вбежала на балкон.
— Это Сергей Иванович и Катавасов, профессор, — сказала она.
— Ох, в жар тяжело! — сказал князь.
— Нет, папа, он очень милый, и Костя его очень любит, — как буд то упрашивая его о
чем-то, улыбаясь, сказала Кити, заметившая выражение насмешливости на лице отца.
— Да я ничего.
— Ты под и, д ушенька, к ним, — обратилась Кити к сестре, — и займи их. Они вид ели
Стиву на станции, он зд оров. А я побегу к Мите. Как на бед у, не кормила уж с самого чая.
Он теперь проснулся и, верно, кричит. — И она, чувствуя прилив молока, скорым шагом
пошла в д етскую.
Действительно, она не то что угад ала (связь ее с ребенком не была еще порвана), она
верно узнала по приливу молока у себя нед остаток пищи у него.
Она знала, что он кричит, еще прежд е, чем она под ошла к д етской. И д ействительно,
он кричал. Она услышала его голос и прибавила шагу. Но чем скорее она шла, тем громче
он кричал. Голос был хороший, зд оровый, только голод ный и нетерпеливый.

— Давно, няня, д авно? — поспешно говорила Кити, сад ясь на стул и приготовляясь к
кормлению. — Да д айте же мне его скорее. Ах, няня, какая вы скучная, ну, после чепчик
завяжете!
Ребенок над рывался от жад ного крика.
— Да нельзя же, матушка, — сказала Агафья Михайловна, почти всегд а
присутствовавшая в д етской. — Над о в поряд ке его убрать. Агу, агу! — распевала она над
ним, не обращая внимания на мать.
Няня понесла ребенка к матери. Агафья Михайловна шла за ним с распустившимся от
нежности лицом.
— Знает, знает. Вот верьте богу, матушка Катерина Александ ровна, узнал меня! —
перекрикивала Агафья Михайловна ребенка.
Но Кити не слушала ее слов. Ее нетерпение шло так же возрастая, как и нетерпение
ребенка.
От нетерпения д ело д олго не могло улад иться.
Ребенок хватал не то, что над о, и серд ился.
Наконец после отчаянного зад ыхающегося вскрика, пустого захлебывания, д ело
улад илось, и мать и ребенок од новременно почувствовали себя успокоенными и оба
затихли.
— Од нако и он, бед няжка, весь в поту, — шепотом сказала Кити, ощупывая ребенка. —
Вы почему же д умаете, что он узнает? — прибавила она, косясь на плутовски, как ей
казалось, смотревшие из-под над винувшегося чепчика глаза ребенка, на равномерно
отд увавшиеся щечки и на его ручку с красною лад онью, которою он выд елывал
кругообразные д вижения.
— Не может быть! Уж если б узнавал, так меня бы узнал, — сказала Кити на
утвержд ение Агафьи Михайловны и улыбнулась.
Она улыбалась тому, что, хотя она и говорила, что он не может узнавать, серд цем она
знала, что не только он узнает Агафью Михайловну, но что он все знает и понимает, и
знает и понимает еще много такого, чего никто не знает и что она, мать, сама узнала и
стала понимать только благод аря ему. Для Агафьи Михайловны, д ля няни, д ля д ед а, д ля
отца д аже Митя был живое существо, требующее за собой только материального уход а; но
д ля матери он уже д авно был нравственное существо, с которым уже была целая история
д уховных отношений.
— А вот проснется, бог д аст, сами увид ите. Как вот этак сд елаю, он так и просияет,
голубчик. Так и просияет, как д енек ясный, — говорила Агафья Михайловна.
— Ну, хорошо, хорошо, тогд а увид им, — прошептала Кити. — Теперь ид ите, он
засыпает.
VII
Агафья Михайловна вышла на цыпочках; няня спустила стору, выгнала мух из-под
кисейного полога кроватки и шершня, бившегося о стекла рамы, и села, махая березовою
вянущею веткой над матерью и ребенком.
— Жара-то, жара! Хоть бы бог д ожд ичка д ал, — проговорила она.
— Да, д а, ш-ш-ш… — только отвечала Кити, слегка покачиваясь и нежно прижимая как
буд то перетянутую в кисти ниточкой пухлую ручку, которою Митя все слабо махал, то
закрывая, то открывая глазки. Эта ручка смущала Кити: — ей хотелось поцеловать эту
ручку, но она боялась сд елать это, чтобы не разбуд ить ребенка. Ручка, наконец, перестала

д вигаться, и глаза закрылись. Только изред ка, прод олжая свое д ело, ребенок,
припод нимая свои д линные загнутые ресницы, взгляд ывал на мать в полусвете
казавшимися черными, влажными глазами. Няня перестала махать и зад ремала. Сверху
послышался раскат голоса старого князя и хохот Катавасова.
«Верно, разговорились без меня, — д умала Кити, — а все-таки д осад но, что Кости нет.
Верно, опять зашел на пчельник. Хоть и грустно, что он часто бывает там, я все-таки рад а.
Это развлекает его. Теперь он стал все веселее и лучше, чем весною.
А то он так был мрачен и так мучался, что мне становилось страшно за него. И какой
он смешной!» — прошептала она, улыбаясь.
Она знала, что мучало ее мужа. Это было его неверие. Несмотря на то, что, если бы у
нее спросили, полагает ли она, что в буд ущей жизни он, если не поверит, буд ет погублен,
она бы д олжна была согласиться, что он буд ет погублен, — его неверие не д елало ее
несчастья; и она, признававшая то, что д ля неверующего не может быть спасения, и любя
более всего на свете д ушу своего мужа, с улыбкой д умала о его неверии и говорила сама
себе, что он смешной.
«Для чего он целый год все читает философии какие-то? — д умала она. — Если это все
написано в этих книгах, то он может понять их. Если же неправд а там, то зачем их читать?
Он сам говорит, что желал бы верить. Так отчего ж он не верит? Верно, оттого, что много
д умает? А много д умает от уед инения. Все од ин, од ин. С нами нельзя ему всего говорить.
Я д умаю, гости эти буд ут приятны ему, особенно Катавасов. Он любит рассужд ать с ним»,
— под умала она и тотчас же перенеслась мыслью к тому, гд е уд обнее положить спать
Катавасова, — отд ельно или вместе с Сергеем Иванычем. И тут ей вд руг пришла мысль,
заставившая ее взд рогнуть от волнения и д аже встревожить Митю, который за это строго
взглянул на нее. «Прачка, кажется, не приносила еще белья, а д ля гостей постельное белье
все в расход е. Если не распоряд иться, то Агафья Михайловна под аст Сергею Иванычу
стеленное белье», — и при од ной мысли об этом кровь бросилась в лицо Кити.
«Да, я распоряжусь», — решила она и, возвращаясь к прежним мыслям, вспомнила, что
что-то важное, д ушевное было не д од умано еще, и она стала вспоминать что. «Да, Костя
неверующий», — опять с улыбкой вспомнила она.
«Ну, неверующий! Лучше пускай он буд ет всегд а такой, чем как мад ам Шталь или
какою я хотела быть тогд а за границей. Нет, он уже не станет притворяться».
И нед авняя черта его д оброты живо возникала пред ней. Две нед ели тому назад было
получено кающееся письмо Степана Аркад ьича к Долли. Он умолял ее спасти его честь,
прод ать ее имение, чтобы заплатить его д олги. Долли была в отчаянье, ненавид ела мужа,
презирала, жалела, решалась развестись, отказать, но кончила тем, что согласилась прод ать

жүктеу/скачать 4,55 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: