Добро пожаловать в Слизерин

13. Так хотели звёзды.
Сидя на полу перед камином в своей комнате, Юнги никак не может перестать 
улыбаться. Кажется, он сошёл с ума или это просто нервы ни к чёрту. 
Разглядывая языки пламени, слизеринец размышляет о том, что никак не может 
его возненавидеть. А ведь сколько проблем из-за этого чёртового огня, но Юнги 
всё равно тянется к нему своей сутью, своей магией, своей анимагической 
формой. Потому что красиво и завораживающе, потому что тепло, обжигающе 
тепло, потому что языки пламени танцуют, и Юнги кажется, что сейчас те 
покинут пределы камина, чтобы окружить его в кольцо. Как Фролло из «Собора 
Парижской Богоматери» видел в пламени танцующую Эсмеральду, зовущую к 
себе, так Юнги видит в огненных всполохах лучащиеся весельем глаза Чимина и 
его солнечную широкую улыбку.
«Хён, я не понимаю вот это заклинание».
«Эй, это были мои конфеты!».
«Могу я остаться у тебя?».
«Эй, Юнги-хён, хватит ворчать!».
Голос Чимина звучит в голове, а перед глазами мальчишка дует губы и строит 
щенячьи глазки. Весь такой наивный, смущённый и чертовски милый. Юнги 
мечтал где-то очень глубоко в душе заботиться о парне, мечтал быть с ним 
всегда рядом, хотел быть причиной чужого смеха и счастливых улыбок. А теперь 
хочется бежать от него на край света, потому что во всех бедах, которые 
случаются с Чимином, виноват только Юнги.
- Эй, Юнги… Как ты?
Негромкий голос за спиной и рука, опустившаяся на плечо. Намджун как всегда 
пришёл бесшумно, сел рядом так близко, что плечи соприкасаются. Это 
незримая поддержка, которая Юнги не нужна, потому что он не ломается. Он 
сломан. 
- Знаешь, я впервые так ждал своего дня рождения. Никогда не любил этот 
праздник, ведь вся его суть в том, что меня поздравляли с тем, что я на ещё 
один шаг приблизился к тому свету. Мать всегда устраивала пышный праздник, 
на котором мне приходилось буквально работать. Петь, играть на рояле, читать 
стихи, танцевать с многочисленными дамами, которым я в живот дышал. Потом, 
когда подрос, в грудь, отчего было так неловко. Когда стал ещё старше, то 
просто смог сбегать, хотя и получал потом знатно. Я терпел лишь ради Юнджи, 
которая так любила хвастаться своими нарядными платьями. Впервые я ждал 
этот праздник, потому что знал – всё будет отлично. Что матери не будет, она в 
Италии, что сестра не будет доставать нравоучениями. Только я и мои друзья. И 
Чимин, которому я собирался признаться в своих чувствах.
- Юнги, ты же понимаешь, что ты не…
- Виноват. Все его беды лишь из-за меня. Даже когда я понадеялся, что праздник 
пройдёт отлично, судьба словно издеваясь, сотворила с ним подобное. Как бы 
144/173

крича «знай своё место, Юнги, ты не можешь быть счастлив». Но почему, делая 
меня несчастным, эта старая кошёлка причиняет боль моим близким и дорогим 
людям? 
- Это не так.
Обняв парня за плечи, Намджун притянул его голову к себе на плечо, чуть 
разворачиваясь, чтобы было удобнее держать совершенно потерянного друга в 
объятиях.
- Ты ни в чём не виноват. Напротив, ты помог ему, очень сильно помог. Ты 
поддерживал и защищал, радовал и помогал, оберегал и наставлял. Ты дарил 
ему свою заботу и нежность, улыбки и шутливое ворчание, от которого он 
почему-то всегда приходил в восторг. Ты помог ему встать на ноги, Юнги. Не 
вини себя, потому что твоей вины здесь нет.
- А кто тогда виноват, Намджун? Кто?
Вопрос, который остаётся без ответа. Какое-то время оба молчат, а после Ким 
отстраняется, тяжело выдыхая. Ему неприятно поднимать эту тему, реакция 
друга может быть непредсказуемой, но всё же нужно расставить все точки над 
«i».
- Мы с Сокджином подслушали разговор директора. Не знаю, почему они 
разговаривали в холле, а не в кабинете, почему не наложили заглушающее. 
Может быть из-за того, что было очень поздно, все должны были быть в своих 
постелях. Джин мне патронуса отправил, заявил, что хочет на кухню наведаться, 
а одному лениво из постели вылезать, вот и потащил меня за собой. С 
директором был начальник аврората и следователь по этому делу. Хосок не 
причём, Юнги. В тот вечер он отправился домой, к матери. Через камин 
директора. У них был какой-то неожиданный званый ужин, на котором должны 
были присутствовать наследники. Чонгук тоже отправился с ним. Ты, наверное, 
не вспомнишь, но его на ужине уже не было. Их обоих директор выпроводил 
почти сразу после обеда. 
Отпустив резко дёрнувшегося в сторону друга, Намджун в очередной раз 
глубоко вдохнул, шумно выдыхая после. Он видел нервную дрожь чужих плеч, 
видел стеклянный взгляд, видел вцепившиеся в колени до побелевших костяшек 
пальцы. Зная о том, что именно на Хосока Юнги подумал в первую очередь, 
когда смог здраво мыслить, Намджун был просто обязан уберечь того от 
необдуманных поступков на поводу эмоций.
- Они весь вечер были вместе, Чонгук клянётся, что Хосок никуда не отлучался. 
Более того, он напился и в результате с подначки Чонгука решил доказать, что 
ему нипочём искупаться в их пруду. Он слёг с температурой под сорок, а ты же 
знаешь, на него плохо всякие лечебные зелья действуют, он в горячке ещё 
неделю метался. А теперь вот шугается от тебя по углам, потому что знает, что 
не виноват, но при этом уверен, что ты его при первой же возможности 
придушишь.
Тихий смешок потонул в ледяном взгляде развернувшегося Юнги, который 
шутку не оценил.
- Я знаю, что он не виноват, Чонгук уже приходил до тебя и несколько раз меня в 
145/173

этом убеждал. Говорил, что пусть Хосок и тот ещё больной на голову мудак, но 
для убийства у него кишка тонка. Барьер был воздвигнут невербально, никто не 
знает, когда и зачем. Отчего-то мне кажется, что Хосок как раз-таки всё это и 
замышлял, да только мать так не вовремя домой выдернула. И пусть он не 
дошёл до конца, какими бы ни были причины его относительной невиновности, я 
всё равно уже всё для себя решил.
Поднявшись на ноги, Юнги отошёл к письменному столу и выдвинул один из 
ящиков, доставая оттуда фиал с болотно-коричневого цвета жижей. Намджун 
сразу узнал, что это за зелье. Разумеется, ведь он был если не самым умным в 
Хогвартсе, то точно самым умным в Слизерине. Только одно единственное зелье, 
тёмномагическое и запрещённое законом, имеет подобный цвет. За 
использование этого зелья отправляют прямиком в Азкабан, потому что эта 
дрянь нарушает так называемую свободу воли человека. Каждый сам плетёт 
свою судьбу, вмешиваться в это запрещено. Тройка запрещённых заклинаний 
потому и запрещена, что никто не имеет права принуждать, причинять боль 
другому или отнимать жизнь. Список же зелий, запрещённых законом, намного 
больше трёх пунктов. С учётом того, как часто придумывают всё более и более 
смертоносные и быстродейственные яды, Намджун порой удивлялся, как 
Министерство успевает всё отслеживать.
- Ты с ума сошёл. Где ты его вообще достал? Неужели сварил? – побледневшими 
губами прошептал Намджун, поднимаясь с пола.
- Хотел сначала, даже прикинул, у кого смогу найти рецепт. Вот только сроки 
поджимали, а потому я просто на прошлых выходных отправился в Лютный 
переулок. В небезызвестном тебе «Горбин и Бэркес» я и приобрёл эту 
прекрасную лечебную настойку.
- Юнги, это не лечебная настойка, ты же зна…
- Нет, Намджун.
Сверкнув коротко поблекшими глазами, Юнги осмотрел друга с ног до головы, а 
после перевёл взгляд на пузырёк в руке.
- Это лекарство. Лекарство, которое избавит Хосока от помутнения рассудка. 
Лекарство, которое избавит меня от необходимости его убить, чтобы в будущем 
быть уверенным, что никому из моих близких не угрожает опасность лишь 
потому, что они пожали мне руку или задержали свой взгляд на мне дольше 
положенного. Это лекарство, которое почти спасёт мир. 
- Это зелье легко обнаружить в крови. Ты же знаешь, - ещё раз попытался 
Намджун.
Да только бесполезно. Усмехнувшись, Юнги вернул зелье обратно в ящик, 
задвигая тот на место и опираясь бедром о столешницу. Взлохматив волосы, 
парень улыбнулся снова, вскидывая взгляд на друга.
- Да, легко. Вот только кто будет его искать?
Намджун не ответил, зная, что проиграл в этом споре. Впрочем, он соврёт, если 
скажет, что не думал о таком варианте, если скажет, что где-то в глубине души 
не поддерживает Юнги в его решении. Хосок совсем свихнулся на почве своих 
146/173

чувств, кто знает, как далеко он зайдёт в следующий раз. Пусть сейчас он не 
виноват, но Юнги насчёт барьера прав. Невозможно отследить время его 
установления, Хоуп вполне себе мог сделать это заранее, пока никого рядом не 
было. Тем более, заработавшие в эту сторону мозги быстро подсказали 
примерный план чужих действий. Чимина было бы легко заманить в живой 
уголок, там ведь его черепашки находились. Вот только всё равно Намджун 
отказывался верить, что их друг, пусть и бывший, их товарищ, их однокурсник 
мог опуститься до подобного.
- Хорошо, я не буду спорить. Вообще-то я и пришёл к тебе по другому поводу. Ты 
ведь знаешь, что Чимина перевели уже к нам? Не хочешь сходить и…
- Нет. Нет… Не хочу видеть его, не хочу видеть, что с ним стало из-за меня. Не 
заставляй меня, Намджун. Если я увижу его, то кто-то пострадает…
Намджун не стал спрашивать, кто, потому что и так было ясно. Хосок не зря от 
Юнги всё же прячется. Поэтому парень лишь кивнул и покинул чужую комнату. 
Постояв какое-то время, Юнги снова устроился возле камина по-турецки. 
Чимин выжил. В панике Юнги казалось, что парень мёртв, но это было не так. 
Дыхание его только остановилось, а сердце билось, хотя и слабо. Магия, как 
могла, защищала своего хозяина коконом, оберегая, как маленького 
беспомощного ребёнка. Такое часто бывает у детей, когда магия только 
просыпается, и пусть Чимину шестнадцать, но магия в нём чувствовала, что он 
беспомощен, а потому пришла на помощь. Как только Чимина смогли выдрать из 
хватки Юнги, то тут же отправили в Мунго. Там о парне позаботились, заставили 
снова лёгкие работать, очищая их от наполнявшего ядовитого дыма, заставили 
сердце снова биться уверенно, а после погрузили в кому. У Чимина огромные 
ожоги на лице, руках, на теле. Живого места почти нет, огонь знатно 
постарался, и Юнги предпочитал не думать о том, что было бы, если бы он не 
успел, если бы магия истончилась раньше его прихода, если бы саламандры 
смогли бы заползти на Чимина. Пак сгорел бы заживо.
В Мунго Чимина продержали чуть больше двух недель, пока его состояние не 
стабилизировалось и не зажили ожоги и порезы от стекла на лице. 
Единственное, на что хватило Юнги, так это дать доступ к своему счёту в банке, 
чтобы медики сделали всё, что в их силах, чтобы не осталось уродливых 
шрамов, чтобы полюбившиеся Мину мягкие щёчки Чимина остались такими же 
мягкими, а не покрытыми грубыми уродливыми бугрящимися рубцами. Потом 
Юнги не помнил точно, что происходило. Кажется, у него был срыв, после 
которого он валялся в Больничном Крыле. А после все чувства словно 
выключились.
Юнги игнорировал чужие косые взгляды, игнорировал слова поддержки от 
друзей, их ненавязчивые объятия и прикосновения, чтобы показать, что он не 
один на один со своим горем и виной. Он всё так же ходил на занятия, срывался 
от души на нарушителях порядка, стал ещё более жесток к своему факультету. 
От него снова шарахались, под его взглядом вновь начали запинаться и 
заикаться. Юнги вернулся к тому, каким был до появления Чимина. На выходных 
он действительно выбрался в Лютный. Вообще-то он не планировал покупать 
зелье, дожидающееся часа в его столе, просто так вышло. Ему всего лишь 
нужен был один ингредиент для экзаменационного зелья, за которым он и 
отправился, а зелье само попалось ему на глаза. План созрел быстро, звонкие 
галеоны посыпались на потёртый прилавок, а фиал отправился в карман. 
147/173

Лишь единственный раз он вновь дал волю слезам. Разумеется, наедине с собой, 
но кто бы знал, как сложно ему было держаться, когда в одном из коридоров его 
перехватил Тэхён. Мямля и запинаясь, гриффиндорец объяснил, что этот пакет 
он нашёл в теплице, когда помогал там в порядок всё привести, и что тот, 
скорее всего, был оставлен Чимином. А в пакете подарок, завёрнутый в 
красивую изумрудную бумагу и коробка любимых конфет. И открытка ещё 
магическая, с красивым видом на единорога, гарцующего на поляне. 

жүктеу/скачать 0,85 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: