I. Исторические типы философии
жүктеу/скачать 4,19 Mb.
|
Философия. Учебник
| Смыслы философии
Теология Впервые термин "теология" применительно к философским спекуляциям употребил Аристотель. Его деление умозрительной философии на математику, физику и теологию сохранялось весь период раннего и развитого средневековья - вплоть до XII в. Теология считалась "первой философией", которая исследует нечто самостоятельно существующее, являясь источником и целью бытия. В средние века теология в качестве особой дисциплины возникает в XII в., а в первой половине XIII в. в Париже был открыт теологический факультет. Можно выделить три этапа становления спекулятивной философии: 1) ранняя патристика - X в.; 2) XI - XII вв.; 3) XIII - XIV вв. С момента, когда раннехристианская церковь в борьбе с язычеством и ересями осознала эпоху "апостольских мужей" как завершенную, были созданы предпосылки для канонизации текстов Библии и создания к ним пяти типов комментария: исторического (буквального), аллегорического, мистического, символического и тропологического (теория иносказаний). Рациональные способы суждения, душевные порывы, аскетическое воспитание были обращены к изначальному смыслу бытия, отвечая на вопросы религии. Поскольку, как полагалось, истина была открыта, то земной мир считался ее свидетельством, а человек в триединстве души, плоти и духа - врожденным в нее и причащенным ей. Тертуллиан (ок. 160 - 222) назвал такое философствующее богословие "христианством", и рассматривал последнее как философскую школу, наподобие платонизма, объясняя смысл такого именования тем, что "философы только стремятся к истине... христиане же владеют ею". Такие представления обусловили двуосмысленную природу "первой философии": она, с одной стороны, опирается на сверхразумное откровение Бога, а с другой - на рациональный анализ откровения с помощью выработанных мыслительных приемов, преобразивших систему античных категорий, в которой традиционно воспитывался богословствующий философ. Разум находился в прочном родстве с верой. Можно даже сказать, что христианское средневековье открыло способность разума быть верующим. Как полагал Тертуллиан, интуитивное, дологическое знание Бога дано душе. Пытаясь отрефлектировать это дологическое, разум расчищает к нему путь до тех пор, пока не натыкается на нечто предельное, о чем уже ничего нельзя сказать, на что можно только указать: вот оно, и оно есть. Поскольку Бог как первая реальность обнаруживает себя именно таким образом, в Него можно лишь уверовать, уверовав одновременно и в то, что предел познания положен Богом, "не желавшим, чтобы ты верил во что-то иное, кроме установленного Им, а потому не желающим, чтобы ты еще что-то искал". На вопрос, что вначале - Афины или Иерусалим, поставленный Тертуллианом и повторявшийся впоследствии в христианстве Петром Дамиани, Бернардом Клервоским, сам Тертуллиан дает ответ в пользу второго по следующим основаниям. В правильность поисков Бога необходимо верить: если нет веры, нет и правильности, т.е. правила. "Нашел ты тогда, когда поверил; ведь ты не поверил бы, если бы не нашел, равно как ты не стал бы искать, если бы не надеялся найти. Значит, для того ты ищешь, чтобы найти, и для того находишь, чтобы поверить". Вера есть свертывание разума в душе. Познание, начавшись в душе, в пределе вновь возвращается в эту же душу, или в "простоту сердца", укрепив его, - мысль, чуждая античной философии, а по Тертуллиану, доказывающая, почему рациональные Афины всегда "после" духовного Иерусалима. В Средневековье полагалось, что только Бог - обладатель полноты знания. Потому верифицирующая процедура спекулятивной философии 1) всегда обращена в прошлое, поскольку оно свершено, неизменно и подтверждено свидетельствами, 2) оформлена как ссылка на текст Откровения. Доникейский и посленикейский периоды проходят в спорах, в которых вырабатываются ортодоксальные (Афанасий Великий, каппадокийцы) и еретические позиции (арианская, сабеллианская, пелагианская, несто-рианская), в спорах о предопределении. Главную роль здесь сыграл Аврелий Августин - его учение о Граде Божием определило теологические проблемы всего средневековья. В IV - VII вв. сложилась развитая система догматики. Работа над догматами в основном была завершена на 7-м вселенском соборе 787 г. Первым систематизатором недогматизированного христианского знания в III в. стал Ориген; в VIII в. Иоанн Дамаскин выразил в "Изложении православной веры" сложившееся к тому времени предание на языке уже логически выраженных догматов. И для восточной (православной), и для западной (католической) мысли весьма существенна теологическая позиция Псевдо-Дионисия Ареопагита (VI в.). Основная мысль его "Таинственного богословия" - странность Бога миру, предполагающая парадоксальные высказывания о Нем. Он - Мышление и Жизнь, безымянен и достоин любого имени, даже такого, которое передает представление о Боге через телесность. Последнее, по Псевдо-Дионисию, есть одна из важнейших возможностей бо-гопознания, в котором участвуют все человеческие способности - чувственно-эмоциональные, рациональные, духовно-мистические, сливающиеся в единый онто-гносеологический акт. Важнейшими ступенями к богопознанию являются покаяние, молитва, исповедь, приятие искупления. Молитва - свидетельство "напряженного стремления к таинственным созерцаниям" при отрешенности от всего видимого. Погружение в Бога, осуществляемое с помощью специальной подготовки души, Псевдо-Дионисий называет очищением. После него "при полном бездействии познавательных энергий" возможно соединение человека с Богом. В XI в. "первая философия" занята не сотворением, а объяснением догматов. Осуществлению тончайшего комментария богословских текстов способствовали многочисленные переводы еврейских и исламских теологов, Псевдо-Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника, Иоанна Дамас-кина. Во время крестовых походов и испанской реконкисты иудей ибн Гебироль (Авицеброн) и мусульманин аль-Газали (Альгецель) служили школьными авторитетами. Создавались многочисленные "диалоги между философами, иудеями и христианами" (Петр Абеляр, Гильом из Шампо). Тексты европейских теологов, в свою очередь, переводились на иврит. Самым выдающимся теологом XI в. был бенедиктинец Ансельм из Аоста. Ансельм (1033 - 1109) родился в Северной Италии, на границе с Пьемонтом. Религиозное чувстиво пробудилось в нем рано: в 15 лет он пытался уйти в монахи, но ему этого не позволил отец. Три года после смерти матери скитался в Бургундии и во Франции. В Бекский монастырь Ансельм пришел, когда им руководил Ланфранк, борец с номинализмом, создавший в Беке прекрасную школу. В 1060 г. Ансельм стал монахом, а после того, как Ланфранка пригласили на аббатство в другой монастырь, бекским приором вместо него стал Ансельм. В 1078 г. он стал там аббатом. В Беке Ансельм написал диалоги "О грамотном", "Монологион", "Прослогион", "Об истине" и др. В 1093 г. он заместил Ланфранка в Кентербери, став там архиепископом. В последние годы жизни написал трактат "О согласии провидения, предопределения и благодати Бога со свободной волей". С именем Ансельма связано появление аргумента, который Кант назвал онтологическим доказательством бытия Бога, а Фома Аквинский, опровергавший это доказательство, - размышлением, согласно которому нельзя доказать, что Бог есть, поскольку это известно само по себе. Девизом Ансельма была "вера, ищущая разумения". Аргументы в пользу бытия Бога выдвигаются им в "Монологионе" и "Прослогионе". Это были первые трактаты, где вероисповедные истины доказывались без опоры на авторитет Священного писания и были ориентированы на постижение "только рассудком" человека, "даже если он ум имеет средний". В "Монологионе" применяются доказательства, исходящие из ступеней совершенства ("есть нечто наилучшее, и наибольшее, и высшее относительно всего существующего"). Суть доказательств в следующем: если есть некоторые существа, которые можно назвать благими, то источником их благости является бытие, которое есть наивысшее благо, мыслимое как "одно и то же в различных благах" и являющееся благом "само через себя", в то время как другие благие сущности являются благими через него. Из такого рассуждения, по мысли Ансельма, очевидно, что "существует нечто одно" - наиблагое и наивысшее по отношению к всему существующему. Проблема, которую пытается решить Ансельм в этом трактате, заключается в том, как возможно возникновение чего-то существующего из нечто, обладающего наивысшим бытием, тогда как известно, что мир создан "из ничего". Если не обратить внимания на эту проблему, то Ансельма легко представить платоником, как это сделал Коплстон в учебнике "История средневековой философии" (М., 1997). "В связи с "ничто", - как пишет Ансельм, - существует некоторая заминка", ибо "каким образом то, что не имело никакого бытия, способствовало тому, чтобы нечто пришло к бытию?" По мысли Ансельма, идея "ничто" теснейшим образом связана с идеей слова и мысли, одновременно обладающих способностью быть и не быть. То, относительно чего Аристотель сомневался, субстанция это или количество, для христианского ума есть очевидная творящая субстанция, т.е. действительная вещь, представленная как звучание букв или слогов, с которой одной только и связано "ничто", осуществляющее перевод от небытия к бытию. В разуме творца должен быть "как бы образец" вещи, которую предстоит сделать, или ее формы, или подобия, или правила. Сам разум при этом тождественен "изречению вещей", которое есть внутренний монолог Мастера, осуществляемый с помощью воображения и представляющий разные смыслы сотворяемого предмета (один смысл - обозначение конкретного человека именем "человек", другой - представление только имени "человек", третий - созерцание телесного образа человека, четвертый - мысленное созерцание его всеобщей сущности). Ум "схватывает" (или конципирует) внутренней речью всю полноту предмета. Там, где нет творящего ума, действительно нет ничего. В "Прослогионе" доказательство бытия Бога проводится с помощью аргумента, который представляет Бога как "нечто, больше чего нельзя ничего себе представить". Ансельм использовал пример из Псалтири, когда некий безумец отрицал Бога. Если, по предположению этого безумца, объекта мысли нет, то это означает, что Бога нет вне его интеллекта, а значит, Он и не существует. Но если тот безумец говорит и думает о Боге, следовательно, Бог есть в его интеллекте, как произведение в уме художника, "даже если он не имеет в виду, что такая вещь существует". Если принять Бога за превосходящее все мыслимое и отрицать его бытие вне разума, то это означает признание существования в реальности нечто большего, чем Бог. Потому либо Бог есть то, выше чего нельзя помыслить, что означает его существование и в уме, и в действительности, либо мыслится нечто большее, чем Бог, но тогда отрицающий Бога отрицает сам предмет мысли. Исходя из августинова отождествления бытия, благости и познания, в которое входит и чувственное познание, Ансельм ведет к необходимости, а не возможности существования Бога, к его вечности и всемогуществу. Ансельм утверждает немыслимость представлений о Боге, "не могущем многого", а именно: не могущего "повреждаться, лгать, делать истинное ложным, как бывшее небывшим". Он предполагает, что упомянутые "способности мочь" являются немощью, о чем, как о мощи, говорится "в иносказательном смысле, как многое говорится в несобственном значении". Ко времени возникновения схоластики относится начало дисциплинарного разделения теологии и философии. Одним из первых, кто осуществлял такое разделение был Гильом из Шампо. Гильом из Шампо (ок. 1068 - 1121) возглавлял философскую кафедральную школу при соборе Парижской богоматери, в которой процветало искусство диалектики. Около 1108 г. Гильом основал Сен-Викторскую обитель, которая обрела славу как школа мистического реализма, ярчайшим представителем которой был Гуго Сен-Викторский. Но сам Гильом был учеником Ланской школы моральной философии, которая разрабатывала этические идеи в рамках теологии (doctrina sacra) на основе идей Августина. Школа представляла две традиции обучения: следование авторитету и свободное исследование. Чтение текста, комментарий учителя, записываемый аудиторией, чередовался со свободными дискуссиями, где учитель и ученик могли померяться силами. Гильом был автором книги "Вопросы, или Сентенции", в которых сопоставлялись противоположные утверждения, обнаруженные в Священном писании, относительно принципов веры. Техника вопрошания становилась неотъемлемым элементом обучения, проходившего в форме диспута. Сопоставление антитетических суждений нашло ярчайшее воплощение в работе ученика и оппонента Гильома из Шампо Петра Абеляра "Да и Нет". Теология как дисциплина формировалась и в текстах, имевших практически-прикладной характер. Одним из них был "Диалог между Философом и Иудеем о католической вере", написанный Гильомом во второй половине 90-х гг. XI в. Он представляет своего рода образец интеллектуальной процедуры обращений в христианскую веру, научения ей. Способы научения таковы: 1) ссылка на авторитетные тексты (Священное Писание, Послания апостола Павла и трактаты Аврелия Августина); 2) использование жанра строгой дидактики, требующей усвоения и запоминания правил, показывающей образцы мнемотехники; 3) доказательство примерами. Примерность, замещающая доказательство, выполняла функцию переводчика знания "высоколобых" в неграмотную или языческую среду, доказывая необходимость посреднической роли священнослужителя. Гильом, будучи пропагандистом веры, понимал, что процесс обращения аудитории является двусторонним, диалогическим. Была необходима структурная экспликация основоположений. Вера может не требовать рациональных оснований для единоверцев, но не для иноверцев, потому Гильом прибегал к объяснительным процедурам, имеющим силу доказательной аргументации для людей другой среды общения. Одной из таких процедур была процедура самоустранения из описания вероисповедных принципов ("не от себя говорить буду"), что позволило представить один из основных христианских догматов - грехопадение - как эксперимент. Эксперимент, который совершает Адам, выбрав между запретом некоего действия и его свершением, не только предопределяет путь человечества, но и обнаруживает определенный канал его дальнейшей деятельности. С этого момента происходит распределение ролей будущих поколений людей, оказавшихся перед необходимостью освоения естественного знания. В момент выделения эксперимента из теоретико-созерцательной практики складывается "почти" естественнонаучная дисциплина, которой не хватает направленной в будущее верифицирующей процедуры, осознания предмета под формой авторитетного носителя истин в последней инстанции. С Петра Абеляра богословские трактаты стали называться "теологиями". Петр Абеляр (1079 - 1142), будучи уже прославленным магистром, державшим школы в Мелене и Париже, в 34-летнем возрасте стал школяром в Ланской школе, где впервые попытался разрешить теологические вопросы не на основании авторитета, а на основании разума. Начатые в Лане занятия он продолжил в Париже. После неудачного брака с Элоизой (желание сохранить брак в тайне заставило Абеляра временно поместить Элоизу в монастырь, что неверно было истолковано ее родными, стараниями которых магистр Петр был оскоплен) он был принужден принять монашеский постриг. Но и в Сен-Дени, затем в молельне Параклет, наконец, на холме св. Женевьевы (будущем Латинском квартале) в Париже, где Абеляр раскинул школьный стан, он продолжал занятия теологией, не получив на то церковной лицензии. Следствием этих занятий были книги "Введение в теологию", "Теология Высшего блага", "Христианская теология", за которые в 1121 г. на соборе в Суассоне и в 1140 г. на соборе в Сансе Петр Абеляр был признан еретиком. Петр Абеляр впервые попытался рассмотреть знания из "суммы философии" как отдельные науки. Он выделил теологию как полную теоретическую дисциплину. У этики, или моральной философии, на его взгляд, также были все основания стать дисциплиной со своим особым предметом, предполагающим в отличие от теологии деятельность не человечества в целом, а лишь живущего поколения, которую верифицирует эта жизнь. Первым в средние века он написал трактат "Этика, или Познай самого себя" не в качестве одной из частей теологии. На основании известного с апостольских времен предположения о существовании всегда нового знания, хотя оно и не вмещается в человека (От Иоанна, 16, 12 - 13), Петр Абеляр теоретически сформулировал мысль 1) об исторической ограниченности человеческого знания и 2) о необходимости постоянного ввода в него знания нового, которое расценивалось бы не только как факт интуиции: оно должно быть выявлено в предмете, поставлено как проблема и переведено в ранг признанного знания с помощью верификации Священным Писанием и диалектических процедур. В философско-теологическом сообществе XII в., ориентированном на испытанную традицию, мысль Петра Абеляра вызвала опасение, хотя такое представление можно было обнаружить у Августина ("О граде Божием"), а спустя полтора столетия Фоме Аквинскому утверждение о необходимости создания нового знания уже вменялось в заслугу. Тем не менее именно с Петра Абеляра спекулятивная философия теоретически осознанно обнаруживает себя как диалектическая рациональная теология. Магистр Петр предстает как теолог-новатор, который опосредовал результаты эксперимента текстом Священного Писания, с его помощью осуществляя проверку на истинность. Контролирующая функция такой проверки состоит не в отсылке к Богу вообще, а к конкретному месту авторитетного текста. Теология без этой двойственности критериев замкнулась бы на теоретические схемы платоников, пропагандируя только жестко реалистические схемы. При необходимости разъяснения оснований веры происходило теоретическое сжатие проблем, вырабатывались основные установки теологии как дисциплины: непримиримость к противоречиям, вера в разрешимость проблемы (связанной, например, с неясными местами догматики), осознание повтора как дисциплинарного преступления. При становлении теологии как дисциплины были выработаны основные критерии того, что в это время вместо привычного ars (искусства) начинает называться scientia (в будущем это разовьется в понятие науки). Фактически в текстах XI - XII вв. наблюдается процесс рождения науки из теологии. Они несут в себе зародыш будущей научной дисциплинарности, разрабатывая стандарты познавательной точности. Диалектическая теология подверглась критике со стороны мистической теологии (Бернард Клервоский), которая первично основывалась на данностях внутреннего опыта, а не на логических аргументах. Тем не менее результаты обсуждения предмета теологии не замедлили сказаться при создании новых познавательных схем. Гуго Сен-Викторский в "Дидаскаликоне" ("Семь книг назидательного обучения") выявляет двухуровневую структуру теологии, разделив ее на "мирскую теологию" и "божественную теологию". Первая исследовала сущность Бога, впоследствии она была названа "естественной теологией"; вторая, считавшаяся высшей, исследовала Бога, воплощенного в Логосе и церковных таинствах. В будущем она стала именоваться "теологией откровения". Членение единой теологии надвое становится устойчивым. Это означает, что самому понятию естества, или природы, придается устойчивый характер, чего не было в античности, понимавшей под "природой" мир рождающихся и преходящих вещей или указание на генезис вещи. В развитом средневековье природа сакрализуется как время и пространство. Именно в XII в. образ Книги природы, появившийся значительно ранее, с одной стороны, становится поэтическим штампом, с другой - употребляется как отличие от Книги Библии (Алэн Лилльский, Раймунд Себундский). Подобного рода разделение вело к далеко идущим последствиям: поскольку у обеих Книг был один и тот же автор - Бог, "природа" начинает осознаваться как священный текст равного достоинства с библейским. Но если Библия адресована человеку, живущему не только в расчете на разум, но и на чудо, то сотворенная без посредников природа в последнем не нуждается. По сравнению с Тертуллианом, полагавшим человека наилучшей частью Божественного творения, поскольку Бог творил его собственноручно, в XII в. имеет место начало интеллектуальной переориентации. И хотя по-прежнему считается, что мир сотворен Богом ради Бога, потому внимание должно быть направлено на мир иной, на идею спасения, все же очевидно стремление познать и понять плоть мира как самоценность. Уже Фома Аквин-ский полагает, что мир создан ради человека. Третий этап развития теологии по времени совпал с освоением "Физики" и "Метафизики" Аристотеля (в которых рассматриваются проблемы перводвигателя и сущности) и арабской философии. Анализ идей Аристотеля, Авиценны и Аверроэса привел к появлению доктрины двух истин (Сигер Брабантский, Боэций Дакийский), согласно которой истины разума, требующие доказательства, не соответствуют истинам веры, опирающимся на Откровение. Это окончательно разделило теологию и философию. Опираясь на упомянутые трактаты Аристотеля, аверроисты доказывали совечность мира и Бога, невозможность божественного вмешательства в дела мира. Эти идеи в значительной степени способствовали развитию научного познания, основанного на аргументации и эксперименте. Фома Аквинский, хотя и утверждал автономию философии, пытался, однако, найти общие основания веры и разума. Фома Аквинский (1225/26 - 1274) получил первоначальное образование в Монтекассинском монастыре, учился в Неаполитанском университете. В 20-летнем возрасте вступил, к огорчению родственников, в доминиканский орден и затем учился у Альберта Великого сначала в Парижском университете, затем в Кельне. В 1252 г. он прибыл в Париж, где с 1256 г. начал преподавать в университете. С 1260 г. по 1269 г. Фома жил в разных городах Италии, затем вновь вернулся в Париж. В 1272 г. он помогает устраивать доминиканскую школу при Неаполитанском университете, в начале 1274 г. отправился в Лион для участия в Соборе, по дороге тяжело заболел и умер в монастыре Фоссануова на полпути между Неаполем и Римом. Перу Фомы принадлежат многотомные "Сумма теологии" и "Сумма против язычников", "О сущем и существовании", "О началах природы", многочисленные "Вопросы", Комментарии к Библии, к трактатам Аристотеля, сочинение "О единстве разума против парижских аверроистов". Догматы веры Фома разделил нерационально постижимые (Бог существует, Бог един) и непостижимые (творение мира, троичность Бога). Первые являются предметом и философии, и теологии, вторые - только теологии, которая, с одной стороны, есть высшая форма философской рефлексии, а с другой - направлена на богопознание, к чему, в отличие от философии, как он полагал, призваны все люди. Все конечные вещи в мире - это примеры основного различия между сущностью и существованием. При определении сущего Фома ссылается на Аристотеля, который полагал, что о сущем надо говорить в двух смыслах: о сущем, делящемся на десять категорий, и о сущем, означающем истинность суждения. Если говорить о сущем как о суждении, то в данном случае им может быть то, чего нет в реальности (отрицание, слепота, лишенность чего-либо: отрицание есть противоположность утверждению, слепота есть свойство лишенного зрения). Это - логическое сущее. Но сущим в первом смысле называется то, что предположено в действительности. Так понятое сущее есть попытка исследовать причину всякой возможности и актуальности, намечая путь к доказательству бытия Бога. Реальное сущее выражает сущность вещи, которая, в свою очередь, присуща (как общее) всем однородным вещам, выражая их "чтойность", или природу. В полной мере такое наименование сущего относится к субстанциям, которые принимают акциденции, и потому "некоторым образом и в определенном смысле" имя сущего относится и к акциденциям. Но "более истинным и благородным образом" сущее есть в простых субстанциях, состоящих из материи и формы. Только в их единстве сущность есть сущность. Иначе не различались бы физические и математические определения". Когда вещь получает бытие, то оно есть и в том, что относится к сущности, и в том, что относится к существованию. Здесь нет предшествования или последовательности по времени: акт существования обеспечивает бытие сущности, но не наоборот. Сущность не обеспечивает вещи необходимости ее существования. Прежде всего это относится к акту высказывания. Если субъектом высказывания (подлежащим) является конечная вещь, такое высказывание случайно. Но оно может быть необходимым, если его субъектом будет сущность бесконечная. Сущность и существование отождествляются в Боге, потому только о Нем и можно сказать, что Он может существовать. Фома отвергает Ансельмов аргумент о существовании Бога, который он считает не доказательством, а самоочевидностью, поскольку он основывается: 1) на привычке ("то, что впиталось душой с детства, так крепко удерживается, как если бы оно было естественно и известно само по себе"), 2) на отсутствии различия между тем, что просто известно само по себе, и тем, что известно само по себе "для нас". Из ясного и понятного имени "Бог" еще не следует, что "Бог есть". И не для всех, кто соглашается с тем, что Бог есть, очевидно, что Он есть то, больше чего нельзя ничего помыслить, "поскольку многие древние говорили, что этот мир есть Бог". Фома отвергает и мнение, согласно которому существование Бога определяется только верой. Считающие так полагают, что основанием для доказательства существования Бога является то, что обозначает имя. Смысл же того, что обозначается именем, есть определение. Поскольку Бог не подлежит определению, то на этом пути нет и оснований для доказательства Его существования. Если же основания, как то следует из "Второй аналитики" Аристотеля, берутся из чувственно воспринимаемого, то превосходящее всякое чувство оказывается недоказуемым. Опровергая эти доводы, Фома предлагает доказательства, исходя не из представления о Божественной сущности, относительно которой человеческому разуму ничего не известно, а исходя из идеи Божественных действий, которые чувственно воспринимаемы, хотя Бог выше всего чувственно воспринимаемого. Эти действия дают основания для доказательства того, что Бог есть. Потому начало познания о Том, что превосходит чувство, обретается в самом чувстве. Фома приводит свои доказательства с признания эмпирических фактов, которые намечают пять путей к Богу. 1. Движение есть существенная неустранимая деталь универсума. Космическая функция движения - не деструктивный элемент, вносящий разлад в стройный космический замысел, а необходимый инструмент для достижения соответствия между изменчивостью и вечностью, правдоподобием и истиной, разумом и верой. Движение есть перевод чего-то одного во что-то другое, например, перевод потенции в акт. Но осуществить такой перевод может тот, кто уже активен. Однако одна и та же вещь не может одновременно быть движимым и двигателем. Значит, то, что движется, чем-то движимо. Все изменчивое и движимое неизбежно приводится к началу неизменному и неподвижному, т.е. к Богу. 2. Тварный мир подчинен порядку действующих причин. Однако ряд причин не может уходить в бесконечность, но прекратить причинение означает прекратить действие. Поэтому необходимо признать действующую причину, имя которой - Бог. Четыре Аристотелевы причины преобразовались в одну. Притом причина здесь - наибольшее бытие, а следствие - сопричастность ему. 3. В мире есть вещи, бытие которых возможно. Это вещи конечные - возникающие и исчезающие, т.е. они обладают возможностью как небытия, так и бытия. Они не могли бы быть, если бы не было чего-то, существующего необходимо. В противном случае было бы невозможно никакое начало. Все сотворенное сущее имеет необходимость в чем-то другом, что имеет необходимость не в другом, а в себе самом, т.е. в Боге. 4. Все сущее в мире обладает разными степенями совершенства. Однако отношение "более-менее" подразумевает некое абсолютное совершенство, выше, истиннее и добрее чего уже нет, т.е. Бога. 5. Все тварные, в том числе неразумные, сущности имеют свое целеполагание (этот путь доказательства называется финализмом, или распорядком природы) для полного выявления своей сущности. Очевидно, что цель, или финал, достигается определенным намерением. Ясно, что неразумное не может двигаться к цели без руководства со стороны чьей-то разумной силы. Эта сила есть Бог. Начиная с Фомы Аквинского четко ощущается двойственность теологии: попытка понять Божественную тайну парадоксально сталкивает требования рассудка с личностными непосредственными чувствами верующего. Эта же двойственность обнаруживалась и в представлениях о том, кто может считаться теологическим авторитетом: человек, достигший личной святости, ведущий неизреченную беседу с Богом, или человек, профессионально и интеллектуально сведущий. Как правило, в силу особенностей средневекового разума оба качества совмещались, но с появлением идеи двойственности истины такой идеал теолога был поколеблен. У Фомы Аквинского перегородка, отделяющая Божественный мир творения от человеческого мира постижения, довольно плотна, хотя относительно интеллектуального первоисточника истинности вещей он употреблял безличные обороты, что позволяло этот интеллект истолковывать и как человеческий. Снизить высоту этой перегородки пытался Иоанн Дунс Скот (1265/66 - 1308), предложив подвергнуть критике теологические и философские аргументы. Идею эквивокации, двуосмысленности предметов, имеющих разное определение, но одинаковое имя, он предложил заместить идеей однозначности, фиксирующей "простые сущности", никоим образом не совпадающие с другими. Бог является таким простым понятием сущего, которое однозначно приписывается всему, что есть. Простое конечное сущее не требует доказательства в силу своей очевидности. Но его требует простое бесконечное сущее. Это сущее есть в силу того, что оно есть основание, или причина, существующая или действующая сама по себе. Этим и определяются границы философии, поскольку понятие бесконечного сущего не может выразить полноты и таинственности Бога. Уильям Оккам (ок. 1281 - 10.IV.1349) сделал проницаемой перегородку между Божественной и человеческой творческой деятельностью. Эта проницаемость дает человеку возможность действовать и в земном мире, и в божественном творческом мире. жүктеу/скачать 4,19 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|