«Дерево лучше всего измерить, когда оно повалено» - ч. 3
В Германии многие союзы и общества, рабочие клубы, кооперативы, журналы рабочих выразили свое горе.
В Швеции отдан был приказ приспустить флаги в знак траура на всех кораблях, стоявших в гаванях Гётеборга и Стокгольма. То же произошло и в гаванях Норвегии. Тысячи норвежцев насчитывали своих кровных родственников в полках штатов Висконсина и Миннесоты. Молодой Генрих Ибсен в стремительной, бурной поэме «На смерть Авраама Линкольна» оспаривал право реакционной Европы оплакивать смерть самого выдающегося сына демократического западного мира.
На востоке — в Китае, Японии, Сиаме — принимались резолюции с выражением соболезнования.
Рассказы, легенды о Линкольне распространились на все четыре стороны света. Он оказался нужным всем. На всех континентах путешественники видели в домах бедняков портреты Линкольна; люди всегда готовы были говорить о нем. Ничто не было более пленительным, чем слово Льва Толстого, прозвучавшее из России, из Ясной Поляны: «Если кто-либо хочет понять величие Линкольна, он должен выслушать рассказы о нем разных народов. Я бывал во многих медвежьих углах. Но и там слово «Америка» произносится с таким трепетом, как будто это какой-то рай на земле или, может быть, ад. Но даже самые необразованные люди говорили о Новом Свете с уважением только в связи с именем Линкольна. Самые примитивные народы Азии говорят о нем, как об удивительном герое».
Путешествуя по Кавказу, Толстому довелось стать гостем главы черкесского племени, набожного мусульманина, который жил в горах, далеко от цивилизации; у него были неясные, детские представления о мире за пределами его владений. Он угостил Толстого лучшими яствами и напитками. По окончании пира хозяин попросил гостя рассказать о далекой от горного селения жизни. Толстой говорил о крупных государственных деятелях и знаменитых генералах, но это не вызвало особого интереса у слушателя. Все же он позвал соседей и их сыновей, чтобы послушать гостя. Полудикие наездники, дети голых каменистых гор, уселись на полу сакли и жадно слушали рассказы Толстого о русских царях, о войнах, об иностранных правителях и генералах. У него спрашивали подробности о Наполеоне, о его росте, о величине его рук, о тех, кто отливал для него пушки и пистолеты, о масти его коня. Толстой, как мог, отвечал на вопросы, но не удовлетворил их любознательности, хотя сообщил все, что знал о Наполеоне. Наконец глава племени встал — высокий седобородый конник, пахнувший кожей, лошадьми, землей, и очень серьезно сказал: «Ты до сих пор ни слова не сказал о величайшем полководце и правителе в мире. Это был герой. У него был голос мощный, как гром, его улыбка была, как восход солнца, его дела были крепки, как скала, и услаждали они, как аромат роз. Ангелы явились его матери и предсказали ей, что сын, которого она зачала, будет величайшим в мире человеком. И он действительно был так велик, что даже прощал преступления своих врагов и по-братски пожимал руки тех, кто покушался на его жизнь. Его звали Линкольн, и страна, в которой он жил, называется Америка. Страна эта так далеко, что если бы туда отправился юноша, то к концу пути он пришел бы стариком. Об этом человеке расскажи нам».
Джэй Кук, деньги на войну, трудные времена и крупные успехи - ч. 4
Цены на продукты и одежду подскочили ввысь, а заработная плата замерзла либо в отдельных случаях незначительно увеличилась. Тот самый процесс, который обогащал спекулянтов и биржевиков, действовавших наверняка, автоматически обесценивал зарплату и подрывал покупательную способность рабочего. Как бы инстинктивно, не имея ни опыта, ни традиций, которые можно было бы использовать, рабочий класс прибег к средству, именуемому стачкой. Само слово «стачка» было настолько новым, необычным, что некоторые газеты взяли его в кавычки. В 1864 году бастовали больше, чем за всю предыдущую историю Америки. В марте забастовали все машинисты чикагского узла. Они требовали выполнения компаниями январского соглашения об увеличении жалованья до 3 долларов в день. Через два дня забастовка была сорвана частью машинистов, вернувшихся на работу, и присланными из Нью-Йорка и других восточных городов штрейкбрехерами. «Братство паровозной площадки», зародившееся в 1863 году в Детройте, выросло и в 1864 году было реорганизовано в Великое интернациональное братство паровозных машинистов.
В мае 1864 года на доллар, служивший, как правило, поденной платой, так мало можно было купить, что отчаявшиеся железнодорожники на всех чикагских линиях, за исключением одной, забастовали, требуя 1,50—1,75 доллара в день. Печатники Нью-Йорка, Чикаго и других городов организовали свой союз типографов; пекари, портные, металлисты, бондари, сапожники, работавшие по найму, моряки — все они создали союзы, ассоциации защиты интересов или общества взаимопомощи.
Линкольн вмешался лишь в одну забастовку. 21 декабря 1863 года он написал военному министру: «...стачки на верфях чрезвычайно задержали строительство кораблей...» У генерала Гилмора имелся план удовлетворения требований забастовщиков. Адмирал Долгрен не соглашался с предложениями Гилмора. Линкольн приказал обоим встретиться и покончить со стачкой, причем поддержал план Гилмора.
Когда в Сент-Луисе забастовали печатники газетных типографий, генерал Роузкранс послал солдат выполнять их работу. Союзы печатников письменно обратились к Линкольну с просьбой защитить их интересы. В результате штрейкбрехеры-солдаты были отозваны из типографии. И в рабочем движении стало традицией обращаться к президенту, чтобы он удерживал чиновников федерального правительства от вмешательства в их законную борьбу.
В текстильной промышленности, на фабриках и в мастерских кустарей, рабочий день был бесчеловечно долог, а зарплата низка. Респектабельные газеты часто публиковали сенсационные цифры, и читатели изумлялись, как люди могли существовать на такие мизерные заработки. Забастовали фабричные девушки в Патерсоне, штат Нью-Джерси; они потребовали повысить поденную плату и сократить рабочий день до 10 часов вместо 12—16.
конфедератов Переговоры. Зловещий сон - ч. 2
Мысли Шермана о мире и реконструкции совпадали с планами Гранта. Юнионист Шерман и генерал конфедератов Джо Джонстон уважали и по-своему даже любили друг друга. Они неизменно воевали честно, и каждый из них восхищался военным искусством другого. Ни Шерман, ни Джонстон никогда не были рабовладельцами. Оба не терпели Джефферсона Дэвиса.
Три генерала из высшего командного состава и миллион солдат «единогласно», как сказал Грант, стояли за прекращение войны на любых условиях, предусматривающих восстановление Союза и отмену рабства.
Линкольна спросили, как он поступит с Джефферсоном Дэвисом. Линкольн ответил анекдотом. Вот он в передаче Лэймона:
— Когда я был еще мальчиком и жил в Индиане, я как-то утром зашел к соседу. Его сынишка, моего же возраста, держал в руках шпагатик, которым был связан негр. Я спросил мальчика, что это он делает? Тот ответил: «Отец прошлой ночью поймал шестерых негров и убил всех, кроме этого бедняги. Отец приказал мне сторожить парня до его возвращения, но я боюсь, что он убьет и этого. О Эйби, я так хочу, чтобы он сбежал». — «А ты отпусти его». — «Это не годится. Если я его отпущу, отец задаст мне перцу. Но если бы негр ушел сам, все было бы в порядке».
Линкольн продолжал:
— Если бы Джеф и его земляки скрылись, все было бы в порядке. Но если их поймают и я их отпу« щу, вот тут «отец задаст мне перцу».
Стентон и Лэймон чаще других предупреждали Линкольна, что существует угроза его личной безопасности. Лэймону он возражал шутками. В конверте с надписью «Убийство» к концу марта лежало уже 80 письменных угроз.
Лэймона все это очень беспокоило. Он помнил о сне, который видел Линкольн. У себя дома, в Спрингфилде, в 1860 году Линкольну в зеркале показалось двойное его изображение. В одном лицо светилось жизненной силой, в другом оно было смертельно бледным, как у привидения. Линкольну «...было ясно значение этого... Жизненное изображение предвещало, что он целым и невредимым закончит первый срок президентства, а появление привидения означало, что смерть его поразит до конца второго срока».
Будучи абсолютно практичным в повседневной жизни, следуя логике вещей, беспощадно оценивая факты, Линкольн тем не менее верил в сны. По словам Лэймона, Линкольн считал, что у каждого сна был свой смысл; нужно было быть достаточно умным, чтобы его найти.
Достарыңызбен бөлісу: |