Компас сердца

угрозу как для матери, так и для ребенка. В то утро я был на дежурстве
и,  когда  Ноэль  поступила,  делал  обход  больных.  Акушера  сразу  же
вызвали,  однако  он  еще  не  успел  добраться  до  больницы,  когда
пациентка внезапно потеряла сознание.
К  тому  времени  как  я  подошел,  ей  провели  интубацию  и  начали
делать компьютерную томограмму мозга. В процессе сканирования все
показатели  жизнедеятельности  сходили  с  ума,  а  давление  было
чрезвычайно нестабильным. Взглянув на томограмму, я увидел на месте
мозгового  ствола  сплошную  кровь
[17]
.  Ноэль  перенесла  обширное
интрапаренхиматозное  кровоизлияние,  после  чего  люди  обычно  не
поправляются. Мы приступили к реанимационным мероприятиям прямо
в кабинете компьютерной томографии, но я не питал особой надежды на
успех,  так  как  отсутствовали  рефлексы  мозгового  ствола  –  те
непроизвольные движения, которые наблюдаются, когда мозговой ствол
функционирует должным образом. Зрачки женщины были расширены и
не двигались. Она ни на что не реагировала.
Тело Ноэль оставалось живым, однако мозг ее умер.
Я  назначил  лекарства  для  поддержания  кровяного  давления  в
пределах  нормы  и  позвонил  в  операционную,  чтобы  там  все
подготовили.
–  Вызовите  акушера,  –  крикнул  я  медсестрам.  –  Роды  нужно
принять немедленно, иначе ребенок умрет.
Я  бежал  по  коридору  рядом  с  каталкой,  моля  бога  о  том,  чтобы
акушер  поскорее  объявился.  Операционная  бригада  подготовилась  к
экстренному кесареву сечению быстро. Когда мы вкатили пациентку в
операционную,  педиатр  уже  был  на  месте,  а  вот  акушер  по-прежнему
отсутствовал. Кровяное давление Ноэль начало стремительно падать, а
сердечный ритм становился все более неровным
[18]
. Внезапно я заметил,
что  все  смотрят  на  меня.  Время  было  на  исходе.  Последний  раз  я
пробовал  себя  в  роли  акушера  двадцать  лет  назад,  будучи  интерном,
однако  других  хирургов  в  операционной  не  было.  Если  я  ничего  не
предприму, ребенок погибнет.
Сомневаться  было  некогда:  надо  было  срочно  делать  кесарево
сечение  и  спасать  малыша.  Мозг  Ноэль  умер.  Долго  поддерживать  ее
кровяное давление мы не сможем.
Мы поместили Ноэль на операционный стол. Анестезиолог быстро
ввел  наркоз,  а  я  спешно  подготовил  пациентку  к  операции.  Еще  раз  я

осмотрелся  по  сторонам,  надеясь,  что  в  последнюю  секунду  зайдет
акушер.  Внезапно  сердце  Ноэль  начало  пропускать  удары  под
характерный писк электрокардиографа. Анестезиолог произнес:
– Давление падает. Препараты больше не помогают. Сделайте что-
нибудь.
На  лбу  у  меня  проступила  испарина,  а  дыхание  участилось.  Я
почувствовал страх. Тогда я закрыл глаза и принялся медленно дышать.
Вдох-выдох,  вдох-выдох.  Я  снова  вернулся  в  лавку  чудес.  Я  взял
скальпель и разрезал ткани живота, а затем матку. Погрузив руки в тело
Ноэль, я извлек оттуда ребенка. На его лбу виднелся крохотный порез
от  скальпеля,  однако  в  остальном  он  был  жив  и  здоров.  Я  протянул
малыша педиатру, перерезал и пережал пуповину и зашил живот.
Сердце пациентки перестало биться через считаные секунды после
того, как ребенок родился.
Сложно  радоваться  рождению,  когда  оплакиваешь
смерть, но разве не к этому в конечном счете сводится наша
жизнь?
На  медицинском  факультете  не  учат,  как  сообщить  мужу  и  двум
маленьким  детям,  что  их  любимой  жены  и  матери  больше  нет.  Как  и
любой человек, врач не может не чувствовать отголосков боли, которую
испытывают  родственники  пациента.  Скорбь,  злость,  отрицание  и
отчаяние накатывают волна за волной. Вот почему многие врачи просто
говорят: «Я сделал все, что было в моих силах. Сожалею» – и сразу же
уходят, оставляя раздавленных горем людей на попечение больничного
священника или другого сотрудника больницы. Не так-то легко сказать
мужу о том, что его жена умерла. Никакие слова сочувствия не облегчат
боль ребенка, который пока не может в полной мере осознать, что мама
никогда  больше  не  приготовит  бутерброд  с  арахисовым  маслом,  не
прочитает сказку на ночь, не поцелует и не обнимет после того, как он
упадет.
Я  отвел  мужа  Ноэль  в  сторону  и  рассказал,  что  произошло.  Он
закрыл глаза и разразился жутким плачем, в котором смешались боль и
отчаяние.  Мне  не  оставалось  ничего  другого,  кроме  как  обнять  его.
Дети,  увидев  отца  плачущим,  тоже  разрыдались.  Я  сделал  все
возможное,  чтобы  семья  Ноэль  смогла  оплакать  свою  утрату.  Я

порывался  сообщить  мужчине  о  младенце,  но  он  не  слышал  ничего,
кроме горькой правды о том, что его жены не стало.
Усевшись рядом с ними, я заметил крохотные пятна крови на своем
хирургическом костюме. Кровь Ноэль? Кровь со лба ребенка? Имело ли
это  какое-либо  значение?  Мы  рождаемся  и  умираем,  а  все,  что
происходит  между  этими  двумя  событиями,  кажется  настолько
случайным,  что  бросает  вызов  логике.  Единственное,  что  мы  можем
выбрать,  –  это  как  реагировать  на  каждый  бесценный  момент,
дарованный  нам.  В  тот  момент  не  было  ничего,  кроме  боли,  и  передо
мной  стоял  выбор  –  предложить  утешение  и  разделить  эту  боль  или
развернуться и уйти.
Я  остался,  хотя  и  не  помню,  надолго  ли.  В  любом  случае  я
поддержал этих людей как мог.
Мозг  Ноэль  умер,  и  все  функции  ее  организма  прекратились.
Однако  на  свет  появился  ее  сын,  чей  мозг  теперь  впитывал  реалии
окружающего  мира.  Еще  один  яркий  пример  вселенской
непредсказуемости  и  несправедливости.  Наш  жизненный  опыт,  наше
окружение  делают  нас  такими,  какие  мы  есть,  и  оставалось  лишь
надеяться,  что  семья  оправится  от  трагедии  и  малышу  не  придется
носить на себе невидимые шрамы, оставленные историей его рождения
и неожиданной смертью матери.
Эта  смерть  на  операционном  столе  была  не  первой  в  моей
практике, равно как не была она и последней. И я не впервые покидал
скорбящую семью, унося кровь на своей одежде.
Первый такой случай произошел, когда я учился в колледже, а та
семья была моей собственной.

жүктеу/скачать 1,04 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: