Иван Сергеевич Тургенев Отцы и дети в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети»

29 
тебя  зовет.  Вишь  какая  сделалась  здесь  погода;  а  мы  прокатимся,  город  посмотрим. 
Поболтаемся дней пять-шесть, и баста! 
– А оттуда ты вернешься сюда? 
– Нет,  надо  к  отцу  проехать.  Ты знаешь,  он  от  ***  в  тридцати  верстах.  Я  его  давно  не 
видал,  и  мать  тоже;  надо  стариков  потешить.  Они  у  меня  люди  хорошие,  особенно  отец: 
презабавный. Я же у них один. 
– И долго ты у них пробудешь? 
– Не думаю. Чай, скучно будет. 
– А к нам на возвратном пути заедешь? 
– Не знаю… посмотрю. Ну, так, что ли? Мы отправимся? 
– Пожалуй, – лениво заметил Аркадий. 
Он  в  душе  очень  обрадовался  предложению  своего  приятеля,  но  почел  обязанностию 
скрыть свое чувство. Недаром же он был нигилист! 
На  другой  день  он  уехал  с  Базаровым  в  ***.  Молодежь  в  Марьине  пожалела  об  их 
отъезде; Дуняша даже всплакнула… но старичкам вздохнулось легко. 
 
 
XII 
 
Город ***, куда отправились наши приятели, состоял в ведении губернатора из молодых, 
прогрессиста и деспота, как это сплошь да рядом случается на Руси. Он, в течение первого года 
своего  управления,  успел  перессориться  не  только  с  губернским  предводителем,  отставным 
гвардии  штабc-ротмистром,  конным  заводчиком  и  хлебосолом,  но  и  с  собственными 
чиновниками.  Возникшие  по  этому  поводу  распри  приняли  наконец  такие  размеры,  что 
министерство  в  Петербурге  нашло  необходимым  послать  доверенное  лицо  с  поручением 
разобрать все на месте. Выбор начальства пал на Матвея Ильича Колязина, сына того Колязина, 
под  попечительством  которого  находились  некогда  братья  Кирсановы.  Он  был  тоже  из 
«молодых», то есть ему недавно минуло сорок лет, но он уже метил в государственные люди и 
на  каждой  стороне  груди  носил  по  звезде.  Одна,  правда,  была  иностранная,  из  плохоньких. 
Подобно губернатору,  которого он приехал судить, он считался прогрессистом и, будучи  уже 
тузом, не походил на большую часть тузов. Он имел о себе самое высокое мнение; тщеславие 
его не знало границ, но он держался просто, глядел одобрительно, слушал снисходительно и так 
добродушно смеялся, что на первых порах мог даже прослыть за «чудного малого». В важных 
случаях  он  умел,  однако,  как  говорится,  задать  пыли.  «Энергия  необходима, –  говаривал  он 
тогда, –  I'energie  est  la  premiere  qualite  d'un  homme  d'etat»13;  а  со  всем  тем  он  обыкновенно 
оставался  в  дураках  и  всякий  несколько  опытный  чиновник  садился  на  него  верхом.  Матвей 
Ильич отзывался с большим уважением о Гизо и старался внушить всем и каждому, что он не 
принадлежит к числу рутинеров и отсталых бюрократов, что он не оставляет без внимания ни 
одного  важного  проявления  общественной  жизни…  Все  подобные  слова  были  ему  хорошо 
известны.  Он  даже  следил,  правда,  с  небрежною  величавостию,  за  развитием  современной 
литературы:  так  взрослый  человек,  встретив  на  улице  процессию  мальчишек,  иногда 
присоединяется  к  ней.  В  сущности,  Матвей  Ильич  недалеко  ушел  от  тех  государственных 
мужей Александровского времени, которые, готовясь идти на вечер к г-же Свечиной, жившей 
тогда в Петербурге, прочитывали поутру страницу из Кондильяка; только приемы у него были 
другие, более  современные. Он был ловкий придворный, большой хитрец и больше ничего;  в 
делах толку не знал, ума не имел, а умел вести свои собственные дела: тут уж никто не мог его 
оседлать, а ведь это главное. 
Матвей  Ильич  принял  Аркадия  с  свойственным  просвещенному  сановнику 
добродушием,  скажем  более,  с  игривостию.  Он,  однако,  изумился,  когда  узнал,  что 
приглашенные им родственники остались в деревне.  «Чудак был твой папа всегда», – заметил 
                                                 
13 Энергия – первейшее качество государственного человека 

жүктеу/скачать 0,91 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: