Дневник. После изоляции

часов  езды  ежедневно.  А  дома,  меня  ждала  не  кормленная,  и  не  поеная 
скотина,  и  все  домашние  дела,  включая  и  приготовление  ужина  на  сон 
грядущий.  А  в  четыре  утра,  я  уже  была  на  ногах,  чтобы  уже  в  шесть  утра 
привычно  трястись  в  вонючей  электричке  до  городского  рынка.  Самым 
тяжёлыми периодами для всей семьи были зима, и весна. Вечный холод в 
доме, где никогда не было вволю ни дров, ни угля. Где промерзали все углы, 
а  плинтуса  покрывались  снегом.  А  по  весне,  у  скотины  всегда 
заканчивалось сено, а купить его, опять и опять, не было денег. Я работала, 
как проклятая, но, не смотря на все мои усилия, я не могла утолить вечный 
голод, ибо всё, что мы могли бы кушать с огорода, и со скотного двора, всё 
уходило за долги, как в болото, что невозможно загатить. Постепенно, мы 
дошли  до  полного  краха:  ни  одеть,  ни  обуть.  Всё,  что  мало‐мало  было 
куплено, принадлежало моему мужу. Он ведь учитель, он на людях. Молчу 
про детей – это отдельная история. Что же касается меня, скажу  так: когда 
сегодня, я ловлю на себе заинтересованные мужские взгляды, я каждый раз 
вспоминаю те, другие, брезгливые, но тоже мужские… Наверное так же себя 
чувствовала  царевна‐лягушка,  из  известной  сказки.  Однако,  у  нас  с  ней 
разные ситуации: она вышла замуж, чтобы стать царевной, а я – лягушкой. 
Ну,  так  и  вот…  Каторжная,  голодная,  и  холодная  жизнь  для  хрупкой 
женщины, похожей на мальчика подростка, потянула за собой проблемы со 
здоровьем.  Не  раз,  и  не  два,  я  была  жестоко  простужена.  Одеть‐то  нечего, 
вот  и  стою  на  рынке  зимой  в  двух  стареньких    детских    курточках,  да  в 
резиновых  сапогах,  заклеенных  в  местах  порывов  изолентой  в  тон. 
Нормально?..  Вот‐вот.  А  живём‐то  мы  в  Сибири,  не  в  Бразилии!  Тут  уж 
хочешь, не хочешь, а промёрзнешь за день до последней косточки. Однако, 
физические  страдания,  люди  переносят  легче  душевных.  Пришёл  день, 
когда совершенно истощённая и физически, и морально, я спросила мужа, 
не  желающего  покидать  любимый  диван,  почему  он  меня  ни  разу  не 
пожалел? Почему ему не стыдно, как я выгляжу? Почему мы так живём? И, 
наконец,  задала  свой  главный  выстраданный  вопрос:  любил  ли  он  меня, 
когда женился? А может, просто пристроился, как гриб трутовик на белую 
берёзу, пока лучше варианта не нашёл. Так сказать – на время…. Спросить‐
то спросила, но один Бог знает, как дрожала моя душа в ожидании ответа. Я 
ещё хотела обмануться, даже если бы это было правдой. Ведь он не может 
не видеть, как я страдаю…. Во имя двадцати лет моей каторжной жизни, во 
имя троих общих детей, и моего потерянного здоровья, я хотела, чтобы он 
соврал!  Но  он  не  соврал.  Он  сказал:  «Да,  это  так  и  было.  Ты  права".  Не 
пожалел… 
Вы  будете  удивлены,  но  всю  свою  жизнь,  я  любила  своего  мужа. 
Иногда ночами, когда он спал, я любовалась его профилем, и тихо плакала 
от счастья. Я считала, что мне не заслуженно повезло. И кто бы, что о нём не 
говорил, я всегда его защищала, и оправдывала. Ещё вчера, я бы отдала за 
него  свою  жизнь,  а  сегодня,  он  сам  убил  меня.  Убил  хладнокровно,  и  без 
всякого сожаления.   
61 

62 
и
 толпе любимое лицо, и голос. 
 
Тот  страх,  который  пережили  мои  родители,  когда  я  появилась  у 
них дома, до сих пор стоит в моих глазах. Меня проверяли, и перепроверяли. 
Снимки лёгких, и анализы чертовски противоречили друг другу. Несколько 
рубцов на лёгких уже давно должны были привести меня к тубёркулёзу. Но 
Меня  больше  не  было.  Я  помертвела,  окаменела,  я  потерялась  в 
этом  Мире.  Меня  поглотило  одиночество.  Я  всё  также  выполняла 
домашнюю работу, но уже без былого энтузиазма. Мы всё также жили под 
одной  постылой  крышей,  но  теперь,  спали  в  разных  постелях.  За  год,  моя 
болезненная  обида  видоизменилась.  Она  перешла  в  презрение,  потом  в 
равнодушие,  и,  наконец,  в  брезгливость  к  этому  человеку,  как  к  гадкому  
насекомому.  Здоровье  тоже  не  осталось  в  долгу.  Теперь,  холодная  и 
голодная жизнь, водрузилась на угнетённое состояние души, медленно, но 
верно,  подталкивая  меня  к  моменту  почти  физического  желания  смерти. 
Теперь,  я  думала  о  смерти  с  каким‐то  благоговением.  Жизнь  стала  как 
холодная, сырая, и затхлая яма. Над головой светило солнце, но  грело оно 
не меня. И больше не было ни сил, ни здоровья, чтобы выбраться  из этой 
ямы. На меня навалились все болячки разом. А следом проявился кашель с 
кровавыми  сгустками.  Однако  денег  на  лечение  не  было.  Я  же  была 
домохозяйкой, и на производстве не работала. Хозяйство продали за долги. 
Слабое  здоровье  заставило  меня  в  три  раза  сократить  размеры  огорода. 
Теперь,  когда  я  была  на  рынке,  часть  денег  я  откладывала  себе  на 
похороны.  Это  стало  моей  целью,  и  навязчивой  идеей.  Я  договорилась  о 
покупке  досок,  из  которых  сама  себе  сколочу  домовину.  И  когда  я 
представляла  себе  как  мне  её  оббить,  и  украсить,  меня  посещала  тихая 
радость.  Я  сильно  похудела,  и  старилась  прямо  на  глазах.  Замечу,  что 
психически, я нормальный человек, и более того христианка. Сама мысль о 
суициде  была  для  меня  невыносима.  Но  у  меня  не  было  выбора.  Я 
торопилась  собрать  средства,  пока  ещё  не  была  опасна  для  окружающих, 
хотя сомнения в своей безопасности уже появились. В тот памятный день, я 
уже  купила  верёвку,  и  более  трёх  часов  провела  в  лесу,  сидя  на  пеньке,  и 
разрабатывая узел для своего быстрого удушения. А ночью, мне приснился 
сон… 
Я  сидела  на  берегу  океана,  в  тени  небольшой,  сухой  пещеры,  и 
плакала.  Собирался  дождь,  и  вот  тут‐то,  спасаясь  от  дождя,  на  меня 
наткнулся  английский  рыцарь.  Я  точно  знаю,  что  это  был  английский 
средневековый  рыцарь.  И  страна  тоже  была  Англией.  И  я  ничуть  не 
удивилась, когда рыцарь назвал меня Эвелин. Стоило мне поднять на него 
глаза,  как  меня  просто  захлестнула  любовь.  Его  звали  Артур  Катерхем. 
Меня – Эвелин Доулинг. Он говорил, что любит меня, и запрещает убивать 
себя,  иначе  мы  больше  не  встретимся.  Эти  встречи  во  сне  будут 
повторяться из ночи в ночь, в течение почти двух месяцев. Пока однажды, я 
не  выброшу  в  печь  свою  страшную  верёвку  для  повешения,  и  не  поеду  в 
город  к  врачу.  Сны‐свидания  сошли  на  нет,  но  ещё  долго  я  буду  с  тоской 
скать в

63 
ч
бот. И вот однажды… 
 
Прошло девять месяцев со дня моего возвращения домой. В один из 
вечеров,  когда  я  готовила  ужин,  и  стирала  бельё,  а  стирала  я  его  всегда 
руками, так как машинки у меня не было, я вдруг почувствовала во рту вкус 
крови. Мысль: «Что это такое?», ещё едва‐едва коснулась моего сознания, а 
сердце,  вдруг,  сильно  забилось  в  неосознанной  до  конца  тревоге.  Я 
ворвалась  в  ванную,  и  зависла  над  раковиной.  Алая  кровь  быстро‐быстро 
капала изо рта, пока не потянулась единой тонкой струйкой. Я обречённо 
прикрыла  глаза.  А  потом,  меня  скрутил  жесточайший  кашель.  Кашель 
мучил  меня  уже  два  месяца.  Надсаженные  им,  у  меня  болели  все  мышцы, 
живот,  и  грудная  клетка.  Я  давилась  им  в  свою  подушку  бессонными 
ночами,  чтобы  не  тревожить  сон  семьи.  Но  такого  страшного,  надсадного 
кашля у меня ещё не было. Я просто не успевала вдохнуть воздуха! Прошло 
минут десять. Моё лицо приобрело синюшный оттенок, а руки дрожали от 
слабости,  вцепившись  в  края  раковины.  Муж  лежал  на  диване,  и  смотрел 
телевизор. Он всё слышал, но не встал, и не пришёл ко мне. И я поняла, что 
он  не  придет.  Теперь,  у  меня  дрожала  и  поясница,  и  ноги.  Мне  не  хватало 
воздуха,  и  я  почувствовала,  что  задыхаюсь,  как  рыба  на  горячем  песке.  А 
следом,  начало  меркнуть  и  сознание.  Я  точно  помню,  как  подумала  о  том, 
что сейчас просто упаду. Как на одной силе воли, сорвала с верёвки мокрое 
полотенце,  и,  цепляясь  за  стену,  сползла  на  цементный  пол.  И  как  уже  с 
трудом соображая, и почти ни чего не видя перед собой, всё ползла и ползла 
по  полу  к  себе  на  кровать.  Именно  самоуважение  в  глубине  меркнущего 
сознания,  заставляло  меня  ползти  вперёд.  Унизительно  умирать  на  полу. 
Умирать надо в своей кровати. И я доползла, понимая, что забраться уже не 
смогу.  Мелькнула  жалкая  мысль  о  муже.  Но  секунда  проявления  слабости 
на краю смерти, обернулась мощным приливом сил. Я не буду просить его  
о  помощи.  Содрав  все  одеяла  на  пол,  я  сама  заберусь  на  кровать.  И,  
содрогаясь  всем  худым,  измученном  болезнью  телом,  яростно  хрипя,  буду 
втягивать  в  себя  воздух,  захлёбываясь  кровью,  и  сохраняя  в  себе  остатки 
сознания, и хрупкую жизнь. Я лежала долго, тупо уставившись в потолок, и 
не в силах пошевелиться. А по губам, и по щеке, время от времени, стекала 
тонкая струйка крови. В этот вечер муж так и не подошёл ко мне. Воды мне 
тубёркулёза не было. Было несколько воспалений лёгких, перенесённых на 
ногах, что и обусловило рубцы, и воспаление плевры с кровохарканьем. Два 
месяца я жила в городе у родителей, два месяца лечилась. Даже посвежела, 
и помолодела. И не было дня, чтобы я не вспоминала с благодарностью сэра 
Артура, что спас меня от самоубийства. 
 
Подлечившись, я вернулась в свой дом. Врачи просили беречь себя: 
не простывать, не переутомляться, не голодать. Но ведь покой нам только 
снится!  Пока  меня  не  было,  все  заботы  лежали  на  сыне.  И  вновь,  как  в 
страшном  сне,  всё  повторилось:  тяжёлый  физический  труд,  рынок, 
домашние  заботы,  голод,  и  привычный  холод.  И  не  смотря  на 
предостережения  врачей,  мой  муж  даже  не  подумал  снять  с  меня  хотя  бы 
асть за

64 
д
и не беседовали сегодня. 
 
Итак,  я  оказалась    там,  где  оказалась,  а  именно  в  одной  палате  с 
молодыми  девушками,  старшей  из  которых  было  26  лет.  В  этот  же  вечер, 
они  собрали  делегацию  к  заведующей  отделением,  с  просьбой  перевести 
эту  семидесятилетнюю  бабку  (т.  е.  меня  ),  в  другую  палату.  И  были  более 
чем удивлены, что мне было только 42 года. Вся палата была в некотором 
смятении от несоответствия моего внешнего вида, и возраста. Я пролежала 
10  дней,  и,  как  я  сегодня  думаю,  все  назначения  по  сдаче  анализов,  были 
только предлогом, хоть чем‐то меня занять до момента смерти. Я совсем не 
могла  подниматься  по  лестницам,  а  их,  как  на  зло,  было  не  меряно!  Я  же 
задыхалась  уже  после  4‐х,  покрываясь  испариной,  и  обливаясь  потом  от 
усилия. Вниз спускалась на дрожащих ногах, крепко вцепившись в  перила. 
Добравшись  до  кровати,  падала  на  неё  без  сил,  будто  разгрузила  вагон  с 
углём.  Как  и  все,  ходила  в  столовую,  но  вяло  жевала  то,  что  дают,  не  чуя 
вкуса, и не вдаваясь в кулинарные подробности. И ещё, я всё время хотела 
спать, спать, и спать. И если бы меня не будили, я бы так и умерла во сне, 
свернувшись  калачиком.  Сказывалась  усталость  и  морального  плана,  и 
усталость  от  каторжной  семейной  жизни,  с  постоянным  недосыпанием. 
принёс  сын.  Утром,  муж  был  не  доволен,  что  у  него  не  высохла  белая 
рубашка,  и  раздражённо  рылся  в  шифоньере,  в  поисках  другой.  Мне  было 
всё  равно.  Он  ушёл  на  работу.  А  я,  собравшись  кое‐как,  поехала  в  город  к 
одител
и
р
ям. Спас бо, зять помог доехать. 
 
И  опять  потянулись  дни,  заполненные  больничными  кабинетами. 
Ходить не было сил. Но самое плохое, что и смысла в этом я не видела. Всё 
было  ясно,  как  белый  день.  Был  дан  чёткий  диагноз:  тубёркулёз  лёгких  в 
открытой  форме.  Кроме  этого  не  прекращающееся  кровотечение. 
Родственникам  было  обещано,  что  оно  усилится  уже  через  неделю,  и  как 
результат – смерть. Они заламывали руки, а я хотела только одного: пусть  
меня оставят в покое, и дадут умереть в тихом, тёмном углу. Мой вес был 43 
килограмма,  аппетит  отсутствовал  совсем.  И  даже  деликатесы,  не 
вызывали во мне ни каких эмоций. Вчерашняя жизнь была страшным сном. 
Будущего  больше  не  было.  Да  и  само  слово  «жизнь»  было  сопоставимо  с 
болезненными  ударами  палки.  А  перед  смертью  страха  не  было  вообще. 
Более  того,  у  меня  было  полное  ощущение,  что  и  меня  самой  уже  вообще 
ет. И с
н
ожаления‐то, по этому поводу, тоже не было. 
 
Теперь, перед моими родными встал вопрос о моей госпитализации. 
В  хорошую  клинику  брать  не  хотели,  в  менее  хорошей,  предлагали  морг. 
Мои  родители  в  отчаянии  умоляли  взять  меня  в  хорошую  клинику,  не 
желая верить, что я умираю. Только под давлением их слёз, мне позволили 
умереть в хорошей клинике, а не в той, где лечат безродных, выходцев из 
мест заключения, и бомжей. 
Как  часто,  умирающему,  бывает  всё  равно  где  умереть.  И  какое  счастье, 
если у него есть близкие люди, которым это не всё равно. Ведь окажись я в 
ругом месте, мы бы с вам

65 
 
Однако вернёмся к нашим баранам… 
 
Я начала лечение без особого энтузиазма. За три недели, я хорошо 
выспалась,  но  теперь  в  сон  клонили  лекарства.  Видимо  они  блокировали 
нервную систему, и у меня стало падать зрение, и отключаться память. Я не 
могла  вспомнить  название  элементарных  вещей.  Более  того,  появилась 
неприятная  тошнота,  и  озноб  после  каждого  очередного  приёма 
препаратов,  или  процедуры  капельницы.  Особенно  меня  мучили  какие‐то 
маленькие жёлтые таблетки, после которых, я уже не смогла бы пройти по 
одной  плашке.  Следом  ухудшалось  зрение,  и  кружилась  голова.  В  такие 
минуты, я пластом лежала на кровати лицом вниз, и тупо смотрела в одну 
точку, боясь пошевелиться. Любое движение могло спровоцировать  рвоту. 
Пытаясь  найти  хоть  что‐то  положительное  в  мучительной  ситуации,  я 
представляла  себе,  что  сейчас,  так  же  корчатся,  и  гадко  чувствуют  себя 
Прошло целых две недели, а я всё ещё была жива. Видимо, мой жалкий вид, 
в  совокупности  с  тихим,  молчаливым  характером,  и  природной 
вежливостью, стали укором для медиков. Медицина не выдержала, и меня 
начали лечить. Теперь, друзья мои, не для того, чтобы вас напугать, а для 
того,  чтобы  вы  поняли,  что  можно  вылечить,  скажу,  за  что  взялась 
медицина.  У  меня  было  несколько  дыр,  в  каждую  из  которых  входил 
спичечный  коробок.  Левое  лёгкое  вообще  развалилось  на  две  части, 
соединённых  в  одной  точке,  ближе  к  бронхам.  И  фактически  два  мёртвых 
шестых  сегмента.  И  ни  кто  не  мог  дать  вразумительный  ответ:  почему  я 
ещё  живу?  Думаю,  саму  меня  хранило  моё  тогдашнее  полное  невежество 
относительно  своего  здоровья.  Как  говорится:  меньше  знаешь,  крепче 
спишь.  Мне  прописали  кучу  таблеток,  и  витаминов.  Пить  их  надо  было 
сразу  по  несколько  штук.  Мне  повезло  с  врачами.  Именно  они  объяснили 
мне, что лекарства очень тяжёлые для живого организма. Что это не просто 
лечение,  это  химиотерапия.  И  что  каждый  приём  препаратов,  есть  не  что 
иное,  как  удар  по  живым  и  больным  клеткам  организма,  который  можно 
классифицировать, как стресс. Вот почему так важно принимать лекарства 
не как попало, а в одно и то же время. Привыкнув к одному времени приёма 
лекарств,  организм  уже  заранее  готовится  к  предстоящему  испытанию. 
Соответственно  и  реакция  в  целом  более  положительная,  и  более 
эффективная в плане выздоровления, чем когда ты принимаешь лекарства 
в разное время. Вот тогда, каждая клеточка твоего, измученного  болезнью 
тела,  озирается  в  ужасе,  не  зная,  откуда,  и  когда,  наступит  болезненный 
удар.  Она  в  постоянном  напряжении,  ни  какого  отдыха.  Опять  же,  не  жди 
быстрого  выздоровления,  если  ты  злоупотребляешь  курением,  или 
алкоголем.  Лечение,  и  вредные  привычки  –  вещи  не  совместимые.  Хотя  я 
знаю,  что  и  курящие  выздоравливают.  Жаль  только,  что  они  сами  не 
задумываются,  каких  титанических  усилий  стоило  их  выздоровления,  их 
собственному организму. Что же касается алкоголя, то реакция лекарств в 
подобной  ситуации,  просто  не  предсказуема.  Остановитесь,  и  включите 
шнего – разум! 
мозги! Вы же люди! А у людей есть дар Всевы

66 
б
гашено  небытиём… 
 
Я находилась в совершенно реальной комнате. В той самой, где во 
сне  делала  причёску  перед  зеркалом.  Причёска  была  готова,  и  фата 
приколота как надо. Я сама себе нравилась. Я дышала легко, и спокойно. А 
из  зеркала  на  меня  смотрела  молодая  и  красивая  девушка,  и  моё  сердце 
замирало  от  радости,  что  я  выхожу  замуж.  Точно  знаю,  что  люблю  этого 
человека  до  самозабвения,  но  как  не  стараюсь,  не  могу  вспомнить  ни  его 
лицо,  ни  его  внешний  облик.  Меня  не  удивляло  место,  где  я  находилась. 
Знаю, что это был замок. За маленьким витражным окном плыли перистые 
облака, но меня это не пугало. Наоборот, я смеялась, говоря, что я нахожусь 
на  седьмом  небе  от  счастья!  Посреди  комнаты  стоял  небольшой  круглый 
столик,  покрытый  гобеленовой  скатертью.  На  нём  стояла  шкатулка  с 
украшениями.  Открываю,  и  с  благодарностью  перебираю  содержимое. 
Красиво…. Всё это для меня. Но я ни чего не одеваю, пусть лежит…. Но вот 
приоткрылась тяжёлая дверь. За дверью тёмный коридор. И тени женщин в 
длинных одеждах, тоже тёмные. Я бы даже сказала, что они были чёрные. 
Но  они  были  сама  доброта.  Они  шли  в  одном  направлении.  И  я 
полюбопытствовала  куда?  Оказывается,  чуть  дальше  был  большой  и 
светлый  зал  с  большими  витражными  окнами.  Стоял  какой‐то  трон,  а  на 
нём  сидел  старик  в    непривычной  для  моих  глаз  одежде.  И  тут,  в  зал 
стремительно  вошёл  ещё  один  человек.  На  нём  были  серебряные  латы  с 
проклятые  палочки  Коха.  И  это  приносило  мне  хоть  какое‐то  моральное 
облегчение. 
Однако, я ещё не готова была жить, и смерть крепко держала меня за руку…. 
Для жизни нужна какая‐то цель. У меня её не было. Я выронила свою жизнь 
из рук, и забыла где? Уже которую ночь меня не оставлял один и тот же сон: 
я сидела перед зеркалом в подвенечном платье, и делала себе причёску. Я 
знаю,  если  ты  видишь  себя  во  сне  в  подвенечном  платье  в  зеркале,  это 
первый признак  того,  что  ты  умираешь.  Я  и  тогда это  знала.  Факт  смерти 
был  делом  времени.  И  вот  эти  сны….Всё  говорило  за  то,  что  моё  время 
вышло,  и  чемодан  с  собой  брать  уже  не  надо.  Как  говорится:  вам  всё 
выдадут.  
 
Этим вечером, я чувствовала себя хорошо. Но уснуть долго не могла. 
Светила полная луна, и лёжа на кровати в темноте, я не сводила с неё глаз. 
Я  думала  о  своей  жизни,  вспоминая  самые  лучшие  её  моменты.  Их 
оказалось  не  так  уж  и  мало.  Впервые  за  долгое  время,  я  сознательно 
осмысливала всё, что со мной произошло. Я не задавала вопрос: почему это 
произошло?  Я  констатировала  факт.  Подумала  о  детях.  За  три  недели,  я 
соскучилась, и на глаза навернулись слёзы. Повернулась к стене, и прикрыв 
влажные  глаза  попробовала  заснуть.  Видимо  я  действительно  заснула,  но 
почему‐то совсем потеряла ощущение собственного тела. Было понимание 
того,  что  я  есть,  а  тела  нет!  Я  открыла  глаза,  но  тело  не  ощущала.  Голова 
лежала  в  какой‐то  прохладной  сырости  чёрного  цвета.  И  я  совсем  не 
дышала. В тускнеющем сознании мелькнуло слово «кровь». Слово «смерть», 
ыло по

67 
д
!.. Сознани  по еркло  и я п валила ь на сп ну.
 
Очнулась  от  того,  что  кто‐то  играл  на  гармошке.  Кое‐как 
приоткрыла  глаза.  Надо  мной  сияло  голубое  небо.  Был  яркий  солнечный 
день, но при этом, с громким криком в голубом небе кружилось вороньё.  Я 
лежала  головой  на  чьей‐то  груди  посреди  кровавого  побоища.  Вокруг 
лежали  убитые  воины  в  кольчугах.  Кто  в  шлеме,  кто  без.  Я  и  сама  была  в 
порубленной кольчуге, залитой кровью, и без шлема. Кровью были залиты 
и  мои  косы,  и  шея.  Было  тяжело  дышать.  Стояла  жара,  и  очень  хотелось 
пить.  Но  ни  чего,  кроме  солёной,  и  липкой  крови  во  рту  не  было.  Между 
порубленными,  ходили  знакомые  чёрные  фигуры  женщин.  В  руках  у  них 
были горящие свечи. Они искали ещё живых. С ними же ходил старик. Вот 
он‐то, и пиликал на маленькой гармошке, привлекая внимание тех, кто ещё 
не  умер  от  ран.  Я  знала  этого  старика.  Это  он  приказал  закрыть  мою 
дверь…. И, только я об этом подумала, как он уже стоял рядом со мной. «Ну 
вот,  дочка,  наконец‐то  я тебя  нашёл.  Зачем  ты  здесь?  Вставай!  Ты  должна 
встать, дочка. Давай я помогу….Надо встать, милая… Надо… Ты же обещала 
открыть  дверь…  Значит  вставай!  Ты  же  сильная….  Вставай!»…  Я  не  могу 
объяснить, как я встала. Ситуация была похожа на ту, когда я забиралась на 
кровать, почти без сознания. И я встала, вцепившись в этого старика, чтобы 
не  упасть  от  головокружения.  Он  утёр  моё  лицо  шершавой  ладонью,  со 
словами, что всё пройдёт, и боли больше не будет. «Мы, дочка, ещё не все 
песни спели». А следом опять знакомый шум в ушах. Я резко открыла глаза. 
И совсем не соображая где я. Лунный свет всё также ярко заливал палату. И 
я вспомнила всё. А следом и то, что я не дышу. Я лежу, смотрю в потолок, 
чего‐то  соображаю  по  ситуации,  но  не  чувствую  тела,  и  не  дышу.  
золотыми плечами. Все, кто был в зале, встрепенулись одновременно. Он же 
сорвал  с  рук  большие  грубые  перчатки,  и,  швырнув  их  куда‐то  в  сторону, 
произнёс  громко  и  требовательно:  «Мне  сказали,  что  мисс  Эвелин 
вернулась!  Я  хочу  её  видеть  немедленно!  Где  она?»  И  тут,  все  чёрные 
женщины,  и  старик  на  троне,  кинулись  к  нему,  пытаясь  остановить.  Вот 
слова старика: «Артур, к ней нельзя, она ещё не готова!» Артур??… Да‐да‐да! 
Это был тот самый сэр Артур, что спас меня от самоубийства год назад. Вот 
почему  я  знала,  что  люблю  человека,  за  которого  шла  замуж.  Я  радостно 
вскинула брови. И он тут же меня увидел. Но удивительный старик, даже не 
повернув  головы,  приказал:  «Закройте  ей  дверь!»  Потом  по  коридору 
пролетел  тревожный  шёпот:  «Сюда  нельзя!».  И  дверь  захлопнулась  перед 
оим нос
м
ом… 
 
Не  буду  говорить,  как  я  билась  в  неё,  требуя  открыть.  Это  было 
напрасно. И тогда я решила, что разобьюсь об неё, но открою. Я пролетела 
сквозь  эту  дверь  с  шумом  в  ушах,  и  в  следующую  минуту  резко  села  на 
больничной кровати, выпучив глаза на освещённую луной стену. Я вообще 
не понимала, где я нахожусь? Реально потерялась. Я не чуяла ни рук, ни ног. 
Казалось,  что  их  просто  нет.  И  я  не  дышала.  Хуже  всего,  что  я  не  могла 
заставить  себя  дышать.  Я  просто  не  знала,  как  это  сделать?  Я  не  умела 
ышать
е
м
,
о
с
и
 

68 
И
лению врачей, я пойду на поправку. 
 
Параллельно  с  лекарствами,  я  пила  отвары  трав,  прочитав  в 
журнале,  что  это  позволит  вылечить  проклятую  болезнь  в  два  раза 
быстрее.  Мне  назначили  поддув  лёгких,  чтобы  сжать  и  дыры,  и  разрыв 
левого  лёгкого.  Через  пару  месяцев,  у  меня  нормализовался  аппетит,  и  я 
начала  проявлять  интерес  к  продуктам.  Кормили  нас  хорошо.  Но, 
дополнительно,  родственники  снабжали  меня  деньгами  на  всё 
необходимое  в  клинике.  Теперь,  за  долгие‐долгие  годы  нищей  жизни,  я 
могла купить себе покушать, всё, что хотела. Домашние заботы, ещё такие 
важные  вчера,  сегодня  совершенно  утратили  свою  значимость.  Мне 
начинало  казаться,  что  они  из  той,  другой,  из  прошлой  жизни,  к  которой 
больше нет возврата. Появилось много свободного времени, и я взялась за 
книги. В немалой степени, этому способствовала мода среди больных, на не 
традиционную  медицину.  О  чём  я  только  не  читала,  и  не  слышала!  Ещё 
совсем  недавно,  мне  бы  и  в  голову  не  пришло  серьёзно  относиться  к 
народным заговорам, медитации, способам дыхания, и лечения звуками. Я и 
не  думала,  что  так  много  серьёзных  людей  посвящают  свою  жизнь 
подобным  темам.  Однако,  просеяв  всё  это,  как  через  сито,  я  чисто 
интуитивно,  выбирала  оптимальное  только  для  себя.  До  сих  пор,  я 
благодарю авторов этих книг. Они заставили меня по‐другому смотреть на 
себя.  Они  удивили  меня.  А  удивившись  однажды,  мне  захотелось 
совершенства.  Образно  говоря,  я  –  крокодил  по  праву  рождения,  захотела 
эволюции!  Я  чувствовала  себя  волшебным  сосудом  для  алхимических 
опытов.  У  меня  появился  интерес,  а  следом  и  цель  –  увидеть  результат. 
Пусть  не  глобальная,  но  подарившая  желание  жить.  Только  силой  своего 
понимания, что надо хорошо кушать, я через силу заставляла себя съедать 
всё, что было на моей тарелке, даже если это было не вкусно. Я давилась, и 
ела. Глотала, как утка, тяжело и с усилием, стараясь быстро запить всё это 
молоком, или соком с мякотью. Покорно шла спать после обеда в тихий час. 
И не позволяла себе даже книги читать. Спать, значит спать. Наша клиника 
стояла в сосновом бору, и я повадилась уходить в лес. Нашла там уютную 
Неизвестно откуда взявшийся животный страх, заставил резко дёрнуться, а 
следом  сделать  неуверенный  вдох.  Один,  другой,  третий….И,  наконец,  
глубокий,  и  жадный  до  жизни!  Я  дышала  с  хрипом,  и  присвистом.  И  было 
ощущение, что в груди у меня не лёгкие, а скомканные куски бумаги, что с 
шелестом  разворачиваются  при  каждом  надсадном  вдохе.  Я  чувствовала 
себя  младенцем,  что  впервые  учится  дышать.  Я  лежала  без  сил  с 
открытыми глазами, вся залитая алой кровью, с тёмными сгустками. Надо 
было  встать,  и  сменить  мокрую  постель,  и  рубашку.  И  я  встала,  и  едва 
держась  на  ногах,  сменила  больничную  постель,  на  привезённую  из  дома. 
Потом,  утёрла  окровавленное  лицо  лосьоном,  и  без  сил  легла  под  одеяло. 
Странная  ночь  выбиралась  из  сумрачной  палаты  тубёркулёзников. 
Полыхающая  луна  потухла,  и  за  больничным  окном  забрезжил  рассвет.  
Мне  было  о  чём  подумать,  но  на  меня  навалился  сон.  Впервые  за  долгое 
время, я спала, забыв про кашель. С этой ночи, он перестанет меня мучить. 
 к удив

полянку  с  пеньком,  и  ежедневно  училась  медитации.  Я  не  просто 
медитировала, я направляла своё сознание на лечение болезни. «Зависнув в 
трансе»,  я,  не  мигая,  смотрела  в  одну  точку,  но  не  видела  ничего,  кроме 
своих  больных  лёгких.  Я  мысленно  открывала  грудную  клетку  как 
кухонный шкаф и видела всё, что там происходило. Теперь, силой мысли, я 
раз за разом сужала воспалительный процесс вокруг дыр, затягивая их до 
состояния  рубцов.  И  так  день  за  днём,  дыру  за  дырой.  И  поверьте, 
мысленное  напряжение  было  весьма  чувствительным.  «Закрыв»  грудную 
клетку, и вернувшись до созерцания собственного тела, я чувствовала себя 
скульптором  при  виде  своего  шедевра.  Мысленно  благодарила  и  Бога,  и 
ангела – Хранителя, и весь этот удивительный мир вокруг меня, за помощь. 
Интуитивно  понимая,  что  глубокое  дыхание  лёгкими  травмирует  их, 
растягивая раны, я научилась дышать животом. Причём не просто дышать, 
а поддерживать себя «на подсосе» воздуха. То есть чуть‐чуть, ограничивая 
себя  в  кислороде.  И  мне  хватало.  Позже,  я  наткнулась  на  любопытную 
статью, 
где 
оправдывалось 
небольшое 
кислородное 
голодание.Оказывается,  это  заставляет  клетки  нашего  организма  самим 
вырабатывать  кислород,  и  как  следствие  этого  –  регенерировать.  Вот 
очему 
п
мне вполне хватало кислорода при ничтожных вдохах. 
 
Я  упорно  трудилась  над  собой  в  течение  полугода.  Впереди  меня 
ждала  тяжёлая  операция,  с  непредсказуемым  финалом.  И  каково  же  было 
моё  удивление,  когда  однажды  в  палату  зашла  заведующая  отделением  с 
моими  последними  снимками.  И  первыми  её  словами  были:  «Я  вообще  не 
понимаю, что тут происходит!» Мало того, что дыры уменьшились до 10 мм 
в  диаметре,  а  разорванное  левое  лёгкое  соединилось,  и  зарубцевалось, 
шестой  сегмент  лёгких,  который,  я  слышала,  вообще  не  лечится,  стал 
чистым,  и  здоровым.  Я  не  берусь  гадать,  что,  из  всего  вышесказанного, 
подействовало  так  благотворно?  Я  думаю,  что  война  ведётся  разными 
видами  оружия.  Главное,  чтобы  врагу  не  давалась  передышка.  Позже,  уже 
один на один, заведующая отделением спросит меня: «Кто вы?». «А что бы 
вы хотели услышать?» ‐ в свою очередь спросила я, не готовая дать ответ. 
«Скажите,  что  вы  инопланетянка.  Я  поверю".Я  удивилась,  и  ответила: 
«Знаете,  инопланетянка,  это  слишком  простое  объяснение.  Как  вам  ответ 
из  народной  мудрости:  «Бог  не  захочет  –  душа  не  выскочит».  По  ‐  моему 
просто,  как  всё  гениальное».  «Бог?»  ‐  улыбнулась  она,  и  качнула  головой. 
Пожелав  мне  выздоровления,  она  пошла  к  себе  в  ординаторскую.  И 
впервые, я почувствовала себя счастливей, чем она. Она была учёным, и не 
могла  с  лёгким  сердцем  впустить  Творца  в  свою  жизнь,  а  тем  более  в 
работу. А я могла. Теперь, я точно знала, что он всегда рядом со мной. И по 
тому лесу, что за окном клиники, мы гуляли, крепко держась за руки. 
 
Итак,  в  плане  дальнейшего  выздоровления,  я  обрела  уверенность. 
Операцию  отменили.  Однако  вокруг  меня  погибали  те,  кто  теоретически 
должен был жить, но не смог перебороть себя самого, выбирая поведение 
69 

70 
ч
 ситуаций. И вот как это выглядело в моих глазах… 
 
Представим  себе  примитивное  стадо  питекантропов,  живущих 
только  инстинктами.  Но  мир  вокруг  них  менялся.  Чтобы  выжить  в  новых 
условиях,  нужна  была  эволюция  сознания.  Способные  на  эволюцию, 
начинают  жить,  как  бы  в  другом  измерении,  т.  е.  по‐другому  начинают 
понимать    жизненные  процессы  вокруг  них,  напрямую  связывая  с  ними  
своё  существование.  Наконец,  они  просто  задаются  вопросом:  что  я  есть 
такое? Зачем  я? И почему  я  живу  именно  здесь,  и именно  так, а  не  иначе? 
Они ищут смысл своего существования, и хотят знать свои способности. И 
если  инстинкты  не  дают  вразумительный  ответ,  никуда  не  деться,  надо 
включать мозги. И вот что любопытно: на поверку выходит, что это самый 
тяжёлый труд! Неспособные оторваться от инстинктов, погибают. Вот что‐
то подобное, было и в нашей клинике. Надломленные тяжёлой ситуацией, 
морально слабые люди несли в себе страх, обречённость, и злобу, усугубляя 
своё положение грехами всех мастей. Зато было полное ощущение,  что те, 
кто  поправлялся,  просто  светились  изнутри  любовью,  счастьем,  и 
доброжелательностью. И глаза‐то у них совсем другие. И взгляд открытый, 
смелый,  и  счастливый!  Видимо,  люди  добрые  и  жизнерадостные 
поправляются  быстрее,  чем  мрачные,  злые  и  желчные.  Я  понимаю,  что  в 
каждой  отдельной  сложной  жизненной  ситуации,  необходима  своя 
«эволюция» разума. Я не питаю иллюзии, что мои слова вдохновят каждого 
под лозунгом: «Жить осталось до понедельника». Сегодня, я точно знаю: до 
какого из понедельников, решать не нам. 
 
Почему мы так не логичны? Когда в наш дом приходит убийца, мы 
оказываем  ему  яростное  сопротивление.  Мы  концентрируем  на  нем  всё 
своё внимание, пытаясь угадать его поведение, и перехватить смертельный 
удар.  Что  же  происходит  с  нами,  когда  приходит  смертельный  недуг? 
Почему  мы  легко  сдаёмся  без  боя?  Где  наша  воля?  Куда  девается  наше 
мужество?  Наконец,  просто  азарт  –  кто  кого?!  Почему  мы  не  делаем 
выводов  из  своего  образа  жизни?  Почему  кидаемся  в  панику,  и,  ненавидя 
весь белый свет, начинаем жалеть себя, пускаясь во все тяжкие?  А как же? 
Надо  всё  успеть,  всё  попробовать…  до  понедельника‐то.  И  редко,  кому 
приходит  в  голову,  что  пришло  время  включить  мозги.  Применить,  так 
сказать на практике, Божий дар – разум! Вспомнить, что все мы, созданы по 
его  образу,  и  подобию.  И  задуматься,  почему  Бог  не  болеет  ни 
тубёркулёзом,  ни  какой  другой  гадостью?  Что  в  каждом  из  нас  живёт  его 
реальная частичка, способная делать не реальные чудеса и с нашей жизнью, 
и с нашим здоровьем. В те страшные дни моей жизни, мне повезло меньше, 
чем вам. Когда пришла беда, рядом со мной не было надёжных рук помощи 
белокрылого  АНГЕЛА,  который  мог  бы  доходчиво  объяснить  мне, 
неразумной и морально слабой, всё выше сказанное. До этого понимания я 
доходила  сама.  А  толчком,  чтобы  я  задумалась  об  этом,  стали  примеры 
чужих смертей, и чужого выздоровления. Я не учёный, и не врач.  Я делала 
свои  выводы,  основываясь  на  чисто  визуальном  восприятии  отдельных 
астных

71 
в
ятно, то в личной жизни всё шло кувырком!
 
За эти  долгие,  и  тяжёлые  для  меня  шесть  месяцев,  муж  побывал  у 
меня  два  раза,  угостив  меня  парой  яблок  и  связкой  из  пяти  бананов.  При 
этом денег не дал ни рубля, и даже не поинтересовался, что мне нужно. Он 
был  оскорблён  моей  болезнью.  Дома  объявил,  что  у  меня  «позорная 
болезнь»,  и  начал  активно  присматривать  себе  здоровую  женщину.  Я 
пролежала в клинике целый год, но его больше не видела. Надо сказать, что 
такая, брошенная на произвол судьбы, своим мужем, я была далеко не одна. 
Теперь, я жила в одной палате ещё с тремя женщинами, также брошенными 
своими  мужьями.  И  знаю  совершенно  точно,  что  эта  беда  коснулась  и 
из вас. Я бы могла и промолчать. Но я другая. Я не теряю надежду, что могу 
хоть чем‐то быть полезной. Это результат пройденной эволюции. И если у 
вас  появилась  такая  возможность,  не  упускайте  её.  И  я  хочу  вам  помочь. 
Помочь понять изнутри суть такого недуга, как туберкулёз. Я хочу сказать 
вам, что если вы держите в руках эту книгу, то он то вас понял. И теперь, 
ваша  главная  задача,  вновь  стать  для  него  загадкой.  Открою  один  секрет: 
жизнь  определяют  не  её  материальные  потребности  и  биологические 
проявления,  а  живущая  в  каждом  из  нас  Божья  искра.  Её  не  купить  и  не 
потрогать руками. Но именно она и есть катализатор нашей нравственной 
волюц
аб
э
ии, дарующая долголетие. И если о ней з ыть – спасения не будет! 
 
К  моим  словам  вы  вольны  относиться  как  вам  заблагорассудится. 
Кто‐то  и  ухмыльнётся,  дескать,  словоблудие.  Но  цену  этим  словам  познал 
мой  самый  дорогой  человек.  А  вот  что  из  этого  вышло,  вы  узнаете,  когда 
прочтёте  до  конца.  Времени  у  вас  много.  Лежите  себе,  да  почитывайте. 
Когда ещё придётся вот так без забот, быть предоставленному самому себе 
и  своим  тревожным  мыслям.  А  если  решите,  что  это  ахинея 
экзальтированной  дамочки,  то  не  будьте  как  собака  на  сене,  передайте 
книгу  соседу.  Уж  если  вы  сделали  свой  выбор  в  пользу  телевизора, 
кроссворда,  или  детектива,  то  дайте  возможность  сказать  своё  слово  и 
другим  людям.  Может  так  статься,  что  им  дороже  жизнь.  Всяко  бывает! 
Отдайте  книгу,  но  помните,  сколько  бы  вы  не  прятались  за  телевизор,  от 
себя вам не спрятаться. И пока вы методично убиваете время, убитое вами, 
оно работает на туберкулёз. И поверьте, тут работа кипит! Туберкулёз, он 
тоже  живой.  И  как  всё  живое  тоже  боится  смерти.  И  принцип  его 
протекания  очень  похож  на  наш  жизненный:  как  потопаешь,  так  и 
полопаешь!  Думаю,  вам  в  равной  степени  было  бы  унизительно,  и 
неприятно  быть  съеденным  волком,  гиеной,  крокодилом,  или  акулой.  Так 
какого  лешего,  вы  подаёте  ложку  и  вилку  туберкулёзу?  На  его  тарелке 
лежит ваше измученное недугом тело! Он ещё и горчицы попросит. 
 
Ну что? Продолжим чтение? Я АНГЕЛ, и я не в обиде. Я могу понять 
ваше душевное состояние. Я сама была в такой ситуации. Иногда, за людей 
мне бывает больно и стыдно. Но мне больше некого любить. 
 
Итак, я пошла на поправку. И если в плане выздоровления мне было 
сё пон
 

72 
нам ни кто об этом не сказал. А потом поезд уже ушёл! 
И мой муж, и муж моей дочери, плевали на наши материальные трудности, 
дожидаясь  суда  и  развода.  Спасибо  моим  старикам‐пенсионерам  и  моему 
женщин, и мужчин из других палат. И ещё знаю, как тяжело подниматься с 
колен,  зная,  что  дома  тебя  уже  никто  не  ждёт.  Подобная  жизненная 
ситуация ставила всех нас в положение необходимости жить одной семьёй. 
И мы так и жили. Мы помогали друг другу чем могли. Делились и деньгами, 
и продуктами. Сами ухаживали за теми, кого коснулась операция. Клиника 
стала нашим вторым домом. И многие из нас уже боялись того дня, когда их 
выпишут.  И  не  я  одна  старалась  не  думать  об  этом.  И  не  все,  как  я,  были 
сильными,  когда  их  предавали  близкие  люди.  Но  почти  у  каждого  из  нас 
тчаяни
о
е усугубляло тяжёлый процесс в лёгких. 
 
Вот и пришло моё время задумываться  о том, как мне жить дальше? 
Я осознавала, что всё наше село было в курсе моих проблем со здоровьем. 
Это  означало,  что  нигде  в  селе  на  работу  меня  не  возьмут.  Каждый 
подстрахуется.  Значит,  грозит  уединение.  Мужа  тоже  больше  не  было.  И 
впереди  ждала  неприятная  процедура  развода.  Своего  жилья  я  не  имею. 
Денег, чтобы купить дом в другом месте, у меня нет. Значит, придётся жить 
в  одном  доме  с  бывшим  мужем.  Ситуация  невыносимая!  Опять  же,  сын 
учится  в  школе.  Куда  я  с  ним?  Значит,  придётся терпеть  и  одиночество,  и 
брезгливые  взгляды  окружающих.  Впервые  я  с  сожалением  подумала  об 
отсутствии  денег.  Они  могли  бы  решить  многие  проблемы.  Но,  кроме 
жалкой  пенсии  по  инвалидности,  мне  ни  чего  не  грозило.  С  такими 
тяжёлыми  мыслями,  прошло  ещё  пару  месяцев.  И  вот  однажды,  пришла 
очередная  беда:  у  моей  средней  дочери  обнаружили  туберкулому.  Она 
родила  ребёнка,  и  у  неё  ослаб  иммунитет.  Нужна  была  госпитализация,  и 
операция.  Теперь,  я  оббивала  пороги  больничных  кабинетов  с  просьбой 
взять её в нашу клинику. Тут лежала я, и могла ей помочь встать на ноги. И 
её  взяли!  И  два  тяжёлых  месяца  я  морально  готовила  её  к  предстоящему 
испытанию,  заставляя  взглянуть  на  мир  теперь  уже  своими  глазами. 
Бедная  девочка  была  совершенно  раздавлена.  Её  уволили  с  работы,  и 
бросил  муж,  с  которым  ещё  год  назад  она  венчалась  в  церкви.  В  каждом 
сельском магазине обсуждалась эта новость. При этом родной отец сделал 
вид, что совсем её не знает, и знать не хочет. Он не поддержал её ни словом, 
ни деньгами. Куда ей было идти после клиники, не знала ни она, ни я. Она 
покинет  клинику,  а  я  ещё  буду  здесь.  Как  она  справится  без  меня,  с 
младенцем  на  руках,  и  без  гроша  в  кармане?  Но  и  выбора  у  нас  тоже  не 
было. Она должна была вернуться в дом отца, если его можно так назвать. А 
через три месяца вернулась и я. 
Надо ли говорить, что квартира была поделена между моим мужем, и всеми 
нами  –  его  бывшей  семьёй.  Не  имея  других  средств  к  существованию,  мы  
вчетвером  жили  на  мою  пенсию  в  размере  1200руб.  Позже,  я  узнала,  что 
моей  дочери  тоже  должны  были  выплачивать  небольшие  деньги,  так  как 
она не могла работать, имея на руках ребёнка в возрасте до года. Но тогда, 

73 
г
олезнью сына. 
 
У мальчика был нервный срыв. Ночами и он, и я думали об одном и 
том же. Только я решала, как его вытянуть из беды, а он сам себя медленно, 
но  верно  погружал  в  небытие.  Теперь  я  ежедневно  должна  была 
доказывать  ему,  что  всё  можно  изменить.  Он  же  смотрел  на  меня 
скептически,  горько  ухмылялся,  и  как  ребёнку  объяснял  мне  на  пальцах, 
что его жизнь сломана, и надо посмотреть правде в глаза – жить  осталось 
родному брату, что не позволили нам сесть на паперть с протянутой рукой.  
Нас с дочерью развели с мужьями почти одновременно. И теперь, мы хотя 
бы могли надеяться на алименты детям. Однако прошёл почти год, прежде 
чем я получила первые жалкие рубли от отца своего сына. На счёт дочери 
не поступило ни рубля. Зять предпочитал не работать. А если работал, то не 
дольше  пары  месяцев  на  одном  месте.  Как  говорится,  бумаги  за  ним  не 
спевал
у
и. 
 
Спустя год, мой бывший муж, наконец‐то, собрал свои вещи и, не без 
моего давления, уехал жить в город к своей маме. Следом за этим наступил 
период морального облегчения. Если кому‐то не понятно, почему он уехал 
из  своей  квартиры,  сообщаю,  что  это  была  не  его  квартира,  а  служебная. 
Принадлежала,  и  сейчас  принадлежит  местному  сельскому  совету.  Вот  в 
ней‐то  мы  и  живём  по  сей  день,  надеясь,  что  однажды  у  нас  будет  свой 
собственный уютный дом. 
 
А в то время, мы сделали ремонт, и за первые два года купили в дом 
недорогую,  но  мебель.  Дочь  устроилась  работать  в  городе,  я  сидела  с 
ребёнком,  и  занималась  огородом,  сын  учился  в  школе.  Теперь,  мы  сами 
покупали дрова, и уголь. Оказывается, если дом топить серьёзно, то в нём 
будет тепло. Мой бывший муж так и не узнал об этом. Вскоре, дочь вышла 
замуж  за  городского  парня  и  уехала  к  нему.  Теперь  и  у  меня  появилась 
возможность  поискать  работу  и  подумать  и  о  своей  жизни,  и  о  сыне.  И 
только‐только мы начали строить планы на жизнь, как опять пришла беда, 
откуда  не  ждали.  Сын  проходил  медкомиссию  в  военкомате,  и  у  него 
обнаружили  туберкулёз.  Это  был  страшный  удар  и  для  него,  и  для  меня. 
Парень заканчивал одиннадцатый класс, и только‐только сдал экзамены в 
ельхоз
с
институт. 
 
Никогда не забуду тот день, когда я усадила его перед собой, и как 
могла, попыталась смягчить эту ужасную новость заранее понимая, что это 
не  в  моих  силах.  Как  кровь  отхлынула  от  его  лица,  и  я  приводила  его  в 
чувство  при  помощи  уксуса.  Нашатыря  у  меня  не  было.  И  не  было  слов, 
способных  придать  ему  сил.  И  не  было  ни  кого,  кто  мог  бы  придать  сил 
лично мне. Я сама должна была собраться и осмыслить всё произошедшее, 
понимая,  что  не  имею  права  ни  на  слёзы,  ни  на  истерику.  Я  как  будто 
попала  в  русскую  народную  сказку,  где  главная  героиня  произносит 
следующие слова: «Это была ещё не служба. Служба будет впереди». То есть 
самое тяжёлое испытание будет впереди. И вот оно, уже ухватило  меня за 
орло б

74 
с
 то, что я тебе скажу…» 
 
Я усадила сломленного парня на диван. Взяла стул и села напротив 
него. Я смотрела ему в глаза и говорила медленно и без остановки: «Смотри 
на меня и запомни: смерть тебе не грозит. Не грозит, потому что я рядом с 
тобой. Я всегда буду рядом с тобой. Теперь слушай очень внимательно… Ты 
будешь  прыгать  через  страшную  пропасть.  Я  возьму  тебя  за  руку  и  буду 
прыгать вместе с тобой. У нас нет другого выбора. На этой стороне у нас не 
осталось  ничего.  На  той  стороне‐  новая  жизнь  с  нуля.  С  этой  минуты  ты 
отвечаешь  не  только  за  себя,  но  и  за  меня.  Если  ты  не  справишься, 
погибнем оба. Ты больше не имеешь права ни на слабость, ни на трусость. 
Сегодня,  как  никогда,  от  тебя  потребуется  всё  твоё  мужество.  Ты  должен 
собраться. Должен! Я тебя люблю и хочу, чтобы ты жил! И ты будешь жить! 
Я  рядом  с  тобой,  и  я  знаю,  что  надо  делать.  Запомни  одно  правило: 
освободи  свою  голову  от  всех  вчерашних  суетных  мыслей,  и  планов.  Они 
до  понедельника.  Все  его  друзья  были  исключены  из  общения.  Он  боялся 
выйти  на  улицу.  И  если  кто‐то  появлялся  в  поле  его  зрения,  он  тут  же 
уходил в дом. Мне пришлось забрать его из школы, потому что учителями 
была  поднята  шумиха  на  всю  школу  и  теперь  все,  включая  и  самих 
учителей,  смотрели  на  него  как  на  прокажённого.  Я  взрослый  человек  с 
закалённым характером, но и мне было трудно переносить косые взгляды. 
Представьте себе состояние подростка в его шестнадцать переломных лет. 
А  если  учесть,  что  он  очень  чувствителен  и  эмоционален,  не  стоит  и 
говорить, что у него пошёл стремительный процесс в лёгких. Не прошло и 
месяца,  как  меня  предупредили,  что  результат  будет  трагический. 
Предлагали  положить  его  в  районную  больницу  для  тубёркулёзников.  Но 
это была не та больница, где он мог бы поправиться. Один её вид, наводил 
на скорбные мысли. А он и без того был в полном отчаянии. Парень погибал 
на моих глазах и нужна была решительная встряска. Надо было принимать 
какое‐то  решение.  Теперь  я  решала  страшную  дилемму:  отдать  ли  его  в 
клинику,  или  лечить  самой,  дома,  как  знаю  и  как  умею?  А  если  сама  же  и 
погублю?  Для  матери  нет  более  мучительного  выбора,  чем  выбор  менее 
мучительной  гибели  для  своего  ребёнка.  А  дома  обстановка  была  как  на 
вулкане.  После  каждого  очередного  конфликта  с  сыном  я  уходила  в  лес  и 
там давала волю слезам. Я не плакала, я кричала и рыдала, умоляя небеса 
дать  мне  сил  и  вразумить  меня,  что  же  надо  делать?  Дома  я  не  могла 
плакать,  понимая,  что  сын  предвзято  относится  к  каждому  моему  слову  и 
пристально  наблюдает  за  поведением.  Я  жила  в  постоянном  напряжении. 
Никакого  расслабления,  никаких  слёз,  никакой  жалости  ни  к  себе,  ни  к 
нему. Наконец, после очередной его истерики, я впервые в жизни  ударила 
его по лицу раз, другой, третий! Он оторопело уставился на меня, готовый 
вот‐вот взорваться слезами обиды. И тогда я крепко прижала его  к себе и 
тихо, как могла, спокойно произнесла ему на ухо: «Тихо!..Тихо… Забудь, что 
было ещё вчера, забудь, о чём мечтал… Забудь обо всех, кто ещё вчера был с 
тобой рядом. Всё, что было ещё вчера, больше не существует… Есть только 
ты,  я,  и  наша  проблема…  Сейчас,  ты  молча  сядешь  на  диван,  и  будешь 
лушать

останутся здесь. Они слишком тяжелы для нашего прыжка. С сегодняшнего 
дня ты будешь как новорождённый младенец. Я буду думать за тебя, а ты 
будешь учиться тому, что я тебе скажу. Постепенно, ты начнёшь сжиматься 
до  состояния  сильно  сжатой  пружины,  которая  даст  тебе  возможность 
перемахнуть  пропасть.  Ты  должен  стать  сильной  и  очень  крепкой 
пружиной,  слабая  и  тонкая  обречена.  Сейчас  ты  пойдёшь  и  ляжешь  в 
постель.  Больше  у  тебя  нет  никаких  забот  и  никаких  проблем.  Ты  будешь 
сладко  спать.  Ты  будешь  спать  много  и  долго,  пока  однажды,  не 
почувствуешь, что выспался. С этой минуты ты начнёшь поправляться. Ты 
больше  не  будешь  смотреть  агрессивные  и  мрачные  фильмы.  Я  сама 
подберу  тебе  репертуар.  А  первая  книга,  которую  ты  прочтёшь,  будет 
называться «Любовь к жизни» Джека Лондона. Я не отдам тебя в больницу.  
 сама з
Я
наю, что надо делать». 
 
Поразительно,  но  как  только  я  это  произнесла,  у  меня  появилось 
ощущение,  что  я  навела  порядок  и  в  его,  и  в  своей  душе.  Как  будто 
разложила  всё  по  полочкам.  Мы  успокоились.  Теперь  наше  общение 
приобретёт  характер  будничной,  деловитой  доброжелательности.  Уже  на 
другой  день  я  поехала  к  врачу.  Я  отказалась  от  больницы  и  взяла  чёткие 
рекомендации по уходу за больным тубёркулёзом. Запаслась лекарствами, 
 начал
о
и
а лечить своег  сына сама. 
 
Была  ранняя  весна,  и  я  обратила  свой  взор  на  лекарственные 
растения. Теперь я ежедневно уходила утром в лес за свежими травами. Их 
я заваривала, каждый раз давая сыну свежий отвар. Избыток трав я сушила 
впрок.  Я  безжалостно  будила  сына  в  шесть  часов  утра.  Кормила,  поила 
отварами,  пичкала  препаратами  и  уколами.  Когда  он  просто  дурел  от 
лекарств, и измученный тошнотой и рвотой еле‐еле двигался по стеночке 
до  кровати,  я  ездила  в  больницу  и  меняла  препараты  на  другие,  более 
переносимые. Я вела журнал приёма лекарств, и записывала реакцию сына 
а тот, и
н
ли иной препарат. 
 
Постепенно  парень  привык  к  одиночеству  в  пространстве  нашей 
квартиры и уже не тяготился им. У него появилось много новых занятий, к 
которым, ещё вчера он бы не проявил никакого интереса. Вместе с ним, мы 
пересмотрели все старые классические фильмы и читали книги, в которых 
авторам было, что сказать. У парня появились философские мысли на тему: 
зачем  мы  живём?  И  почему  живём  так,  а  не  иначе?  А  следом  за  этим, 
появились и философские стихи. Изменилось и его поведение. Из резкого, 
подростка,  он  стал  спокойным  и  по‐взрослому  рассудительным.  Некогда 
бесшабашный,  суматошный  взгляд  стал  задумчивым,  внимательным,  и 
мягким по‐девичьи. Теперь по глазам можно было читать и гнев, и радость, 
и  иронию,  и  вопросы.  Если  раньше  он  гонял  кота,  который  вечно  его 
раздражал,  то  теперь  кот  стал  его  постоянным  другом  и  предметом 
наблюдения в плане: как получать удовольствие от жизни. 
75 

76 
с
? 
 
К  моему  большому  сожалению,  сын  бросил  институт.  И  вот  уже 
почти три года работает на тяжёлом производстве. Но только в этом году 
решился  поступать  учиться  в  медколледж.  И  я  уверена,  что  из  него 
получится хороший врач. Теперь он знает цену жизни, данной Богом. А это 
его  любимая  фраза:  «После  тубёркулёза,  жизнь  только  начинается!».  Моя 
 
Прошло  долгих  пять  месяцев.  За  это  время  не  раз,  и  не  два  меня 
просили  отдать  парня  в  больницу.  Ибо  сама  я  выглядела  не  лучшим 
образом. Сказывалась усталость, слёзы и горькие мысли по ночам. Наконец, 
пришёл  день,  когда  мы  поехали  в  больницу  делать  первые  снимки,  после 
домашнего  лечения.  Надо  сказать,  что  за  это  время  парень  посвежел  и 
обмо
неплохо поправился. Пока ждали результата, я была на грани 
рока… 
 
Результаты  превзошли  все  ожидания!  Врачи  были  удивлены,  не 
меньше  моего.  И  впервые  сын  посмотрел  на  меня  с  уважением,  как  на 
человека, способного сделать что‐то реальное. Он поверил моим словам: «Я 
знаю,  что  надо  делать!»  Это  был  не  просто  день,  это  был  наш  маленький 
раздни
п
к. 
 
Далее,  мы  продолжали  лечение  с  уверенностью  в  дне  завтрашнем. 
Ещё через пару дней я съездила в сельхозинститут и привезла результаты 
сдачи  экзаменов.  Он  был  принят  в  институт  в  пятёрке  лучших  ребят.  И 
стоит  ли  говорить,  что  эта  прекрасная  новость  подарила  ему  очередные 
крылья  и  стимул  для  дальнейшего  лечения.  В  одночасье  наша  жизнь 
изменилась  в  лучшую  сторону!  Пройдёт  ещё  три  месяца,  прежде  мы 
услышим слова врачей: «Вы здоровы!». Впереди нас ожидали долгие годы, 
когда  мы  стояли  на  учёте  в  тубдиспансере,  и  дважды  в  год  проходили 
медкомиссию.  Каждый  раз  замирая  в  ожидании  результатов,  пока  мы, 
наконец, привыкнем к пониманию, что мы здоровы, и нас снимут с учёта. 
Но это будет потом. Обязательно будет! Ибо в те тяжёлые дни и месяцы мы 
не  струсили  и  не  поставили  крест  на  своей  жизни.  Мы  взялись  за  руки,  и 
перемахнули пропасть небытия, ради завтрашнего нового дня! И теперь я 
точно  знаю,  что  «Смелым  помогает  Бог!».  Помните  об  этом,  друзья  мои,  и 
ещё о том, что только Бог знает, как из осколков сделать совершенство! И 
им же будет выбран соответствующий инструмент для нашей обработки. В 
данном  случае,  это  был  смертельный  недуг  туберкулёза.  Видимо,  по  ‐ 
другому нас встряхнуть не удавалось.    
 
Туберкулёз  называют  болезнью,  пожирающей  тело.  Мне  довелось 
трижды  скрестить  с  ним  мечи.  И  я  сделала  вывод:  эта  болезнь  пожирает 
тело,  оголяя  душу.  И  если  душа  не  убогая,  а  сильная  и  свободная,  то  с 
человеком  происходят  сказочные  метаморфозы,  когда  его  душа  уже  не  в 
его  теле,  а  его  тело  согрето  душой.  Повторюсь,  нужна  эволюция  вашего 
знани
со
я. И это верный признак вашего выздоровления.  
 
Время  бежит  очень  быстро.  Как  же  изменилась  наша  жизнь 
егодня

77 
смертью…. 
 
Жизнь  свела  нас  таким странным  способом. Позже,  я  узнала, что  у 
нас  с  ним  есть  и  общие  друзья,  и  общие  интересы,  и  даже  литературное 
хобби!  И  родился  он  в  шестидесятом  году,  в  июле  месяце.  В  этом  году 
именно он помог мне прекрасно выступить на литературном конкурсе, где 
дочь,  та,  что  перенесла  операцию  и  развод  с  мужем,  родила  второго 
ребёнка,  и  совершенно  засахарилась  в  море  материнской  любви,  и 
нежности. 
Что же касается меня, то здесь тоже рано ставить точку. В самые тяжёлые 
для меня минуты, я взялась за перо и бумагу. За это время у меня написано 
много  интересных  вещей,  основанных  на  вчерашних  снах  и  ощущениях.  
Сын  говорит,  что  я  как  Хичкок,  балансирую  на  грани  вымысла  и 
реальности. Ему и в голову не приходит, что мои вымыслы для меня также 
реальны.  Ещё  там,  в  клинике,  я  написала  повесть  о  людях  больных 
тубёркулёзом.  И  сегодня,  она  впервые  вышла  в  свет  на  страницах  нашей 
районной газеты. Из никому не известной домохозяйки, я стала публичным 
человеком.  Меня  знают  и  в  нашем  районе,  и  в  нашем  городе.  Я  работаю  у 
нас  в  селе  социальным  работником.  Восемь  лет  живу  одна,  но  не  теряю 
надежды найти близкого мне человека. Поняв цену жизни, я изменилась и 
сама.  Может  быть  поэтому,  я,  в  свои  пятьдесят  лет,  выгляжу  лет  на 
тридцать. И опять, как когда‐то в клинике, у меня несоответствие возраста 
и  внешнего  вида.  На  работе  меня  зовут  моделью  и  шутят,  что  я  утратила 
информацию  на  старость.  Видели  бы  они  меня  в  клинике.  Сегодня  я  несу 
крест  талантливой  и  красивой  женщины,  и  думаю,  что  именно  он  во 
многом  лишает  меня  личной  жизни.  Думаю,  мужчины  меня  побаиваются. 
Однако я научилась ценить свою жизнь за её непредсказуемость. Год назад 
со  мной  произошло  потрясающее  событие:  я  встретила  того,  кого  искала 
долгие  годы,  и  кого  знала  как  сэра  Артура  Катерхема.  Этой  истории  я 
вообще не нахожу никакого объяснения! 
 
Это  лицо,  этот  голос  и  эту  внешность  я  непроизвольно  искала  все 
эти  годы.  Он  должен  был  рождён  в  шестидесятом  году,  в  июле  месяце.  И 
однажды,  отчаявшись,  я  имела  неосторожность  сказать  перед  иконой 
Божьей  матери,  что  хватит  жить  иллюзорными  фантазиями.  Надо  жить 
реальной жизнью. Видимо, такого человека нет, и быть не может.  Но всей 
душой  не  желая  отпускать  красивую  сказку,  я  обратилась  к  иконе  со 
следующими словами: «Если я действительно та самая Эвелин, найди мне 
его, матушка, найди! Я полагаюсь на тебя. И, клянусь, не пожалею об этой 
встрече!» 
 
Я столкнулась с ним ровно через два месяца. И моей первой фразой 
были слова: «Этого не может быть!»… Однако никто из нас не может забыть 
лицо дорогого нам человека. Это был ОН! Его лицо, его голос, его походка… 
Два месяца, там во сне, я бегала к нему на свидание… Два месяца…. На этом 
лице я знала каждую чёрточку. И потом там, в его замке…между жизнью и 

я  получила  первое  место.  Позже,  мы  ездили  на  юбилей  наших  общих 
друзей,  где  нас  назвали  самой  красивой  парой  этого  вечера.  А  одна 
женщина  сказала,  что  мы  две  картиночки  с  одного  журнала,  подтверждая 
его собственный вывод, что мы с ним «одного поля ягоды». Если бы он ещё 
знал:  с  какого  поля!..  Вот  и  как  тут  разделить  быль  и  сказку?  Когда  я  об 
этом думаю, то понимаю одно: мы ничего не знаем, ни о нашей жизни, ни о 
нашей  смерти,  ни  об  устройстве  нашей  Вселенной.  Я  не  учёный,  я  просто 
женщина.  И  я  просто  живу,  и  принимаю  этот  удивительный  мир  таким, 
каков  он  есть,  не  пытаясь  дать  ему  логическое  объяснение.  Я  благодарю 
Бога  за  то,  что  могу  видеть  лица  близких  мне  людей  и  делить  с  ними  и 
радость, и печаль. Что могу писать свои книги, и надеяться, что однажды их 
будут читать другие люди. Я желаю здоровья и покоя семье «Лорда Артура 
Катерхема», ибо у нас разные судьбы. Но буду надеяться, что на том, другом 
свете, в том, в другом измерении, мы всё же станем самой красивой парой. 
 
А  каждому  из  вас,  попавшему  в  сети  тяжёлого  недуга,  я  желаю 
терпения,  уверенности,  настойчивости  и  нечеловеческого  мужества! 
Туберкулёз  не  терпит  слабых  духом.  Помните,  за  всё  приходится  платить. 
Так неужели, за трусость платить легче, чем за мужество? Я хочу, чтобы вы 
обрели здоровье, как обрела его я и моя семья. И это не только физическое 
здоровье, но и нравственное. Научитесь ценить собственное здоровье! И не 
вздумайте  ставить  на  себе  крест!  Помните,  что  в  мире  нашего  Творца, 
возможно  всё!  И  только  неуёмное  желание  познать  масштабность  его  
творчества  приносит  в  нашу  жизнь  совершенно  мистическую 
непредсказуемость. Любите друг друга, помогайте друг другу. Не  пускайте 
в  себя  ни  ужас  ситуации,  ни  страх  смерти.  Но  если  почувствуете 
неуверенность,  выходите  на  улицу,  и,  повернувшись  к  солнцу,  вдохните  в 
себя  солнечный  свет.  Почувствуйте  его  тепло  внутри  себя.  Оно  выжигает 
весь  негатив  дотла!  Поверьте,  вы  на  пороге  удивительного,  дарующего 
жизнь  и  здоровье!  Помните,  мы  ничего  не  знаем  о  мире  нашего  Творца, 
таком прекрасном и таком необъяснимом! Да хранит ВАС Бог! 
                                                    С любовью, и уважением ‐  Л‐я Людмила. 
         
 
 
 
 
 
 
 
 
78 

жүктеу/скачать 0,93 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: