Характеристики комментариев В.В. Набокова к его переводам
Жанр комментария относится к публицистическому дискурсу. «В журналистике под комментарием понимается публикация, которая объясняет, обсуждает, «комментирует» важные события» [Васильева, 2013, с. 207]. Другими словами, назначение комментария – в его интерпретативных, поясняющих характеристиках. Изначально комментарий служит для истолкования чего-либо, всех непонятных элементов текста, поэтому он также принадлежит к герменевтическому дискурсу. В данной работе мы имеем дело с филологическим (в том числе с культурологическим) комментарием. В его задачи также входит расшифровка различного рода неясностей, экспликация с целью уточнения для улучшения понимания читателя. Комментирование также относится и к текстологии, и главной его задачей является расшифровка текста читателю [Шарушкина, 1990, с. 7].
Вслед за В.И. Карасиком под термином «комментарий» мы понимаем
«вторичное текстовое образование, которое выполняет функции разъяснения, подтверждения, уточнения и критической оценки информации, которая содержится в исходном тексте» [Карасик, 2010, с. 295].
К жанру комментария относятся предисловие, послесловие, сноски, внутритекстовые и послетекстовые уточнения и т.д. В связи с такого рода разнообразием, комментарии могут иметь подтверждающий, уточняющий, критический; лингвистический, исторический, культурологический, поэтический характер. «Термин ―комментарий‖ имеет узкое и широкое значение. В узком значении ―комментарий‖, или примечания, – это пояснения к тексту, располагаемые обычно в конце книги, состоящие из отдельных статей, разъясняющих трудные места данного художественного произведения.
В комментарий в широком смысле включаются также вступительные статьи и послесловия, посвященные писателю или истории книги, заметки редактора, литературный анализ и другие вторичные тексты» [Шарушкина,
1990, с. 8]. Жанр комментария В.В. Набоков широко применял в художественном творчестве, педагогической и переводческой деятельности.
Любой перевод истолковывает ИТ, при этом переводчик оказывается комментатором. В.Б. Кашкин говорит о метакоммуникации как об основе
«устранения недопонимания между участниками коммуникации» [Кашкин, 2014, с. 103]. Комментарий, как метатекст, призван разъяснить специфику классического произведения русской лингвокультуры XIX в. «В искусстве, как и в науке, наслаждение кроется лишь в ощущении деталей, поэтому именно на деталях я попытался заострить внимание читателя» [Набоков, 1999, с. 36].
В.В. Набоков составил самый объемный комментарий по собственному переводу «Евгения Онегина», а также пояснения к «Слову о полку Игореве». Мы исследовали авторские пояснения в предисловиях, журналах и непосредственно внутритекстовые замечания. Имеются комментарии биографического характера (―Speak, memory‖, «Другие берега»), но они не являются объектом данного исследования.
В 1964 г. вышел перевод «Евгения Онегина» (ЕО в некоторых случаях для краткости) А.С. Пушкина с комментариями. Отличительной особенностью данного труда, составленного В.В. Набоковым, является манера переводчика, а именно тот факт, что роман в стихах, написанный четырехстопным ямбом передан ритмизованной прозой, лишенной рифмы. Главная задача переводчика состояла в адекватной, точной передаче иноязычному читателю всех нюансов и всей художественной мощи указанного произведения, а потому В.В. Набоков добивался, чтобы каждая строчка была правильно передана с учетом всех импликаций и смыслов, заложенных автором. Отметим, что первая попытка перевода содержала ритмику каждой строки оригинала, но затем переводчик посчитал, что точная передача каждого слова важнее и полностью перевел текст буквально, единственно оставив ямбический размер, который лишь способствовал правильному переводу. В.В. Набоков поясняет, что «математически
невозможно перевести ЕО на какой-либо иностранный язык с сохранением схемы рифм. Это неизбежно приводит к неточности, к пропуску и к припуску, к преступлению» [Набоков, 1999, с. 809].
Автор подготавливал комментарий, до последнего внося корректировки, около 10 лет, при этом комментарий составляет около 1000 страниц. Уникальность данного труда в том, что сочетание буквального подробного перевода с обширной интерпретацией является исключительным. Писатель строго критиковал предыдущие переводы за акцент на стихотворную форму и размывание точности передачи смысла. «Если ЕО переводить – а не пересказывать дурными английскими стишками, – необходим перевод предельно точный, подстрочный, дословный, и этой точности я рад был все принести в жертву — «гладкость» (она от дьявола), изящество, идиоматическую ясность, число стоп в строке, рифму и даже в крайних случаях синтаксис» [Там же, с. 798]. Главная причина идеи выполнить еще один перевод русской классики – отсутствие адекватного перевода с точки зрения В.В. Набокова, необходимого в его преподавательской деятельности; имеющиеся стихотворные переводы не были для лектора университета удовлетворительными. Отметим, что начиная с 1881 г., было выполнено около 10 переводов до набоковского, и после 1964 г. – еще около 20. Основной проблемой В.В. Набоков считал жертву точностью передачи нюансов романа ради ритма и рифмы.
Интересным является тот факт, что еще в 1941 г. в статье «Искусство перевода» писатель говорит о бессмысленности буквального перевода в силу
«плоскости фраз» подстрочника и потери очарования оригинала. Писатель изначально выступал за величие художественного слова (в том числе и при переводе), но постепенно пришел к практике подстрочного перевода, так как в вольных переводах видел большое количество несовершенств, приукрашений, недопустимых при любом виде перевода. Приводится пример строчки «Я помню чудное мгновенье» А. С. Пушкина и плоской трансляции в виде ―I remember a wonderful moment‖ [Набоков, 2012, с. 440,
441]. Через двадцать лет будет создан подробный буквальный перевод
«Евгения Онегина» прозой. Методологическую поддержку В.В. Набоков нашел у французской переводческой школы (Теофиль Готье), за которую выступал А.С. Пушкин. Последний сам поощрял буквализм при переводе, ссылаясь на прозаическое переложение Франсуа Шатобрионом поэмы Джона Мильтона «Потерянный рай» [Баканова, 2004].
Отметим, что пушкинские произведения трудно переводимы из-за сложной комбинации простоты слога и глубоких смыслов в рифмованном виде. Вечная дилемма акцентирования рифмы и благозвучия или трансляции смыслов при переводе стихотворной формы была решена В.В. Набоковым посредством точного буквального перевода каждой строки с массивным комментарием различной направленности.
Еще одной причиной предпочтения буквального перевода является тот факт, что организация стихотворения в русской и английской культурах различна и перцепция ее также отличается. Например, точная рифма в англоязычной среде считается банальной, а зачастую и не одобряется вовсе. Художественные образы являются основной составляющей стихотворного произведения, и передача их на другой язык представляет наибольшую сложность, при буквальном переводе метафоричность нивелируется. С другой стороны, иноязычный читатель, не знающий всех нюансов другой лингвокультуры, не оценит, даже не поймет тех напрямую выраженных и подтекстовых аллюзий, которые автор мастерски вплел в общую канву повествования.
Действительно, всем своим творчеством исследуемый автор подтверждает собственную теорию о том, что переводчик должен «облечься в одежды автора», «обладать способностью к мимикрии, действовать так, словно он и есть истинный автор, воспроизводя его манеру речи и поведения, нравы и мышление с максимальным правдоподобием» [Набоков, 2012, с. 439].
«Я твердо решил, что больше не буду делать никаких рифмованных переводов – их диктат абсурден, и его невозможно примирить с точностью» [Бойд, 2010, с. 163].
Для понимания сути вопроса мы сопоставили оригинал романа (на примере письма Татьяны Онегину) с переводами, выполненными В.В. Набоковым и Дж. Фейленом. Последний является доктором филологических наук, профессором Университета Теннесси, который перевел «Евгения Онегина» в 1990 г., опираясь на перевод В.В. Набокова с сохранением онегинской строфы.
Оригинал
|
Перевод Дж. Фейлена
|
Перевод
В.В. Набокова
|
Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня.
|
I'm writing you this declaration-
What more can I in candour say?
It may be now your inclination
To scorn me and to turn away;
But if my hapless situation
Evokes some pity for my woe,
You won't abandon
me, I know.
|
I write to you-what would one more?
What else is there that I could say?
‗Tis now, I know, within your will
To punish me with scorn.
But you, preserving for my hapless lot
At least one drop of pity,
You‘ll not abandon
me.
|
Достарыңызбен бөлісу: |