Компас сердца



Pdf көрінісі
бет31/59
Дата23.12.2021
өлшемі1,04 Mb.
#128323
түріКнига
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   59
Байланысты:
Джеймс Доти Компас сердца.- www.kitobz.com (2)

* * *
Узнав о том, что меня приняли в колледж, родители одновременно
и  обрадовались,  и  не  поверили  своим  ушам.  Я  говорил  им,  что  хочу
учиться дальше, но не думаю, что они всерьез рассчитывали, будто меня
могут  зачислить  в  колледж  и  я  покину  их.  День  моего  отъезда  уже
приближался,  когда  отец  пропал  в  очередной  раз.  Стоило  впереди
замаячить проблеме или какому-нибудь знаменательному событию, как
он, будучи не в силах справиться с эмоциями, сбегал, чтобы заглушить


страх  и  тревогу  с  помощью  любимого  лекарства  –  виски.  Вечером
накануне  отъезда  я  без  конца  метался  по  квартире:  меня  одолевали
радостное  нетерпение  и  отчасти  беспокойство.  Все  мои  пожитки  без
труда уместились в большую тканевую сумку, и к моменту, когда пора
было  ложиться  спать,  я  полностью  собрался,  готовый  вот-вот  сбежать
на  волю.  Я  даже  спал  в  той  одежде,  в  которой  планировал  ехать  в
Ирвайн,  чтобы  утром  впопыхах  ничего  не  забыть.  Я  не  ощущал
сантиментов  или  ностальгии.  Все,  о  чем  я  мечтал,  –  поскорее  уехать.
Отца  не  было  дома  почти  неделю,  и,  хотя  он  знал,  в  какой  день  мой
автобус  отправляется  в  Ирвайн,  я  не  был  уверен,  что  удастся
попрощаться с ним.
Я пытался убедить себя, что мне все равно. Но это не так. Я любил
отца  со  всеми  его  слабостями  и  недостатками.  Трезвый,  он  был
веселым, умным и добрым. Он был моим отцом.
Часа  в  три  утра  я  услышал  крики,  грохот,  а  потом  снова  крики.
Отец  –  судя  по  шуму,  пьяный  в  стельку  –  стоял  у  входной  двери,
запертой изнутри.
Мама  дрожа  вышла  из  спальни,  и  я  заметил  ужас  на  ее  лице.
Широко распахнутыми глазами она смотрела на дверь, которую явно не
собиралась  открывать,  а  уши  она  заткнула  руками.  Мы  начали
подумывать о том, чтобы вызвать полицию.
Крик  по  ту  сторону  двери  становился  все  громче,  и  я  знал,  что
вскоре  полицию  непременно  вызовет  кто-нибудь  еще.  Мой  автобус
отходил через несколько часов, и я не собирался на него опаздывать из-
за того, что остаток ночи придется разбираться с полицией. Я шагнул к
двери  в  тот  самый  миг,  когда  отец  разломил  ее  практически  надвое,
пробив ногой дешевую фанеру. Его рука потянулась к дверной ручке.
Очутившись внутри, он заорал с удвоенной силой.
–  Черт  побери,  да  кто  вы  такие,  чтобы  не  пускать  меня  в
собственный дом! – крикнул он, глядя на меня.
От  злости  его  лицо  перекосило,  а  глаза  стали  безумными.  Мама
попятилась в угол комнаты, и он мигом переключился на нее:
– Какого черта ты не открыла дверь?
Он начал наступать на маму, которая пятилась до тех пор, пока не
уперлась в стену. Раньше я не видел отца таким свирепым. Напившись,
он, как правило, просто отрубался. И никогда не поднимал руку ни на
кого из нас.


– Не смей подходить ближе, – услышал я собственные слова.
Не знаю, услышал он меня или нет. Так или иначе, он сделал еще
один шаг в сторону мамы, которая в своем огромном халате напоминала
трепещущую  птичку.  Я  никогда  прежде  не  давал  ему  отпор.  Мы  все
мирились с его поведением и его пьянством. Но больше я не собирался
это терпеть. Не в этот раз.
Я  встал  между  родителями  и  крикнул  как  можно  громче,  чтобы
отец обратил на меня внимание:
– Если ты не остановишься, я тебя ударю. Я сделаю это, можешь не
сомневаться.
Он пропустил мои слова мимо ушей и шагнул вперед. Тогда я тоже
шагнул ему навстречу. Я двигался словно в замедленной съемке или под
водой. Сжав руку в кулак, я нацелился ему прямо в нос. Я услышал и
почувствовал,  как  трескается  кость.  А  потом  он  упал  на  пол  с  глухим
ударом, будто я только что повалил дерево.
Мама закричала, а я смотрел, как отец падает лицом вниз и во все
стороны хлещет кровь. Я ощущал вонь спиртного вперемешку с резким,
отдающим медью металлическим запахом. Так пахнет кровь.
А ее было очень и очень много.
К  горлу  подкатила  желчь,  и  меня  неудержимо  затошнило.  Я
бросился в ванную и едва успел добежать до унитаза. Стоя перед ним на
коленях,  я  пробормотал  слова,  наиболее  близкие  к  молитве  из  всего
когда-либо  сказанного  мной:  «Помоги  мне».  Я  вытер  рот  рукавом  и
вернулся в гостиную. Отец по-прежнему неподвижно лежал ничком на
полу.  Неужели  я  убил  его?  Я  перевернул  отца  на  спину.  Никогда  не
видел  столько  крови.  Нос  его  был  перекошен  влево.  «Что  же  я
натворил?! – вертелось в моей голове. – Какой ужас!»
Я услышал, как отец застонал, приходя в сознание, и положил его
голову себе на колени. Я не отдавал себе отчета в том, что плачу, пока
не увидел, как слеза упала в лужицу свернувшейся крови на щеке отца.
Удар его отрезвил. Он медленно поднял на меня глаза: никогда еще мне
не доводилось видеть такой взгляд. А потом он произнес:
– Все в порядке. Все в порядке, сынок.
Мама все еще плакала, я же вытер слезы. В тот момент я осознал,
что отношения между мной и отцом уже никогда не станут прежними.
Было  шесть  утра,  мой  автобус  отправлялся  в  полвосьмого.  Мама
хлопотала  возле  отца,  который,  изрядно  протрезвев,  сидел  на  стуле  и


попивал  кофе.  В  носу  у  него  виднелись  ватные  шарики.  Он  снова
посмотрел на меня, а затем опустил глаза. Мама сказала, что не хочет,
чтобы я опоздал на автобус. Я поцеловал их обоих, обнял и вышел через
разломанную  входную  дверь.  Так  я  покинул  родной  дом,  чтобы
отправиться в колледж. Подходя к машине друга, который должен был
отвезти  меня  на  автовокзал,  я  заметил,  что  брюки  мои  спереди
забрызганы  кровью.  Времени  на  то,  чтобы  вернуться  домой  и
переодеться,  у  меня  не  было.  Да  и  в  любом  случае  вся  моя  одежда
лежала  в  сумке.  Я  плохо  представлял,  как  другие  ребята  прощаются  с
родителями перед первым отъездом в колледж, однако был уверен, что
совершенно не так, как я.
Хоть  меня  и  приняли  в  колледж,  я  оказался  не  готов  совмещать
работу на полную ставку с лекциями и зубрежкой. А еще я занимался
греблей,  так  как  твердо  вознамерился  заполучить  куртку  с  эмблемой
колледжа.  Год  за  годом  мне,  казалось,  приходилось  стараться  больше,
чем  кому  бы  то  ни  было  еще,  –  и  все  для  того,  чтобы  мне  поставили
удовлетворительную  оценку.  Первые  пару  лет  я  частенько  ездил  на
автобусе,  а  иногда  и  на  попутках  из  Ирвайна  в  Ланкастер.  И  пусть  я
трудился  усердно,  учебные  недели,  которые  я  пропускал,  чтобы
позаботиться о маме, разобраться с отцом или помочь им решить ту или
иную проблему, складывались в месяцы. Когда настало время подавать
документы  на  медицинский  факультет,  мой  средний  балл  был  3,5  и
шансы  получить  диплом  были  невелики.  Для  того,  кто  хотел  стать
врачом, я учился из рук вон плохо. В те годы на медицинский факультет
принимали со средним баллом около 4,7.
Тем  не  менее  я  не  терял  уверенности  в  том,  что  стану  врачом.
Образ  меня  в  белом  халате  не  был  плодом  моего  воображения  –  он
казался  настолько  реальным,  словно  я  смотрел  на  себя  в  зеркало.  Вот
уже почти семь лет я методично выстраивал этот образ у себя в голове,
и  его  воплощение  в  реальность  было  для  меня  единственным
приемлемым исходом. Впрочем, сокурсники не упускали возможности
напомнить,  что  с  моими  отметками  мне  никогда  не  попасть  на
медицинский  факультет.  К  сожалению,  слишком  многие  из  нас
позволяют  другим  решать,  что  им  под  силу  или  не  под  силу  сделать.
Еще  один  дар,  который  преподнесла  мне  Рут,  –  способность  верить  в
себя  и  помнить,  что  не  каждый  будет  желать  мне  успеха  или  великих
достижений, а также умение спокойно относиться к подобным вещам и


не реагировать на них эмоционально.
Процесс  подачи  документов  на  медицинский  факультет  начался,
когда я учился на третьем курсе. Я узнал, что первым делом студенты
Калифорнийского  университета  в  Ирвайне  должны  пройти
предварительное  собеседование,  по  результатам  которого  комиссия
решит,  рекомендовать  ли  студента  к  поступлению  на  медицинский
факультет  или  нет.  Я  отправился  к  секретарю  комиссии,  чтобы
договориться о собеседовании.
До сих пор – более четверти века спустя – отчетливо вижу, как она
достает папку с моим досье, бегло просматривает его, окидывает меня
пренебрежительным  взглядом  и  продолжает  перелистывать  страницы.
Наконец она закрывает папку и говорит:
–  Я  не  стану  назначать  вам  собеседование,  это  пустая  трата
времени для всех. Вы ни за что не поступите на медицинский.
Я  застыл  как  вкопанный.  Мне  необходимо  было  это
рекомендательное  письмо!  Оно  стало  бы  первым  шагом  в  длинном
списке  шагов,  которые  нужно  проделать,  чтобы  поступить  на
медицинский  факультет.  После  этого  мне  предстояло  заполнить
множество бланков, написать несколько эссе, а потом с надеждой ждать
приглашения  на  собеседование,  которое  проводилось  уже  на  самом
медицинском факультете. Впереди меня ждали серьезные испытания, и
все, чего я хотел, – это получить возможность их преодолеть.
Еще  один  урок,  который  преподнесла  мне  Рут,  –
способность  верить  в  себя  и  помнить,  что  не  каждый  будет
желать мне удачи и великих свершений.
Я сделал глубокий вдох.
– Да, я понимаю, о чем вы говорите, но мне нужно записаться на
собеседование.
–  Этого  я  сделать  не  могу.  Вы  не  подходите.  –  Она  постучала
пальцем по моему досье.
Я  знал,  что  досье  не  могло  дать  верного  представления  обо  мне.
Оно  не  было  мной.  В  нем  не  указывалось,  что  я  работал  по  двадцать
пять часов в неделю с полной нагрузкой. В нем не указывалось, сколько
раз  мне  приходилось  уезжать  из  колледжа,  чтобы  разобраться  с
семейными  неурядицами.  В  нем  не  указывалось,  что  каждый  день  я


вставал  в  пять  утра,  чтобы  позаниматься  греблей.  Там  было  указано
только одно – мой средний балл. И если это единственный критерий для
получения  рекомендательного  письма,  то  секретарь  действительно
права. Мне никогда не поступить на медицинский. Но это досье не было
мной.
Рут научила меня чему смогла, а дальнейшие тренировки помогли
мне постичь остальное. Она также сказала, что я не должен принимать
неприемлемое.  Я  должен  отстаивать  свой  выбор.  Позади  уже  много
взятых препятствий, и никакая комиссия меня не остановит. Мне надо
пройти собеседование.
– Это неприемлемо.
– Простите?
–  Я  не  уйду  отсюда,  пока  вы  не  назначите  мне  встречу  с
комиссией. – Я говорил спокойно и тихо, глядя ей прямо в глаза.
– Но я и правда… не могу этого сделать, – повторила она.
Я  уловил  в  ее  голосе  нотку  неуверенности,  крохотную  запинку,
которая меня обнадежила.
– Послушайте. Я понимаю, что не подхожу. И я знаю, что обычно
вы  этого  не  делаете.  Но  вы  ведь  можете  это  сделать.  Все,  что  мне
нужно, – это шанс.
Она покачала головой.
Я попытался снова:
–  Я  не  хочу,  чтобы  вы  или  члены  комиссии  впустую  потратили
время, и никому не хочу создавать проблемы. Но я отсюда не уйду, пока
мне  не  будет  назначено  собеседование.  Неважно,  сколько  придется
ждать. Я не могу смириться с тем, что я – безнадежный случай. И я не
смирюсь с этим.
В моем голосе не было злости, и, думаю, секретарь расслышала в
нем решимость и искренность. С минуту она в упор смотрела на меня.
– Хорошо, – наконец ответила она. – Следующий вторник, три часа.
– Спасибо. Искренне вам благодарен.
Направляясь  к  выходу,  я  услышал,  как  она  пробормотала
вполголоса:
– Это будет занятно.
В  день  собеседования  декан  биологического  факультета  занял
место  одного  из  постоянных  членов  комиссии.  Судя  по  всему,  он  был
заинтригован, да и всей комиссии было известно о том, как настойчиво


я добивался этой встречи.
Секретарь  сухо  поздоровалась  со  мной  и  открыла  дверь  в  зал
заседаний. В его дальнем конце стоял длинный прямоугольный стол, по
одну  сторону  которого  со  скрещенными  руками  и  с  каменным
выражением  лица  сидели  три  профессора,  включая  декана.  Ни  единой
улыбки.  У  каждого  перед  глазами  –  копия  моего  досье  и  выписка  из
зачетно-экзаменационной  ведомости.  С  другой  стороны  стола  стоял
одинокий складной стул. Три на одного… не очень-то честно. Мне было
двадцать лет.
Я  зашел,  огляделся  по  сторонам  и  осознал,  что  это  никакое  не
собеседование. Это суд инквизиции.
А я – еретик.
–  Мистер  Доти,  –  начал  один  из  членов  комиссии,  профессор
химии,  чей  курс  я  с  горем  пополам  прослушал  в  предыдущем
семестре, – у вас есть несколько незаконченных курсов, а ваши отметки
свидетельствуют о том, что вы вряд ли получите диплом колледжа, не
говоря  уж  о  том,  чтобы  поступить  на  медицинский  факультет
университета.  Они  служат  показателем  того,  что  вы  не  сможете  стать
успешным студентом-медиком и что вам несвойственны дисциплина и
интеллект, необходимые врачу.
– Я убеждена, что все мы здесь лишь зря теряем время. Вы можете
убедить  нас  в  обратном,  мистер  Доти?  –  спросила  преподавательница,
известная своей строгостью, хотя мне и не довелось у нее учиться. – Я
ценю  то,  что  вы  заставили  секретаря  организовать  это  собеседование.
Однако  ожидать,  что  мы  сочтем  вас  достойным  кандидатом  для
получения  профессии,  преуспеть  в  которой  у  вас  нет  ни  малейшего
шанса,  –  верх  самонадеянности.  Медицинский  факультет  весьма
престижен (о чем, полагаю, вам известно), и ваш средний балл явно не
соответствует его стандартам.
Я  взглянул  на  декана.  Тот  ничего  не  говорил,  а  лишь  смотрел  на
меня с любопытством. Сюда он пришел понаблюдать.
– Я бы хотел кое-что объяснить, – сказал я.
–  У  нас  на  сегодня  назначены  собеседования  и  с  другими
студентами. Вы можете высказаться, но будьте предельно кратки.
Складной  стул,  на  котором  я  сидел,  был  маленьким  и  очень
напоминал  тот,  на  котором  я  часами  просиживал  в  лавке  чудес.  Рут
говорила,  что  нельзя  позволять  обстоятельствам  ограничивать  себя.


Позволять другим людям определять, чего я стою. Да, отметки у меня
ужасные  –  это  факт,  однако  главное  в  другом.  Я  глубоко  вдохнул  и
поднялся.
–  Кто  дал  вам  право  рушить  чужие  мечты?  –  Я  выдержал
небольшую паузу, после чего продолжил: – Когда я учился в четвертом
классе, то познакомился с одним врачом. Он посеял во мне надежду на
то,  что  в  один  прекрасный  день  я  тоже  стану  врачом.  Это  казалось
малоправдоподобным.  Никто  из  моей  семьи  не  учился  в  колледже.
Среди  моих  близких  не  было  ни  одного  квалифицированного
специалиста,  не  говоря  уже  о  врачах.  Перейдя  в  восьмой  класс,  я
повстречал женщину; она научила меня тому, что в этом мире возможно
все, стоит лишь поверить в себя и заглушить внутренний голос, который
только  и  делает,  что  сбивает  с  толку.  Я  вырос  в  нищете.  Я  вырос
одиноким.  Мои  родители  делали  все,  что  могли,  но  у  них  хватало
собственных трудностей.
Я оглядел  членов комиссии.  Оба профессора  по-прежнему  сидели
со  сложенными  руками,  но  декан  чуть  наклонился  вперед.  Он  слегка
кивнул головой, призывая меня продолжать.
–  Я  мечтал  стать  врачом  большую  часть  жизни.  Эта  мечта
направляла  меня.  Поддерживала  меня.  Была  единственной  стабильной
вещью  в  моей  жизни.  Да,  мои  отметки  зачастую  оставляли  желать
лучшего, однако не все зависело от меня. Я старался не меньше, если не
больше,  чем  остальные.  И  пускай  по  моему  досье  этого  не  видно,  я
гарантирую вам, что никто из студентов, когда-либо выступавших здесь
перед  комиссией,  не  был  настроен  решительнее  меня  в  том,  чтобы
преуспеть на медицинском факультете.
Я  посмотрел  на  троицу,  в  руках  которой  сосредоточилось  мое
будущее. Двое, казалось, не слушали меня, и впервые за долгое время я
почувствовал  страх  и  тревогу.  Мне  было  прекрасно  знакомо  это
ощущение. Я часто испытывал его в первые двенадцать лет жизни. Мое
сердце застучало. Я вновь чувствовал себя потерянным мальчиком, и в
душу  начали  закрадываться  сомнения.  Да  как  мне  вообще  пришло  в
голову,  что  я  смогу  стать  врачом?  Профессора  разбираются  в  этом
лучше меня… Внезапно в голове моей зазвучал голос Рут: она говорила,
чтобы  я  раскрыл  сердце.  Я  закрыл  глаза  и  увидел,  как  Рут  улыбается.
«Ты  сможешь,  Джим,  –  сказала  она.  –  Ты  сможешь  сделать  все,  что
угодно. Внутри тебя есть магия. Выпусти ее наружу».


–  Знаете,  нет  доказательств  того,  что  высокий  средний
балл помогает стать хорошим врачом. Высокий средний балл
не делает человека заботливым.
И я продолжил изливать душу. Я рассказал о том, как рос в нищете
и до чего непросто мне было попасть в колледж. Я рассказал об отце и о
матери.  Я  рассказал,  как  часто  мне  приходилось  уезжать  из  колледжа,
чтобы  позаботиться  о  родителях.  Я  рассказал,  как  усердно  мне
приходилось  учиться,  просто  чтобы  не  вылететь  из  колледжа.  Уже  то,
что я стоял перед ними, желая поступить на медицинский, само по себе
было  чудом,  и  я  сделал  все  возможное,  чтобы  они  тоже  увидели,
насколько это поразительно.
–  Знаете,  нет  ни  малейших  доказательств  того,  что  высокий
средний  балл  помогает  стать  хорошим  врачом.  Высокий  средний  балл
не  делает  человека  заботливым.  Каждому  человеку  в  тот  или  иной
момент  жизни  бывает  необходим  шанс,  чтобы  сделать  то,  что  все
остальные  считали  невозможным.  Каждый  из  вас  сидит  сейчас  здесь
потому, что однажды кто-то в вас поверил. Потому что кому-то было не
все равно. Я прошу вас поверить в меня. Больше ни о чем не прошу. Я
прошу вас дать мне возможность осуществить свою мечту.
Когда я закончил, ненадолго воцарилась тишина, после чего кто-то
сказал, что комиссии нужно время, чтобы обдумать мои слова.
Затем декан встал и пожал мне руку.
–  Джим,  полагаю,  ты  заставил  нас  взглянуть  на  ситуацию
совершенно по-новому. Мы забываем, что перед нами живой человек, а
не  досье.  Пускай  многие  кандидаты  и  отвечают  всем  нашим
требованиям,  по  большей  части  эти  требования  –  чистая  условность.
Тебе,  должно  быть,  пришлось  набраться  храбрости,  чтобы  выступить
перед нами. Нужно быть по-настоящему целеустремленным и смелым,
чтобы  поделиться  с  нами  всем,  что  ты  рассказал.  Ты  никогда  не
сдаешься, верно?
– Да, сэр. Я никогда не сдаюсь. Спасибо вам за потраченное время.
С этими словами я покинул зал.
Когда я проходил мимо, секретарь посмотрела на меня.
– Как прошло?
Я пожал плечами. Поживем – увидим.
Она тепло улыбнулась.


– Я слышала кое-что из того, что вы им говорили. Думаю, у вас все
получится.  –  Она  протянула  мне  буклет.  –  Возможно,  вам  будет
интересно  на  это  взглянуть.  Крайний  срок  записи  уже  прошел,  но
чувствую, что и крайних сроков для вас не существует.
В буклете рассказывалось о подготовительной программе, которую
проводил  медицинский  факультет  Тулейнского  университета.  Она
предназначалась  для  несовершеннолетних  студентов  из  малоимущих
семей,  рассчитывающих  в  будущем  заняться  медициной.  По  сути  это
был  летний  обучающий  курс  с  лабораторными  занятиями,  который
помогал подготовиться к вступительным экзаменам.
– Спасибо.
Я  еще  раз  взглянул  на  буклет.  Медицинский  факультет
Тулейнского  университета.  Никогда  раньше  я  не  слышал  об  этом
учебном  заведении,  но  сейчас  ясно  почувствовал,  что  оно  станет
ключом к моему будущему.
Комиссия  предоставила  мне  высочайшие  рекомендации  из  всех
возможных. Магия Рут сработала в очередной раз.
Когда я позвонил по указанному в буклете телефону, на том конце
провода  сообщили,  что  запись  на  курсы  закончилась.  Я  попросил
позвать  к  телефону  руководителя  программы,  доктора  Эппс,  которая,
выслушав мою историю, сказала:
– Джим, посылай заявление на участие. Все будет в порядке.
Две недели спустя я держал письмо с уведомлением о том, что меня
допустили к участию в летней программе медицинского факультета. К
несчастью,  у  меня  не  было  денег  на  самолет,  чтобы  добраться  до
Тулейнского университета,  который расположен  в Новом  Орлеане.  По
удивительному  стечению  обстоятельств  сразу  же  после  того,  как  я
получил  письмо,  мне  позвонил  отец.  Он  сидел  в  лос-анджелесской
тюрьме,  но  его  вот-вот  должны  были  выпустить,  и  он  хотел,  чтобы  я
забрал  его  оттуда.  Он  сказал,  что  ему  нужны  деньги  на  продукты  и
жилье, иначе ему придется спать на улице, потому что мама больше не
пускала  его  домой.  У  меня  самого  денег  хватало  только  на  еду  и
арендную  плату,  которую  следовало  внести  через  две  недели.  Отец
попытался  уверить  меня,  что  скоро  должен  получить  чек.  «Старая
песня», – подумал я. Тем не менее я не мог отказать ему в помощи. В
конце  концов,  это  же  мой  отец.  Моя  подруга  Кейт,  которая  кое-что
знала о моей семье, предложила отвезти меня в Лос-Анджелес, чтобы я


смог  забрать  отца.  Кстати,  выглядел  он  неплохо,  так  как  провел  в
тюрьме несколько недель и все это время не пил. Мы с Кейт отвезли его
в ночлежку, где сняли комнату на две недели, а кроме того, я дал ему
двести  долларов  наличными.  Я  сообщил  отцу  о  летней  программе  в
Тулейне  –  он  улыбнулся,  сказал,  что  гордится  мной,  и  поблагодарил
меня.
Таким образом, я не имел ни малейшего понятия, на какие деньги
доберусь  до  Тулейна.  Однако  еще  через  две  недели  по  почте  пришел
конверт  с  подписью  отца,  где  лежал  чек  от  его  имени  на  тысячу
долларов. Отец отдал мне последние деньги, чтобы я мог добраться до
Нового Орлеана. Я заплакал.
Та  летняя  программа  дала  мне  невероятно  много.  Я  на  практике
узнал,  что  представляют  собой  лабораторные  работы,  и  пообщался  с
преподавателями  медицинского  факультета.  Благодаря  программе  я
подготовился  к  вступительным  экзаменам  и  научился  проходить
собеседования.  Мне  пришлось  изрядно  попотеть,  но  я  полностью
сосредоточился  на  учебе  и  чувствовал  себя  совершенно  счастливым.
Теперь  ничто  не  могло  помешать  мне  стать  врачом.  В  этом  я  был
уверен.
Осенью я подал документы в Тулейнский университет и принялся с
волнением  ждать  ответа.  Я  неплохо  проявил  себя  во  время
подготовительной  программы  и  хорошо  справился  со  вступительными
экзаменами,  но  понимал,  что  из-за  низкого  среднего  балла  моя
кандидатура проигрывает в сравнении с другими абитуриентами. Кроме
того,  я  работал  в  двух  местах  сразу,  что  тоже  сыграло  отрицательную
роль: было сложно концентрироваться на учебе. Как раз в этот период
мне позвонила мама. Отец, который снова запил, внезапно решил сесть
на междугородний автобус, чтобы навестить родственников в Кентукки.
Мама переживала, потому что он не взял с собой никаких вещей и вот
уже  две  недели  от  него  не  было  весточки,  а  в  Кентукки  он  так  и  не
появился.  Хотя  отец  и  пропадал  частенько,  я  не  мог  припомнить  ни
одного случая, чтобы он отсутствовал так долго и даже не звонил или
чтобы нам не звонили из тюрьмы. Список моих волнений увеличился.
Но через несколько дней мама перезвонила, чтобы сообщить, что отец
лежит в госпитале для ветеранов в Джонсон-Сити, штат Теннесси.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   59




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет