Халед Хоссейни и эхо летит по горам
жүктеу/скачать 1,31 Mb.
|
Hosseyni I-eho-letit-po-goram.QxPxIg.348421
| Вот бы тебя сюда.
Вот бы тебя сюда. Пари снимает очки. — Это ты себе писала? Качаю головой: — Вам. — Смеюсь. — Стыдобища. Пари кладет открытки на столик, придвигается ближе: — Расскажи. Смотрю себе на руки, кручу часы на запястье. — Я воображала, что мы с вами сестры-близнецы. Никто вас не видел, только я. Все вам рассказывала. Все тайны. Вы были для меня настоящей, всегда близко. Мне с вами было не так одиноко. Как доппельгангеры. Знаете такое слово? Улыбается глазами. — Да. Я представляла нас двумя листочками, мы трепетали на ветру в милях друг от друга, но оставались связаны перепутанными корнями дерева, с которого нас обеих сорвало. — Для меня все было наоборот, — говорит Пари. — Ты говоришь, что чувствовала присутствие, а я — одно лишь отсутствие. Смутная боль без причины. Я была как тот пациент, который не может объяснить врачу, где болит, а вот болит, и все тут. — Она кладет руку поверх моей, и мы обе с минуту молчим. Баба стонет и ворочается в кресле. — Простите меня, — говорю. — За что? — Что вы так поздно нашлись. — Но мы же нашлись, нет? — говорит она, и голос у нее дрожит. — Теперь он вот такой. Все хорошо. Я счастлива. Я нашла часть себя, которую потеряла. — Она сжимает мне руку. — И я нашла тебя, Пари. Ее слова бередят мою детскую тоску. Помню, когда было одиноко, я шептала ее имя — наше имя — и задерживала дыхание, ожидая эха, не сомневаясь, что однажды услышу его. И вот сейчас она произносит мое имя в этой гостиной, и будто все эти годы, что разделяли нас, складываются один на другой, время сжимается гармошкой почти в ничто — в одну фотографию, в открытку, — доставляя самую сияющую реликвию моего детства ко мне, она держит меня за руку, произносит мое имя. Наше имя. Я чувствую, как что-то поворачивается, встает на свое место. Что-то разодранное давным-давно склеивается заново. Я чувствую, как что-то мягко покачивается в груди, слышу приглушенный стук второго сердца — оно заводится рядом с моим. Баба в кресле приподнимается на локтях. Трет глаза, смотрит на нас. — Что это вы там замышляете, девушки? Улыбается. А вот еще один детский стишок. Про мост в Авиньоне. Пари напевает мотив, потом проговаривает слова: Sur le pont d'Avignon L'on y danse, l'on y danse Sur le pont d'Avignon L'on y danse tous en rond.21 — Маман научила меня, когда я была маленькая, — говорит она, затягивая шарф под ударами холодного ветра. День ледяной, но небо синее, а солнце могучее. Оно бьет в серо-металлические борта на Роне и рассыпается брызгами яркости. — Любой французский ребенок знает эту песенку. Мы сидим на деревянной скамейке в парке у воды. Она переводит слова, а я любуюсь городом за рекой. Недавно открыв для себя собственную историю, я с благоговением нахожусь в месте, столь полном этой самой историей, и вся она записана, сохранена. Чудо. Все в этом городе чудо. Чудна ясность этого воздуха, ветра над рекой, что шлепает водой по каменным берегам, чуден густой богатый свет, как он сияет будто бы отовсюду сразу. С нашей скамейки я вижу старые укрепления, окольцовывающие древнюю сердцевину города с путаницей узких кривых улочек, западную башню Авиньонского собора и позолоченную статую Девы Марии — сияющее навершие башни. Пари выкладывает мне историю моста: в XII веке молодой пастух заявил, что ангелы ему велели построить мост через реку, и он доказал правдивость своих речей, подняв громадный валун и метнув его в воду. Она рассказывает, как лодочники на Роне забирались на мост, дабы восславить своего покровителя — святого Николая. И о наводнениях, которые за века разъели арки моста, и он обрушился. Она говорит с той же стремительной, нервной энергией, с какой и утром, когда водила меня по готическому Папскому дворцу. Приподнимая наушники аудиогида и показывая мне фреску, трогая меня за локоть, обращая мое внимание на интересную резьбу, витраж, пересечение нервюр над нами. Рядом с Папским дворцом она говорила почти не прерываясь, мы шагали по соборной площади сквозь голубиные стаи, мимо туристов, ярко одетых африканских торговцев браслетами и поддельными часами, мимо очкастого музыканта на ящике из-под яблок, игравшего «Богемскую рапсодию» на акустической гитаре, и имена святых, пап и кардиналов так и сыпались из нее. Не помню, чтобы она была такой словоохотливой, когда приезжала к нам в Штаты: кажется, так она тянет время, ходит кругами вокруг чего-то, что на самом деле хочет сделать — и что мы сделаем, — и все эти ее слова есть мост. — Но ты еще увидишь настоящий мост, — говорит она. — Когда все приедут. Вместе поедем к Пондю-Гар. Знаешь такой? Нет? Oh là là. C'est vraiment merveilleux. Его построили римляне в первом веке, чтобы доставлять воду из Эра в Ним. Пятьдесят километров! Это шедевр инженерного искусства, Пари. Я пробыла во Франции четыре дня, два из них — в Авиньоне. Мы с Пари приехали сюда на «Тэ-жэ-вэ» из сумрачного холодного Парижа, сошли под чистые небеса, к теплому ветру, под хор цикад, тарахтевших с каждого дерева. На станции мы лихорадочно вытаскивали мой багаж, и я едва успела выскочить из поезда — двери со свистом захлопнулись у меня за спиной. Взяла себе на заметку рассказать бабе, что всего три секунды — и я бы оказалась в Марселе. жүктеу/скачать 1,31 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|