Постоянные отношения
Я стал прятаться, дома больше не курил, но за его пределами курил
постоянно и везде. И однажды в три часа ночи понял, что отец прав:
проснувшись, я увидел, что сигарет нет, и уснуть больше не смог. Посреди
ночи я пошел к таксистам, а это значит был готов отдать от 3 до 5 рублей за
пачку, в то время как в магазине «Ява» стоила 30 копеек. И это была уже
чистая наркомания в 16 лет.
В те годы я курил ужасную гадость: папиросы «Казбек», «Дымок»,
«Герцеговину Флор». А вот моршанская «Прима» считалась лучшей!
Позже в мою жизнь вошли болгарские «БТ», «Родопи», «Стюардесса»,
которые отличались особенно кислым привкусом. Страшным шиком
считалось смолить кубинские «Лигерос» и «Партагас», хотя курить их
было невозможно по той простой причине, что в них клали бракованный
сигарный лист, а сигарный табак – очень крепкий и им в принципе не
затягиваются. Даже опытные курильщики и курильщицы кашляли, но
продолжали покупать и стрелять сигареты c Острова свободы.
Про СПИД тогда никто не слышал, так что бычками не гнушались –
подбирали, отрывали фильтр и докуривали.
Вспоминается любимый пионерский лагерь ДКБФ «Алые паруса»
(Дважды краснознаменного Балтийского флота). Так и вижу: начинается
смена, мы заходим в здание первого отряда и, как только вожатые
скрываются из виду, привычным движением достаем из чемоданов и
рюкзаков пачки папирос (я – сигареты «Бородино») и закидываем их на
крышу корпуса, потому что знаем, что скоро будут шмонать, а без курева
жизни уже не представляем.
Лирическое отступление про то, что курение было не единственной
пагубной зависимостью школьников. Когда я работал воспитателем в
лагере Грузового автокомбината № 23, то наблюдал следующую
драматическую сцену: начинается смена, и в лагерь, сопровождаемые
вожатыми (они же – водители автокомбината), входят дети 14–15 лет. Их
подводят к пустому котловану (он же бассейн) глубиной от 2 до 5 метров и
предлагают немедленно его почистить. Немало подивившись такой
срочности, пионеры кидают свои рюкзаки на землю и спускаются в
грязный котлован. Вожатые тут же быстро достают лестницы обратно и
бросаются к детским рюкзакам.
Под матерные крики со дна бассейна у пионеров в тот день было
изъято 120 бутылок водки. Дети поняли, что отдых не задался с самого
начала. А вожатые, напротив, воспринимали отъем алкоголя не только как
воспитательную акцию, но и как трофей.
Суровые реалии пионерского лета 1982 года.
Брак
Шли годы. Постепенно я стал курить по две пачки, а с 40 до 50 лет – и
по три пачки в день. Я не курил, только когда спал, но курил в постели,
курил дома и на работе (в школе в том числе). В кино я мог встать и выйти
покурить прямо во время сеанса, вернуться и досмотреть фильм. Друзьями
я воспринимался как курящее животное, а один художник-стеклодув отлил
мой образ в виде стеклянной статуэтки – я там с усами, бородой и, конечно,
с сигаретой между пальцев. А что, круто!
Впрочем, не я один был заядлым курильщиком, курили все вокруг,
хотя и не так фанатично. Существовали ритуалы (например, девочки не
курили на ходу) и стройная, отработанная этика – как стрелять сигаретку.
Тот, кто стреляет, ни в коем случае не должен был лезть в пачку своими
пальцами, чтоб не задеть другие сигареты, но и тот, чья эта пачка, не мог
вытащить сигарету сам. Поэтому курильщики умели так щелкнуть по дну
пачки, что сигарета как бы сама выскакивала, причем именно на длину
фильтра. А если сигарета у тебя последняя, ты имел законное право никому
ее не отдавать. Впрочем, если стреляющий был человек «с понятиями», то
последнюю он и просить бы не стал.
За эти годы я не курил два раза. Первый – когда теща подарила мне
антиникотиновую жвачку. Я 15 минут жевал, затем выбросил сразу всю
упаковку и закурил. Я не боялся даже онкологии, считая, что уж как-нибудь
протяну до смерти на обезболивающих. До тех пор, пока однажды
знакомый врач не рассказал о таком заболевании, как эмфизема легких, при
которой человек захлебывается собственными легкими и никакие
обезболивающие тут не работают. А курильщики – первые, кто находится в
группе риска по эмфиземе. Я так испугался, что не курил час и 40 минут.
Это и был второй раз отказа от курения, начиная с 14 лет. Но по
прошествии этого времени я закурил с новой силой, потому что
разнервничался из-за нависшей надо мной угрозы мучительной смерти.
Когда я уезжал в Израиль на ПМЖ, брат (который так и курит всю
жизнь и не курил только два года в армии) дал мне с собой 10 блоков
сигарет
«Столичные».
Они
считались
хорошими,
дорогими,
качественными. И вот, работаю я в поле – в кибуце SASA на Голанах,
закуриваю свои «Столичные» и вижу, что местные «крестьяне»
подтягиваются на дымок с вопросом: «Что за трава?» Тогда такая реакция
стала для меня загадкой. Но позже, когда «Столичные» кончились и я
перешел на самые дешевые израильские сигареты «Ноблес», то понял, что
единственное, чем НЕ пахли советские сигареты, так это табаком. Они
могли отдавать конским навозом, огородным лопухом и дикой полынью, но
табаком там и не пахло. Потому-то «Столичные» показались кибуцникам
чем угодно, но только не сигаретами.
В Израиле я стал курить скромнее по сугубо экономическим
причинам. Но как только стал зарабатывать, первое, что сделал, – перешел
на «Парламент».
Не помню себя не курящим. Я никогда не путешествовал, если лететь
до места надо было больше четырех часов – максимум времени, которое я
мог продержаться без сигарет. Законным делом было покурить до и после
полета, после сытного обеда, за чтением, просмотром фильма… Я не
представлял, как буду пить кофе, разговаривать, засыпать и просыпаться –
не мог и не собирался делать все это без сигарет. Я любил сигареты и
любил себя с сигаретой.
Помню, был в Риме ранней весной, там уже нельзя было курить в
ресторанах, поэтому официанту приходилось надевать пальто, выносить
мой столик на тротуар, я тоже одевался и ел на улице – чтобы курить.
Сидел под дождем как полный дебил и видел, как люди в ресторане
спокойно едят в тепле и уюте, да еще и под музыку. А мой ресторанный
счет всегда начинался с двух евро «за спецобслуживание».
Все это не прошло даром – 10 лет назад у меня обнаружили
ишемическую болезнь сердца, последовала операция. Во время операции я
курить не мог, зато с полным основанием курил до нее (волнуюсь!) и с
особым кайфом – после…
|