Б. У. Джолдасбекова, Н. К. Сарсекеева
жүктеу/скачать 1,2 Mb. Pdf көрінісі
|
treatise15377
| автобиографизм
предполагает использование ситуаций, достоверных по внутренней мотивировке, но не всегда происходивших в действительности. Вполне естественно, встает вопрос о критериях, способных выявить в текстах автобиографический импульс. В существующих работах общетеоретического характера нередко проводится мысль о том, что надежных формальных признаков такого рода не существует. Между тем существует немало историко-литературных исследований, в которых рассматривается автобиографический или исповедально-автобиографический компонент в творчестве разных писателей. Для всех ученых, чье внимание обращено не на внешние обстоятельства существования изучаемого автора, а на глубинные факторы его душевной жизни, характерен т.н. психобиографический подход к исследуемому материалу. В качестве примера можно привести монографию А.Жолковского о творчестве М.Зощенко как пример психобиографического подхода. Главное отличие своего подхода исследователь видит в «сосредоточении на экзистенциальной проблематике» писателя [51, с.7]. С активных внешних процессов и явлений, которые оказали очевидное воздействие на автора и служили ему объектом изображения, акцент переносится на извечную внутреннюю драму человеческого состояния личности художника, и это заставляет видеть в малосущественных, на первый взгляд, индивидуальных невротических комплексах и психологических травмах весьма значимые факторы. Так, по Жолковскому, образы персонажей М.Зощенко зачастую откровенно автопсихологичны. Воплощение сугубо личных, но и типичных экзистенциальных «травм» художника оборачивается верным «портретом» исторического момента. По определению автора «Словаря культуры ХХ века» и других серьезных культурологических работ В.В.Руднева, «смысл текста – это потаенная травма, пережитая автором» [52, с.255]. Следуя этой логике, необходимо концентрировать внимание прежде всего на т.н. автопсихологических персонажах в текстах рассматриваемого автора. В одном тексте могут быть несколько автопсихологических героев, в структуре характера которых сокровенные начала, свойственные самому писателю, не просто присутствуют, но и безусловно доминируют. Автопсихологическим нередко оказывается и отрицательный, окрашенный негативной «аурой» персонаж, как отмечает В.Руднев. Современная проза Казахстана, опираясь на весь предшествующий многовековой опыт словесного искусства казахского народа, в целом 50 развивается в русле мировых литературных тенденций. Повествовательная техника «нового» романа оказалась близкой А.Жаксылыкову, автору трилогии «Сны окаянных» (2005). Четвертая книга этого цикла, озаглавленная «Дом суриката», вышла в 2008 г. [53]. Ее необычный многослойный контекст еще начинает вдумчиво осваиваться современной критикой и литературоведением, акцентирующим его мифопоэтическую, сюрреалистическую, экзистенциалистскую и постмодернистскую направленность. Прустовский мотив «поисков утраченного времени» в романе Жаксылыкова трансформируется в мотив поисков своего Пути неким Искателем-талибом. В потоке воспоминаний автора-рассказчика также стираются грани между прошлым и настоящим вследствие работы т.н. «стимулирующих образов», вызывающих те или иные ассоциации. Обращает на себя внимание, как пишет исследователь Алтыбаева С.М., автор серьезного труда о казахской прозе периода независимости, склонность автора к проведению аналогий между животным и человеческим мирами, обусловленная его представлением о взаимопроницаемости времен и состояний, мира реального и мира воображения, находящихся в постоянном движении [54, с.297]. Мотив «поисков утраченного времени», трансформированный в извечный постмодернистский мотив «утраченного рая», преобразуется в сквозной для всей книга А.Жаксылыкова мотив дисгармонии человека с окружающим миром: « Вот так были наказаны за потерю единства и мудрости люди-волки, люди-кони, люди-нары. Зло вошло в их души, взяло в полон их судьбу. Так закончился Золотой век» [53, с.190]. Богатая традициями и восприимчивая к новаторским исканиям казахская литература, особенно в последние пятнадцать-двадцать лет, осваивает новые для нее художественные приемы и методы, развиваясь в целом в русле мировых литературных тенденций, вырабатывает собственный дискурс. В свою очередь, история Великой казахской степи, ее бескрайность, космос и сознание кочевника оказываются притягательными для современных авторов с мировым именем. Так, написанная бразильским писателем Пауло Коэльо после поездки в Казахстан книга «Заир» глубоко впитала в себя дух Неба (Тенгри) и Великой степи: « Я видел необозримую степь, казавшуюся пустыней, но полную скрытой Жизни…» [55]. Творческое усвоение опыта представителей французского «нового романа» казахстанскими писателями «новой волны» способствует углублению представлений о возможностях авторского повествовательного дискурса, сосредоточенности авторского сознания в его попытках зафиксировать «ускользающее» в «мути Хаоса» время (специальному рассмотрению этих вопросов посвящен раздел 3.3. данной работы, в котором рассматривается писательский опыт Д.Накипова и Д.Амантая). жүктеу/скачать 1,2 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|