Халықаралық ғылыми-теориялық конференция материалдары 18 маусым 2010 ж

зав. кафедрой политологии ЕНУ

им. Л. Н. Гумилева,

кандидат политологических наук. доцент

Научно-технический и социально-экономический прогресс последних столетий радикально изменил мир, существенно улучшив условия труда, качество жизни, образования, культуры. Вместе с тем технологический прогресс проявил свою негативную сторону, связанную с истощением ресурсных возможностей Земли и экстенсивным характером их эксплуатации, рядом кризисных явлений в социальной, экономической, политической сферах, а также с появлением новых угроз.

Растущая взаимозависимость стран и народов стала одним из важнейших явлений в жизни человечества. Процессы глобализации наблюдаются во всех сферах жизнедеятельности. Различные составляющие этих процессов носят как позитивный, так и негативный характер. В негативном плане глобализация наиболее ярко проявилась в виде глобальных проблем, наиболее значимыми из которых являются природные катастрофы, ухудшение качества природной среды, недостаток водных ресурсов.

Проблема водных ресурсов содержит значительный конфликтный потенциал, создающий угрозу безопасности Республики Казахстан и государств Центральной Азии, что требует четкого определения реального состояния водных запасов региона и выработки эффективных подходов к межгосударственному взаимодействию в водной сфере. Функционирование государства и защита жизненно важных интересов личности, общества и государства напрямую зависит от состояния водных ресурсов, что предопределяет стратегическое значение водного фактора в системе безопасности.

Существенное обострение проблем в сфере водных ресурсов выдвигает перед властными структурами настоятельную необходимость принятия комплекса политических мер для совершенствования политико-правовой и институциональной основы управления водными ресурсами. Масштабный и комплексный характер воздействия водных ресурсов на все, без исключения, сферы жизнедеятельности детерминирует поиск наиболее оптимальной модели управления водными ресурсами, базирующейся на всесторонне разработанном и действенном законодательстве и принятых нормах международного права.

Современное состояние водных ресурсов Центральной Азии требует безотлагательного решения целого ряда проблем - проблемы качества воды, состояния гидротехнических сооружений, своевременного и достаточного финансирования водных проектов, целенаправленной научно-исследовательской работы в водной сфере, подготовке квалифицированных кадров и т.д.

Снижение количества и качества водных ресурсов имеет большое значение не только на региональном но и на международном уровнях, в силу глобального характера происходящих изменений в окружающей среде и возможной опасности утраты естественного баланса экосистем. Проблемы водных ресурсов могут выступать одновременно в качестве причин и в качестве следствий социально-политической нестабильности и межгосударственных противоречий и конфликтов[1].

Водный дисбаланс сопровождается изменением качественного и количественного состава населения и способен самым существенным образом отразиться на производительных силах стран Центральной Азии, а также привести к серьезным последствиям экологического и социально-политического характера.

Возможные угрозы и риски в сфере трансграничных водных ресурсов связаны со сложившимся уровнем экономического сотрудничества государств, ограниченностью водных ресурсов, усилением демографического прироста населения и, соответственно, обострением межгосударственной конкуренции в использовании природных ресурсов. Существующие межгосударственные соглашения стран ЦАР в области совместного использования водных ресурсов недостаточно эффективны в силу различных подходов к пониманию сложившейся ситуации и несогласованности нормативно-правовой базы. В силу этого, водные ресурсы в регионе и возможности контролировать их распределение, выступают в качестве рычага экономического и политического давления со стороны некоторых государств ЦАР.

Наиболее конфликтными проблемами между государствами Центральноазиатского региона в регулировании водных и энергетических отношений и основой противоречий были и остаются:

• 
  противоречия между интересами государств верхнего и нижнего течения рек;
  
• 
  рекомендательный характер принимаемых решений на уровне созданных региональных структур управления и отсутствие какой-либо ответственности за их исполнение;
  
• 
  разобщенность действий на региональном и национальном уровнях между структурами управления водного хозяйства и энергетики;
  
• 
  отсутствие реальных межгосударственных структур, наделенных соответствующими полномочиями в сфере совместного управления водно-энергетическими ресурсами;
  
• 
  отсутствие какой-либо незаинтересованной стороны в качестве арбитра между конфликтующими сторонами с возможностями реального воздействия на решение спорных вопросов.
  

Стратегическое значение проблемы водных ресурсов выходит за границы отдельного государства и региона, что, в свою очередь, обусловливает необходимость всемерного развития международного сотрудничества и, соответственно, решения спорных вопросов совместного водопользования на основе норм международного права. Присоединение Казахстана к Конвенции по охране трансграничных водотоков и международных озер стало основой для переговоров с соседними государствами в сфере совместного использования и охраны водных ресурсов. Проведена значительная работа по урегулированию совместного использования и охраны трансграничных водных ресурсов с Россией, продолжается работа по урегулированию водных отношений с Китаем, заложена основа Межправительственного соглашения об использовании водно-энергетических ресурсов Нарын-Сырдарьинского каскада водохранилищ.

Казахстан принимает активное участие в деятельности Межгосударственного экологического Совета СНГ, в рамках которого разрабатываются общие системы мониторинга окружающей среды, экологической экспертизы, экологического образования, а также ведется разработка Конвенции экологической безопасности СНГ. Республика Казахстан принимает участие в разработке Рамочной Конвенции по охране Каспийского моря и Экологической стратегии новых независимых государств. Казахстан является активным участником регионального сотрудничества в области охраны окружающей среды и развития, в рамках Международного Фонда спасения Арала (МФСА) и его рабочих органов - Межгосударственной Комиссии водохозяйственной координации (МКВК) и Межгосударственной Комиссии по устойчивому развитию (МКУР). Республика участвует в разработке Центрально-Азиатского регионального Плана действий по охране окружающей среды [2].

В целях более действенного использования водно-энергетических ресурсов региона необходима совместная для всех стран региона стратегия. В реализации общей водно-энергетической политики стран Центральной Азии большие надежды связываются с Межгосударственным водно-энергетическим консорциумом, основной задачей которого является рациональное использование водных ресурсов региона и определение принципов эксплуатации межгосударственных водных объектов, расположенных на территории сопредельных государств. Успешное осуществление данного проекта в значительной мере будет способствовать эффективному взаимодействию государств Центральной Азии в вопросах справедливого водного сотрудничества, выработке наиболее оптимальной модели системы управления водными ресурсами в Центрально-азиатском регионе.

Решение проблем в области водных ресурсов требует безотлагательных и масштабных действий, разработки среднесрочных и долгосрочных программ стратегического, тактического и оперативного характера. Основой для разработки такого рода программ должно стать понимание значения информационного фактора трансграничного водного взаимодействия государств Центральной Азии.

Можно выделить несколько наиболее важных аспектов межгосударственного водного сотрудничества, напрямую зависящих от состояния и развития информационного обмена:

1. Степень и масштаб воздействия водных проблем на состояние безопасности определяют необходимость комплексного и скоординированного исследования данных проблем на основе системного анализа, позволяющего с наиболее высокой степенью достоверности определить систему количественных показателей, характеризующих объем и состояние водных ресурсов, изменение климата, экологическую устойчивость природных систем.

2. Обеспечение устойчивого развития достигается только при условии наличия объективной и достоверной информации о состоянии, параметрах, проблемах и основных тенденциях в развитии водных ресурсов. Соответственно, важнейшей задачей управления рисками безопасности является текущий мониторинг, отслеживающий и своевременно фиксирующий все изменения обстановки, на основе которого формируется водохозяйственная политика. При этом необходима не только государственная система мониторинга, но и региональная, что в значительной мере способствовало бы координации усилий заинтересованных государств в данном направлении.

3. Большое значение в совершенствовании организации управления трансграничными водными ресурсами имеют качественные изменения процесса обмена информацией между заинтересованными государствами. Он должен координироваться центральными органами, объективно и оперативно освещая проблемы, возникающие в процессе совместного использования трансграничных водных ресурсов.

5. Поскольку важным политическим фактором эффективного использования имеющихся водных запасов является привлечение к решению водной проблемы широких слоев общественности, международных организаций и НПО, необходима последовательная работа по представлению средствам массовой информации и общественности необходимых сведений в удобном и понятном виде. При этом возрастает роль и, следовательно, повышаются требования к уровню компетентности средств массовой информации.

Учитывая тесную взаимосвязь водных противоречий с другими конфликтными факторами необходима особая взвешенность и достоверность освещения трансграничных водных проблем средствами массовой информации. Неслучайно, что основной темой Пятого Всемирного Водного Форума «Устранение границ, разделяющих воду», состоявшегося в Стамбуле 15-22 марта 2009 г. стало преодоление концептуальных барьеры между различными водными культурами, между богатыми и бедными, между развитыми и развивающимися регионами мира [3].

Концепция «наведения мостов», выдвинутая на этом Форуме, в первую очередь, подразумевает повышение понимания и улучшение обмена информацией между и среди водопользователей, решающих лиц, экспертов, водников-практиков и общественных организаций на локальном, национальном, региональном и глобальном уровнях. Наведение мостов для обмена между этими контрастирующими перспективами позволит подняться над различиями и объединить усилия в снижении угрозы водного стресса, с перспективой того, что улучшенное управление водных ресурсов будет способствовать достижению всех Целей Развития тысячелетия.

1. Экосистемы и благосостояние людей Доклад по «Оценке экосистем на пороге тысячелетия». Copyright © 2005 World Resources Institute // http://www.millenniumassessment.org/documents/MA_...Assessment_RUS.pdf

2. Рысбеков Ю.Х., Политико-правовые основы бесконфликтного управления трансграничными водными ресурсами Центральной Азии // Материалы регионального семинара UNEP «Ускорение осуществления целей ИУВР-2005 в Центральной Азии» (г.Бишкек, 27-28 июля 2006 г.)

3. Всемирный водный форум, www.cawater-info.net/6wwf/

доцент кафедры политологии им. Л.Н.Гумилева,

кандидат политологических наук


ИНФОРМАЦИОННАЯ ВОЙНА: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА
Сегодня много говорится об «информационной войне». Однако вряд ли кто-либо сможет точно сказать, что это такое. Известно, что в информационной войне не задействуются психотропные препараты, прямой шантаж и запугивание (это характерно для терроризма), подкуп, физическое воздействие и т. п. Хотя указанные воздействия могут применяться параллельно с информационной войной, они не являются обязательным элементом. Так же общеизвестно, что объектом информационной войны является массовое сознание, а не индивидуальное, т.е., могут учитываться особенности каких-то больших групп, но никак не индивидуальные особенности. Можно сказать, что методы информационной войны воздействуют на массовое сознание аналогично тому, как методы психотерапии воздействуют на сознание индивидуальное.

Информационное воздействие может осуществляется как на фоне информационного шума, так и в условиях информационного вакуума. Навязывание чуждых целей - это то, что делает информационную войну войною и отличает её от обычной рекламы. Средствами ведения информационной войны являются любые средства передачи информации - от СМИ до почты и сплетен. Информационное воздействие содержит искажение фактов или навязывает подвергающимся ему эмоциональное восприятие, выгодное воздействующей стороне.

Постараемся рассмотреть данный вопрос эволюционистски. По мнению известного американского футуролога Э.Тоффлера, развитие науки и техники осуществляется рывками, в его терминологии - волнами. Первая волна, которую он назвал «сельскохозяйственной цивилизацией», прокатилась 10.000 лет назад. Она сломала первобытно-общинные формы самоорганизации, привела к разделению труда и созданию иерархических организационных структур. Вторая волна – «промышленная цивилизация», которая началась 300 лет назад, создала «самую могучую, сплоченную и экспансионистскую социальную систему, равной которой мир еще не знал» [1]. Третья волна, начавшаяся в середине 50-х годов ушедшего столетия, связана с так называемым «информационным взрывом», т.е. лавинообразным ростом информации, в результате которого человек оказался не в состоянии справиться с ее объемом без помощи новых информационных технологий. Поэтому третья волна, в которую вступило человечество, была названа технологической цивилизацией,

Каждая из волн имела свою экономику, свои социальные и политические институты, культуру, свои средства коммуникации, а также свой способ и характер ведения войны. Связывая смену волн со сменой типов войн, Т.Червинский отмечает: «Войны «первой волны» велись за землю, волны «второй волны» - за способность физической продуктивности; возникающие войны «третьей волны» будут вестись за доступ к знаниям и контроль над ними. Поскольку «формы боевых действий» любого общества следуют за «формами создания благосостояния» этого общества, то войны будущего будут в основном, но не только, «информационными войнами» [2].

На сегодняшний день понятия, используемые для определения и изучения информационных войн, порожденных «технологической волной», еще не устоялись, что создает множественность трактовок этого термина. Более того, даже специалисты до сих пор не единодушны в вопросе, когда же все-таки появилось само словосочетание «информационная война» и когда впервые стали рассматривать возможность использования информации в качестве оружия. Так что же такое информационная война и откуда произошло это понятие?

Информационное воздействие как таковое существовало всегда. В давние времена в качестве первых информационных атак использовались, например, мифы. Так, войска Чингисхана шли вслед за рассказами об их невероятной жестокости, что в сильной степени подрывало моральный дух противников. Психологическая установка на сопротивление, защиту отечества и победу поддерживалась также и соответствующей идеологией и воспитанием. Еще древние греки говорили: «Красна и сладка смерть за Отечество» (Гораций); «Сила и слабых мужей не ничтожна, когда совокупна» (Гомер) и т. п.

Существенная зависимость современной цивилизации от информационной составляющей сделала ее гораздо более уязвимой. Быстродействие и широкое распространение информационных сетей многократно увеличило мощь именно информационного оружия. Дополнительно влияет на ситуацию и принятая сегодня модель общества как принципиально открытого, что предполагает гораздо больший объем разнообразных информационных потоков, чем в случае закрытого общества.

Американский военный аналитик, полковник ВВС США Ричард Шафрански в своей статье «Теории информационного оружия» отмечает, что «цель информационной войны - так повлиять на поведение противника, чтобы он не знал, что на него воздействовали. Успешная информационная кампания ведет к решениям (и действиям) противника, которые противоречат его намерениям или мешают их выполнению. Цель информационных атак на оперативном уровне – создание таких помех, которые не позволяют противнику действовать скоординированно и эффективно. Гармонизация действий на обоих уровнях заставляет противника принимать решения, которые помогают нам достигать наших целей и мешают противнику добиваться выполнения своих» [3].

«Информационная технология в наше время делает возможным «управление» при минимальном насилии и кровопролитии», - пишет Шафрански, отмечая, что если открытое вооруженное столкновение - это ряд смертоносных процессов, то "победа в информационной войне - это подчинение врага и абсолютная власть над ним» [3].

Информационная война может проводиться как часть большего и более полного набора военных действий - сетевой войны или кибервойны - или выступать в качестве единственной формы ведения военных действий.

«Противник» - это любой, чьи действия противоречат целям лидера. Вне государства это может быть «образ врага» или «не мы». Внутри, врагом может быть предатель или путешественник, любой, кто противостоит или недостаточно поддерживает лидера, который управляет средствами информационной войны. Если члены группы не поддерживают цели лидера в ходе боевых действий, внутренняя информационная война (включая такие вещи, как пропаганда, ложь, террористические акты и слухи) могут быть использованы в попытке заставить их быть более лояльными к целям лидеров.

Считается, что впервые термин «информационная война» был употреблен Томасом Рона в отчете «Системы оружия и информационная война» [4], подготовленном им в 1976 году для компании «Боинг». Автор, в частности, указал, что информационная инфраструктура становится ключевым компонентом американской экономики, но она одновременно превращается в уязвимую цель как в военное, так и в мирное время. Публикация отчета Т.Рона послужила началом активной кампании в СМИ. Сама постановка проблемы весьма заинтересовала тех американских специалистов, которые занимаются «секретными материалами». Военно-воздушные силы США начала активно обсуждать этот предмет с 1980 года. К тому времени сложилось общее представление о том, что информация может быть как целью, так и оружием.

Другое мнение заключается в том, что впервые термин «информационная война» появился в в середине 80-х годов XX в. в связи с новыми задачами Вооруженных сил США после окончания «холодной» войны и явился результатом работы группы американских военных теоретиков в составе Г.Е. Экклз, Г.Г. Саммерз и др. В дальнейшем термин начал активно употребляться после проведения операции «Буря в пустыне» в 1991 г. в Ираке, где новые информационные технологии впервые были применены в военных целях [5].

В связи с появлением новых задач после окончания «холодной войны» термин «информационная война» был введен в документы министерства обороны США. Он стал активно упоминаться в прессе после проведения операции «Буря в пустыне» в 1991 году, где новые информационные технологии впервые были использованы как средство ведения боевых действий. Официально же этот термин первый раз употреблен в директиве министра обороны № 3600 от 21 декабря 1992 года.

Спустя несколько лет, в феврале 1996 года, министерство обороны США ввело в действие «Доктрину борьбы с системами управления» [6]. В ней излагались принципы борьбы с системами управления как применение ИВ в военной области: ««объединенное использование приемов и методов безопасности, военного обмана, психологических операций, радиоэлектронной борьбы и физического разрушения объектов системы управления, поддержанных разведкой, для недопущения сбора информации, оказания влияния или уничтожения способностей противника по контролю и управлению над полем боя, при одновременной защите своих сил и сил союзников, а также воспрепятствование противнику делать то же самое». В этом документе были определены организационная структура, порядок планирования, обучения и управления ходом операции. Наиболее важным являлось то, что эта публикация определила понятие и доктрину воины с системами управления.

В конце 1996 года Роберт Банкер, эксперт Пентагона, на одном из симпозиумов представил доклад, посвященный новой программе строительства и боевого применения вооруженных сил США XXI столетия (концепции «Force 21»). В ее основу было положено разделение всего театра военных действий на две составляющие - традиционное пространство и киберпространство, причем последнее имеет даже более важное значение. Р.Банкер предложил доктрину «киберманевра», которая должна явиться естественным дополнением традиционных военных концепций, преследующих цель нейтрализации или подавления вооруженных сил противника.

Таким образом, в число сфер ведения боевых действий помимо земли, моря, воздуха и космоса теперь включается и инфосфера. Как подчеркивают военные эксперты, основными объектами поражения в новых войнах будут информационная инфраструктура и психика противника (появился даже термин human network).

В октябре 1998 года Министерство Обороны США вводит в действие «Объединенную доктрину информационных операций» (первоначально эта публикация называлась «Объединенная доктрина информационной войны») [7]. Это было связано с необходимостью различия в понятиях информационная операция и ИВ, которые были сформулированы следующим образом:

Информационная операция - это действия, предпринимаемые с целью затруднить сбор, обработку передачу и хранение информации информационными системами противника при защите собственной информации и информационных систем.

Информационная война (ИВ) - это комплексное воздействие (совокупность информационных операций) на систему государственного и военного управления противостоящей стороны, ее военно-политическое руководство, которое уже в мирное время приводило бы к принятию благоприятных для стороны-инициатора информационного воздействия решений, а в ходе конфликта полностью парализовало бы функционирование инфраструктуры управления противника.

Информационная война (ИВ) - это комплексное воздействие (совокупность информационных операций) на систему государственного и военного управления противостоящей стороны, ее военно-политическое руководство, которое уже в мирное время приводило бы к принятию благоприятных для стороны-инициатора информационного воздействия решений, а в ходе конфликта полностью парализовало бы функционирование инфраструктуры управления противника.

Как указывают американские военные эксперты, ИВ состоит из действий, предпринимаемых с целью достижения информационного превосходства в обеспечении национальной военной стратегии путем воздействия на информацию и информационные системы противника с одновременным укреплением и защитой собственной информации, а также информационных систем и инфраструктуры.

Информационное превосходство определяется как способность собирать, обрабатывать и распределять непрерывный поток информации о ситуации, препятствуя противнику делать то же самое. Оно может быть определено также и как способность назначить и поддерживать такой темп проведения операции, который превосходит любой возможный темп противника, позволяя доминировать на протяжении всего ее проведения, оставаясь непредсказуемым, и действовать, опережая противника в его ответных акциях.

Информационное превосходство позволяет получить интерактивную и высокоточную картину действий противника и своих войск в реальном масштабе времени. Кроме того, это обеспечивает возможность применять в решающих операциях широко рассредоточенное построение разнородных сил, защиты войск и ввода в сражение группировок, состав которых в максимальной степени соответствует задачам, а также осуществлять гибкое и целенаправленное МТО. Информационная война предполагает проведение мероприятий, направленных против систем управления (Command & Control Warfare, C2W), а также против компьютерных и информационных сетей и систем (Computer Network Attack, CNA).

Деструктивное воздействие на системы управления достигается путем проведения психологических операций (Psychological Operations, PSYOP), направленных против персонала и лиц, принимающих решения и оказывающих влияние на их моральную устойчивость, эмоции и мотивы принятия решений; выполнения мероприятий по оперативной безопасности (OPSEC), дезинформации и физическому разрушению объектов инфраструктуры.

Несколько лет назад Центральное разведывательное управление (ЦРУ) в качестве основных источников угрозы из киберпро-странства упоминало только Россию и Китай. Сегодня американские эксперты отмечают, что уже более 20 стран планируют и осуществляют различные виды информационных операций, направленных против Соединенных Штатов. ЦРУ отмечает, что ряд противостоящих им государств рассматривают ИВ как неотъемлемую часть своих новых военных доктрин.

Оценка угрозы, проведенная специалистами ВМС США, выделяет Россию, Китай, Индию и Кубу в качестве стран, которые «открыто подтвердили политику подготовки к информационной войне и которые быстро развивают свои возможности». КНДР, Ливия, Иран, Ирак и Сирия, по мнению американских экспертов, «только продвигаются в этом направлении», а Франция, Япония и Германия уже «весьма активны в этой области». По подсчетам зарубежных специалистов, суммарные затраты на разработки в области ИВ в настоящее время превышают 120 млрд долларов в год.

Остановимся на некоторых особенностях ведения информационной войны в некоторых странах мира. Как было отмечено выше, деятельность американской администрации в области защиты критической инфраструктуры берет свое начало с формирования специальной президентской комиссии (President's Commission for Critical Infrastructure Protection) в 1996 году. Ее отчетный доклад выявил уязвимые места национальной безопасности США в информационной сфере. Итоги работы комиссии были взяты за основу при разработке правительственной политики в области обеспечения информационной безопасности критической инфраструктуры, главные положения которой сформулированы в директиве президента № 63 (PDD-63), подписанной в июне 1998 года.

Во исполнение указаний президента, обозначенных в директиве, был разработан национальный план защиты американских информационных систем, подписанный президентом 7 января 2000 года. На его реализацию из федерального бюджета было затребовано 2,03 млрд долларов. При этом МО США выделяет на информационную безопасность более 10 млрд долларов в год. Сегодня только в рамках министерства обороны страны проблемой ИВ заняты около 40 организаций, среди них можно выделить следующие (сгруппированы в соответствии с возложенными на них функциональными задачами).

Кроме министерства обороны, вопросами информационной войны в США занимаются и другие структуры, в частности АНБ (штат более 20 тыс. человек; бюджет свыше 3 млрд долларов), ЦРУ (более 15 тыс.; около 3 млрд), ФБР (свыше 25 тыс.; до 3 млрд), созданы специальные отделения ФБР по борьбе с компьютерными преступлениями, президентская комиссия по защите национальной инфраструктуры, центр защиты национальной инфраструктуры, университеты, исследовательские фирмы и другие организации. Общая сумма расходов на информационную безопасность в стране составляет около 50 млрд долларов в год.

Согласно ряду заявлений сотрудников Белого дома, созданная национальная система информационной безопасности оказалась слишком тяжеловесной и неповоротливой. Иногда процесс доведения информации тормозился в силу бюрократических проволочек, что приводило к неприятным последствиям (н-р, появлении нового вида компьютерных вирусов противоядие не было своевременно найдено ни сотрудниками CERT, ни JTF-CND и т.д.).

Термин «информационная война» занял прочное место в лексиконе военных специалистов Китайской Народной Республики. В настоящее время они разрабатывают концепцию ИВ. Предполагается, что она будет включать все исторические и национальные представления о том, как воевать на стратегическом, оперативном и тактическом уровне, а также на 36 «стратегемах» великого Сун Цзы, который делает акцент на обман, войну знаний и поиск асимметричных преимуществ над противником. ИВ определена как «переход от механизированной войны индустриального возраста к... войне решений и стиля управления, войне за знания и войне интеллекта».

Параллельно этому изучается вопрос о создании формирований ИВ - специальных воинских подразделений, которые состояли бы из высококлассных компьютерных экспертов, обучавшихся в лучших университетах, академиях и учебных центрах. Основной акцент делается на привлечение молодежи. В подготовке ВС вопросам ведения ИВ уделяется особое внимание.

Согласно руководящим документам военного альянса НАТО, принятым в 1999 году, информационные операции определяются как «действия, предпринимаемые с целью оказания влияния на принятие решений в поддержку собственных политических и военных целей путем воздействия на информацию, информационные процессы и системы управления противника, при одновременной защите собственной информации и информационных систем». Подобно американскому подходу также введены понятия оборонительных и наступательных информационных операций. Вместе с тем на проведенной объединенным штабом НАТО в начале 2000 года конференции по проблемам ИВ ее участники пользовались определениями, разработанными в странах, которые они представляли.

В Великобритании рассматриваемой проблемой занимается департамент правительственных коммуникаций (The Government Communications Head-quarters), где численность персонала достигает 6 тыс. человек. Представление британских военных аналитиков об информационной войне аналогично тому, что характерно для американских: ИВ определяется как воздействие на информационные системы противника при одновременной защите собственных. Вместе с тем британские специалисты активно исполь-зуют юридический нормативный акт (Regulation of Investigatory Powers Act, принят в 2000 году), который в значительной степени может быть применим к действиям в киберп-ространстве. Согласно этому документу нападения на информационные системы может рассматриваться как обычное уголовное преступление со всеми вытекающими отсюда последствиями. Данный акт позволяет британскому правительству перехватывать и читать электронную почту, а также требовать расшифровки личных файлов по требованию государственных чиновников.

В Германии создан центр обеспечения безопасности информационной техники (Bundesamt fuer Sicherheit in derInformationstechnik) со штатом около 500 сотрудников и годовым бюджетом более 50 млн евро. Планируется открыть также испытательный центр по информационным технологиям министерства обороны ФРГ. Вместе с тем представление немецких специалистов об информационной войне совпадает с принятым в США и Великобритании. Оно включает ведение наступательных и оборонительных операций ИВ для достижения национальных целей. В то же время явно просматривается тенденция к большей систематизации, что объясняется немецкой педантичностью. При определении угроз и возможных ответов иностранные государства рассматриваются отдельно, негосударственные объединения (типа политических партий, международных организаций и СМИ) - отдельно, преступные сообщества (организованные преступные группы хакеров и т. д.) выделены в специальную категорию, а индивидуумы (включая религиозных фанатиков и т. п.) - в еще одну.

С другой стороны, в отличие от американских экспертов, немецкие рассматривают управление средствами массовой информации как элемент ИВ. Кроме того, они отдельно рассматривают экономическую информационную войну (подобно французам). Это является следствием того, что в ФРГ оценили размеры возможного экономического ущерба, который может быть нанесен немецкому бизнесу и экономике.

Французские эксперты придерживаются концепции информационной войны, состоящей из двух главных элементов: военной и экономической (гражданской) [8]. Военная составляющая предполагает несколько ограниченную роль информационных операций, поскольку ИВ рассматривается главным образом в контексте конфликтов малой интенсивности или в миротворческих операций. При таком подходе союзники не могут быть потенциальными противниками.

Напротив, экономическая или гражданская концепция включает более широкий диапазон потенциального применения информационных операций. Точка зрения французских экспертов отличается более широким и более глубоким изучением конфликтов в экономической сфере, причем в подобных ситуациях французы не чувствуют себя связанными рамками НАТО, ООН или мнением США. Их подход к экономическому конфликту допускает, что и союзник может одновременно являться объектом ИВ.

В стране активно формируются структуры по контролю ее граждан в киберпространстве. Так, по сообщению американских СМИ, французы создают собственную версию системы «Эшелон». Журналисты - уже окрестили ее «Frenchelon». Система направлена, прежде всего, на перехват сообщений во французских (и не только) линиях электронных коммуникаций.

Многие страны мира сейчас создают у себя системы защиты от информационной агрессии и американской культурной экспансии. Например, во Франции доля иностранных кинофильмов, демонстрируемых по телевидению, не должна превышать 50 проц. общего числа транслируемых картин. Среди других предлагаемых мер такие, как формирование специальных координирующих органов по контролю за созданием и применением информационного оружия, объединение усилий в научных исследованиях проблем ИВ, обеспечение информационной безопасности, разработка специальной юридической базы в сфере обеспечения информационной безопасности, принятие единой терминологии, четкое распределение полномочий между федеральными ведомствами в разработке согласованной программы их действий в сфере информационной безопасности.

Однако специалисты американского Института компьютерной безопасности считают, что информационная война, в конечном счете, нацелена на мировую экономику. А потому в Университете национальной обороны в Вашингтоне создана специальная группа студентов с целью подготовки специалистов по ведению компьютерной войны. Их основное оружие - клавиатура, с помощью которой они на расстоянии смогут вывести из строя неприятельские коммуникации, манипулировать средствами информации и связи, разрушать финансовые системы.

Следовательно, цели информационной войны совершенно иные, нежели войны в общепринятом понимании: не физическое уничтожение противника и ликвидация его вооруженных сил, не уничтожение важных стратегических и экономических объектов, а широкомасштабное нарушение работы финансовых, транспортных, коммуникационных сетей и систем, частичное разрушение экономической инфраструктуры и подчинение населения атакуемой страны воле страны-победителя. Более того, в эпоху информационных войн планы боевых операций разрабатываются военными вместе с гражданскими специалистами, причем нередко последние играют ведущую роль в этом. Впервые вооруженные силы оказались вынуждены вначале овладевать новыми информационными технологиями, а уже потом изыскивать пути их использования.