Книга молодого научного журналиста Аси Казанцевой об «основных биологических ловушках, которые мешают нам жить счастливо и вести себя хорошо»

В общем, все нормальные люди живут в теплых солнечных странах, а 
в десятимиллионной Москве остаются только суровые сибирские 
трудоголики (насчет сибирских, кстати, не преувеличение: в нашей 
редакции только треть сотрудников понаехала в Москву из 
Петербурга, еще пара человек жили в столице с детства, а все 
остальные выросли за Уралом). 
Понятно, что мы все счастливы в теплых солнечных странах — 
просто на контрасте с тем холодом и темнотой, в которых мы 
выросли. Но часто можно встретить утверждения о том, что и 
коренные жители теплых стран более счастливы, чем те, кого 
угораздило родиться в холодных. Это верно лишь отчасти. В 
основном такие выводы делаются на основе самого популярного 
всемирного исследования счастья людей, Happy Planet 
Index(в общепринятом переводе — Международный индекс счастья). 
Действительно, первая десятка наиболее благополучных стран в 
соответствии с этим рейтингом 2012 года 1— это 
Коста-Рика, Вьетнам, Колумбия, Белиз, Сальвадор, Ямайка, Панама, 
Никарагуа, Венесуэла и Гватемала. Самым счастливым регионом 
мира, таким образом, оказывается Центральная Америка. Это 
особенно забавный вывод с учетом того, что многие из этих стран — 
мировые лидеры по количеству убийств. Например, на Ямайке, по 
данным ООН 2, жертвами убийц становятся 52 человека на 
100 
тыс. жителей в год, а в Сальвадоре — 66 человек (при 
общемировом уровне 6,9 человека на 100 тыс. в год). 
Уровень преступности при составлении рейтинга не учитывается,

Happy Planet Indexоснован только на трех факторах: субъективной 
оценке счастья, ожидаемой продолжительности жизни и так 
называемом экологическом следе — это масштаб вредного 
воздействия людей на природу страны и планеты. Очевидно, что 
аграрная экономика, свойственная государствам Центральной 
Америки, вносит сравнительно небольшой вклад в загрязнение воды 
и воздуха, и именно этот фактор делает страны «самыми 
счастливыми», несмотря на сомнительные достижения по остальным 
пунктам. Если же рассортировать страны в этом рейтинге только по 
уровню субъективной оценки удовлетворенности жизнью, исключив 
остальные параметры, топ-10 лидеров будет выглядеть уже 
абсолютно по-другому: в него войдут Дания, Канада, Норвегия, снова 
Венесуэла, Швейцария, Швеция, Нидерланды, Израиль, Финляндия и 
Австралия. Никакого заметного влияния климата теперь уже не 
видно, иначе скандинавские страны никогда не попали бы в этот 
список. 
Впрочем, в альтернативном рейтинге, созданном компаниями
WINи Gallup3, десятка лидеров выглядит иначе: в нее 
вошли Колумбия, Малайзия, Бразилия, Саудовская Аравия, 
Филлипины, Финляндия, Азербайджан, Перу, Швейцария и 
Исландия. Здесь учитывалось только соотношение людей, дающих 
разные варианты ответа на вопрос: «С вашей точки зрения, 
чувствуете ли лично вы себя счастливым, несчастным или ни то и ни 
другое в вашей жизни в целом?» Набор лидеров получился, мягко 
говоря, неожиданным, но все же складывается впечатление, что 

счастливыми могут быть жители двух категорий стран: либо там 
благополучное общество и государство, либо, черт побери, там 
просто-напросто нормальный климат. 
Восемь месяцев зима, вместо фиников — морошка 
Похоже, что недостаток солнечного света действительно может 
приводить к устойчивому снижению настроения и упадку сил. В 
английском языке этому явлению досталась замечательная говорящая 
аббревиатура: болезнь называется seasonal affective disorder, 
а сокращенно — SAD, что переводится как «грустный, 
унылый». Если бы мы хотели сохранить эту логику и в русском 
переводе, нам пришлось бы называть сезонную депрессию, например, 
большим ежегодным депрессивным аффектом (БЕДА). Хотя можно 
было бы придумать и что-нибудь подлиннее, например 
«повторяющаяся 
индивидуальная 
заторможенная 
депрессия 
ежегодного цикла». Но обычно на русский язык этот термин 
переводят как «сезонное аффективное расстройство», а в обиходе 
говорят о сезонной (или зимней) депрессии. 
Сезонная депрессия 
Разумеется, далеко не каждый случай плохого настроения — это 
прямо настоящая депрессия. Чтобы поставить диагноз, нужна как 
минимум личная консультация психиатра и заполнение развернутых 
опросников. Но если все это пройдено, то сезонное аффективное 
расстройство — это не блажь и не малодушие, а официально 
признанное заболевание. В Международную классификацию 

болезней оно включено под номером F33 как частный случай 
реккурентного (повторяющегося) депрессивного расстройства. В 
руководстве по диагностике и статистике психических расстройств, 
авторитетном перечне заболеваний, разработанном Американской 
психиатрической ассоциацией, SADрассматривается как 
частный случай одного из двух заболеваний: либо большого 
депрессивного расстройства (клинической депрессии), либо 
биполярного аффективного расстройства (шире известного под 
устаревшим названием «маниакально-депрессивный психоз»). 
Распространенность сезонного аффективного расстройства — кто бы 
мог подумать! — прямо зависит от географической широты
4. В северном штате Нью-Йорк от него страдают 12,5 % населения, а 
во Флориде — только 1,4 %. 
Андрес Магнуссон, психиатр из Осло и один из главных 
исследователей сезонного аффективного расстройства, выделяет 
следующие критерии, позволяющие утверждать, что депрессия 
именно сезонная, а не какая-то там еще 5. Во-первых, 
расстройство настроения должно начинаться в один и тот же 
90-
дневный период года на протяжении как минимум трех лет. 
Во-вторых, исчезать оно тоже должно в определенные месяцы, всегда 
одни и те же. И наконец, если эпизоды эмоционального расстройства 
и случаются у пациента в другие времена года, то в отведенное время 
они должны происходить принципиально чаще. 
В остальном симптомы сезонного аффективного расстройства 
примерно такие же, как и у всех остальных форм депрессии. 96 % 

пациентов испытывают уныние и/или снижение активности, 92 % 
переживают трудности в общении, 86 % тревожны и/или 
раздражительны, 84 % упоминают череду неудач в профессиональной 
деятельности и 81 % жалуется на усталость в дневное время. Более 
половины пациентов жалуются на те или иные расстройства сна, 
аппетита и сексуального влечения, а 35 % задумываются о 
самоубийстве. 
Сезонное аффективное расстройство встречается в любом возрасте, 
но чаще всего начинается между 20 и 30 годами. Оно гораздо больше 
распространено среди женщин, чем среди мужчин 6; 
например, за десять лет изучения SADв Национальном 
институте психического здоровья в США в исследованиях приняло 
участие 354 женщины и 103 мужчины; примерно такое соотношение 
сохраняется во всех клиниках, изучающих это заболевание (если 
только в конкретной работе специально не отсеивают женщин, чтобы 
изучать гендерные различия на равных по численности выборках). 
Как и практически каждое свойство человека, подверженность 
сезонному аффективному расстройству зависит одновременно и от 
генов, и от индивидуального опыта. Раймонд Кохрейн из 
Университета Бирмингема показал, что женщины, переехавшие в 
Великобританию из теплых стран (Индии, Бангладеша, Пакистана), 
страдают от зимней депрессии сильнее, чем коренные англичанки
7. Кохрейн использовал стандартный опросник, выявляющий 
подавленность и тревожность, и женщины из Азии набирали в 
среднем 8,41 балла зимой (и 5,19 в более подходящие для жизни 

времена года), в то время как европейские женщины ограничивались 
4,8 балла зимой и 3,67 балла в осталь ное время. Но самое важное — 
выяснилось, что женщины азиатского происхождения, родившиеся и 
выросшие в Великобритании, занимают промежуточное положение: 
они набирали 6,16 балла в холодное время года и 5,1 — весной, летом 
и осенью. Если бы повышенная тревожность и подавленность 
азиатских женщин объяснялась бы только трудностями адаптации в 
новом обществе, то у них не было бы таких выраженных различий 
между разными временами года (к тому же в исследование включали 
женщин, более или менее равных по социально-экономическому 
статусу). Эти результаты говорят о том, что в устойчивости к 
сезонному аффективному расстройству играют важную роль 
генетические отличия — жители северных стран в среднем более 
устойчивы к сезонному аффективному расстройству, чем те, чьи 
предки на протяжении многих поколений жили на юге, но в то же 
время к зимнему холоду и темноте до некоторой степени можно 
привыкнуть, если жить с ними с раннего детства. 
Как может происходить генетическая адаптация к темной зиме, 
представить довольно легко: при прочих равных человек, который 
каждый год на несколько месяцев превращается в унылое чучело и 
теряет интерес к любви и семье, будет заводить чуть меньше детей и 
чуть менее качественно о них заботиться. Естественный отбор всегда 
работает с большими числами, так что, если даже такие люди будут 
выращивать в среднем 990 детей на каждую тысячу в семьях бодрых 
оптимистов, все равно с каждым столетием, проведенным на севере, 

распространенность 
генов, 
вызывающих 
сильную 
предрасположенность к SAD, будет немножечко падать. 
Именно поэтому люди, жившие в Великобритании на протяжении 
многих поколений, страдают меньше, чем те, чьи предки недавно 
перебрались на пасмурный остров из жарких стран. Аналогичные 
исследования проводились и в России 8. В частности, в 
поселке Провидения на Чукотке, в одном из самых северных районов 
нашей страны, живут как представители коренного населения (чукчи 
и еще несколько малых народностей), так и русские, в основном 
перебравшиеся туда в середине XX века, то есть от силы два 
поколения назад. Выясняется, что коренное население северо-востока 
России вообще практически не подвержено сезонному аффективному 
расстройству. Среди нескольких десятков исследованных коренных 
жителей не нашлось ни одного человека, которому психиатр мог бы 
поставить соответствующий диагноз; клинически несущественное 
субдепрессивное состояние было зафиксировано только у 2 % 
мужчин и 14,3 % женщин. Среди русских, живущих в том же поселке, 
от выраженной зимней депрессии страдало 1,9 % мужчин и 21,6 % 
женщин, а в легкой форме ее переживало еще 15,4 % и 13,7 % 
соответственно. 
Но устойчивость северных народов к сезонному аффективному 
расстройству не сводится только к генетическим адаптациям. 
Похоже, что кроме них развиваются и культурные механизмы, 
призванные сгладить и по возможности предотвратить зимние 
нарушения настроения. Профессор Синтия Стахлмиллер специально 

уехала из Австралии в Норвегию, чтобы изучить, как адаптируются к 
полярной ночи жители города Тромсе, который находится почти на 
400 
км севернее полярного круга. В ходе этнографических изысканий 
она описала ряд принципов, распространенных в культуре норвежцев 
и помогающих им меньше огорчаться из-за холода и темноты
9. Во-первых, принято восхищаться природой вообще и сменой 
времен года в частности и специально ждать осени, чтобы увидеть 
северное сияние, а потом вволю наслаждаться видом звезд в 
полярную ночь. Во-вторых, к самой зимней депрессии норвежцы 
относятся философски, описывая ее в контексте гармонии с 
природой. «Сезоны сменяют друг друга, и моя душа меняется вместе 
с ними. В течение зимы я погружен в размышления и способен 
глубже осознавать жизнь. Я чувствую себя немного мертвым, когда 
приходит тьма. Но потом, когда рассветает, я становлюсь более 
живым. Я не в депрессии, я скорее испытываю легкую печаль от 
размышлений о том, что такое наша жизнь и для чего она». Эти слова 
принадлежат норвежскому экологу и философу Арне Наессу, а 
Синтия Стахлмиллер цитирует их в своей работе, чтобы 
проиллюстрировать готовность жителей севера принимать осеннее 
снижение настроения как должное, как нормальную часть порядка 
вещей — и спокойно помнить, что оно исчезнет весной. Но важно и 
другое: все традиции жителей Тромсе направлены на то, чтобы не 
дать зимней депрессии засосать их с головой. Зима связана с целым 
рядом ритуалов и обычаев. Норвежцы зажигают свечи и любуются их 
мягким пламенем. Они собираются вместе и рассказывают друг другу 
истории, причем по возможности смешные. К празднованию 

Рождества они относятся даже серьезнее, чем все остальные 
европейцы, — приуроченные к нему дружеские визиты и пиршества 
растягиваются на целый месяц. Жители Тромсе отмечают день 
исчезновения солнца и день его возвращения, выпекая специально 
предназначенные для этих событий солнечные сдобные булочки. 
Северяне уделяют много внимания специфическим зимним видам 
спорта и шутят, что каждый норвежец рождается, уже стоя на лыжах. 
Помимо всего прочего, дети и взрослые постоянно принимают рыбий 
жир: они уверены, что это предотвращает любые болезни, в том 
числе и зимнюю депрессию. Даже если не учитывать, что жирные 
кислоты и в самом деле очень важны для нормальной работы 
нервных клеток, эмоциональные расстройства — это одна из тех 
областей, где эффект плацебо может быть очень выраженным. И 
наконец, на севере принято по возможности не экономить на 
освещении и стараться компенсировать недостаток солнца как 
яркими лампочками, так и живым огнем. Из-за всех этих мер, 
закрепленных в культуре и оправданных биологически, норвежцы 
относятся к зимнему аффективному расстройству с изрядной долей 
иронии. Им все время рассказывают об опасностях темноты и по 
телевизору, и в газетах, и при общении с австралийскими учеными, а 
они отвечают, что все это глупости, надо не воспринимать зимний 
упадок сил как диагноз, оправдывающий человека, а думать, что с 
ним можно сделать. И вообще, говорят, существует много серьезных 
проблем, например загрязнение окружающей среды, дорожный 
трафик и жестокость, а смена времен года — это не катастрофа, а 
естественный ход вещей. 

Жители города Тромсе отмечают наступление полярной ночи. 
Откуда мозг знает, что пора впадать в сезонную депрессию? 
По запросу «третий глаз» поисковые системы не предлагают ничего 
хорошего, сплошную чудовищную эзотерику. А все потому, что надо 
уметь с ними обращаться. Если то же самое спросить в системе 
поиска по научным статьям Google Scholar(и на английском 
языке, конечно), то половина ссылок будет на культурологические 
исследования верований в третий глаз, зато вторая половина — про 
париетальный глаз у земноводных, рептилий, рыб и миног. У 
некоторых из них его можно, если хорошо присмотреться, разглядеть 
на затылке, у других третий глаз затянут кожей и даже прикрыт 
сверху костями черепа, но все равно способен улавливать свет. 
Третий глаз — это часть промежуточного мозга, и нужен он не для 
зрения, а для тонкой настройки эндокринной системы. 
Светочувствительные клетки третьего глаза непосредственно связаны 
с эпифизом — эндокринной железой, выделяющей «гормон сна», 
мелатонин. Если света мало и становится все меньше, то 
производство мелатонина растет, и значит, пора готовиться к спячке. 
Если света много и становится все больше, то производство 
мелатонина падает, а уровень половых гормонов, напротив, растет — 
это значит, что наступила весна и нужно приступать к поиску 
партнера 10. Этот древнейший механизм унаследовали и 
птицы, и млекопитающие. Правда, светочувствительных клеток в 
эпифизе у нас нет, но зато к нему идут ответвления нервных волокон 
от сетчатки наших обычных парных глаз, и уровень мелатонина у нас 

тоже колеблется в течение года. И в течение каждых суток, 
разумеется. 
Открыть третий глаз — это лучший способ хорошо выспаться. 
Мелатонин часто называют гормоном сна, потому что он выделяется 
ночью, в темноте, обладает снотворным эффектом (поэтому 
мелатонин в таблетках иногда назначают людям, страдающим от 
нарушения режима дня при перелете из одного часового пояса в 
другой) и задействован в целой куче полезных процессов, 
происходящих во сне с нашим телом и мозгом 11. 
Рецепторы к мелатонину есть в гиппокампе — это участок мозга, 
отвечающий за консолидацию памяти, переход воспоминаний из 
кратковременной памяти в долговременную. Существуют 
эксперименты, демонстрирующие, что сон очень важен для 
процессов усвоения информации, и по-видимому, мелатонин играет в 
этом какую-то роль 12. Мелатонин действует на 
сердечно-сосудистую систему, снижая артериальное давление во 
время сна. При этом известно, что люди, страдающие от ишемиче 
ской болезни сердца, часто выделяют во время сна меньше 
мелатонина, чем здоровые испытуемые. Много рецепторов к 
мелатонину есть на поверхности клеток кроветворной и иммунной 
системы, причем воздействие этого гормона стимулирует не только 
борьбу с инфекциями, но и противоопухолевую активность 
иммунных клеток. Накоплен ряд данных о том, что работа в ночную 
смену может повышать риск различных онкологических заболеваний
13. Медсестры, стюардессы и другие женщины, которым регулярно 

приходится работать ночью и спать днем, чаще заболевают раком 
груди — риск повышен примерно в полтора-два раза и зависит от 
того, как много лет и насколько регулярно женщина работала ночью. 
Мелатонин — это прекрасное вещество, так что темнота, 
обеспечивающая его синтез, нужна и полезна. Но есть одна проблема: 
у большинства животных (и похоже, что человек не исключение
14) мелатонин подавляет выработку половых гормонов. Ночной 
синтез мелатонина существенно снижается в период полового 
созревания (а если этого не происходит, то подросток развивается 
медленнее, чем его сверстники). У людей, живущих близко к 
полярному кругу, вероятность зачатия ребенка зимой ниже, чем 
летом (из-за сезонных колебаний уровня мелатонина, которого много 
в темноте и мало при свете). А в аннотации к препарату мелаксен (это 
мелатонин в таблетках) есть предупреждение о том, что лекарство 
обладает контрацептивным эффектом. На бытовом уровне 
зависимость концентрации мелатонина от изменений освещенности 
принимает форму всеобщей уверенности в том, что именно весна — 
самое подходящее время для бурных влюбленностей, а вот осенью 
все становится как-то уныло. 
Но связаны ли напрямую колебания уровня мелатонина с развитием 
сезонного аффективного расстройства в конце осени? По крайней 
мере отчасти да. Например, в Университете Тель-Авива (вот уж где 
проблема недостатка солнечного света стоит особенно остро!) в 
качестве модели для исследования сезонного аффективного 
расстройства используют местных грызунов, египетских песчанок. 

Как и человек, они ведут дневной образ жизни, к тому же, будучи 
южным видом, никогда не вырабатывали адаптаций к длинной 
темной зиме. Если создать животным сокращенный световой день 
(пять часов света и девятнадцать часов темноты) или 
непосредственно вводить им мелатонин, то уже через три недели они 
начинают ярко демонстрировать депрессивное и тревожное 
поведение 15. В случае с грызунами это определяют в 
стандартизованных тестах. По сравнению с нормальными песчанками 
жертвы мелатонина или короткого светового дня медленнее 
набирают вес и меньше интересуются сладким сиропом (то есть 
теряют интерес к радостям жизни), избегают открытых пространств в 
лабиринтах (не хотят исследовать территорию), не склонны нападать 
на чужаков, вторгшихся в родную клетку (не испытывают 
потребности защищать родину), а при попадании в воду намного 
быстрее отчаиваются — вместо того чтобы пытаться выплыть, вскоре 
складывают лапки и погружаются в глубину, так что 
экспериментаторам приходится срочно их спасать, пока жертвы 
сезонной депрессии не успели окончательно захлебнуться. 
На людях подобных экспериментов не ставят, так что данные о 
влиянии мелатонина на психическое состояние отрывочны, неполны 
и противоречивы. Показательная история, например, произошла с 
исследованием, проведенном в 2001 году в американском Институте 
психического здоровья 16. 
В этой работе ученые сравнивали синтез мелатонина у пациентов с 
диагностированной сезонной депрессией и у здоровых людей. 

Абсолютно у всех людей мелатонин активно вырабатывается ночью. 
При этом у здоровых людей продолжительность активного синтеза 
мелатонина в ночные часы остается одинаковой в течение всего года, 
а вот у людей, страдающих от сезонного аффективного расстройства, 
зимней ночью мелатонин вырабатывается на протяжении более 
длительного периода, чем во время летнего сна. 
Сейчас я пересказала это исследование в том виде, в котором оно 
разошлось по новостным сайтам. В этой трактовке оно 
воспринимается однозначно: осенью, во время сокращения светового 
дня, некоторые люди начинают вырабатывать больше мелатонина, и 
от этого у них начинается сезонное аффективное расстройство. Но 
если присмотреться к цифрам в самой статье, то выясняется, что все 
не совсем так. Люди, не подверженные зимнему упадку настроения, 
активно вырабатывают мелатонин девять часов в сутки — и зимой, и 
летом. А вот жертвы сезонного аффективного расстройства зимой 
тоже синтезируют мелатонин на протяжении девяти ночных часов, а 
вот летом — меньше восьми с половиной. Это, в общем, не отменяет 
основного вывода о том, что сезонной депрессии подвержены те 
люди, чьи внутренние гормональные ритмы особенно чувствительны 
к перепадам освещения, но подчеркивает, что дело не в концентрации 
мелатонина как таковой, а скорее в факте изменения его уровня. 
Искажения нормального суточного ритма секреции мелатонина, 
кстати, встречаются не только при сезонном аффективном 
расстройстве, но и при других формах депрессии, и в некоторых 
случаях ее даже пытаются лечить с помощью дополнительного 

приема этого вещества — с переменным успехом, впрочем
17. 
Если говорить не о депрессии в целом, а именно о сезонном 
аффективном расстройстве, то да, оно точно связано с изменением 
уровня освещенности, но мозг реагирует на него не только через 
синтез мелатонина, но и с помощью ряда других биохимических 
путей 18. Самый главный центр контроля суточных ритмов 
(
именно его обычно называют биологическими часами) расположен у 
нас в супрахиазматическом ядре гипоталамуса. Там работает 
настоящий молекулярный маятник: несколько белков активируют и 
подавляют синтез друг друга (и самих себя) таким образом, что их 
концентрация в нейронах циклически изменяется в течение суток: 
одна сиюминутная комбинация соответствует темному времени 
суток, другая означает, что наступило утро, днем все опять меняется, 
а вечером все приходит к преж нему состоянию, и мозг понимает это 
в том духе, что наступает ночь и пора спать. Эта молекулярная 
машина совершает цикл, приблизительно равный суткам, причем от 
генетических особенностей индивида зависит, склонны ли эти часы 
спешить или отставать (именно этим, по-видимому, определяются 
совы и жаворонки) — но, кроме этого, супрахиазматическое ядро 
гипоталамуса получает нервные импульсы от сетчатки и все время 
подкручивает свои внутренние часы, приводя их в соответствие с 
реальным солнечным ритмом (иначе мы не могли бы менять часовые 
пояса и подстраиваться под новую смену дня и ночи). Сегодня 
известно, что некоторые гены, участвующие в работе молекулярных 

часов (например Per2, Bmal1, Npas2), присутствуют у разных людей в 
разных вариантах, и это генетическое разнообразие позволяет с 
высокой степенью достоверности предсказать, предрасположен ли 
данный человек к сезонной депрессии 19. Во всяком случае, 
при сравнении ДНК людей, страдающих и не страдающих от 
сезонного аффективного расстройства, выясняется, что частота 
встречаемости разных вариантов этих генов в этих двух группах 
достоверно различается. 
Естественно, как и при любой другой разновидности депрессии, при 
сезонном аффективном расстройстве наблюдаются изменения в 
активности серотонина и дофамина, и найдены некоторые 
генетические отличия, связанные с работой этих молекул в мозге
20. Против сезонной депрессии, соответственно, помогают 
классические антидепрессанты, такие как селективные ингибиторы 
обратного захвата серотонина. Но основной метод лечения сезонного 
аффективного расстройства — это банальное воздействие яркого 
света. Люди приходят в медицинский кабинет (обычно утром, хотя 
есть исследования о том, что и вечерний свет тоже эффективен
21) и сидят там два часа около яркой лампочки, специально 
созданной таким образом, чтобы ее излучение имитировало 
солнечный свет. Сетчатка глаза получает сигнал о том, что света 
много, нервные импульсы передаются в эпифиз, где вырабатывается 
мелатонин, и в супрахиазматическое ядро, где работают 
молекулярные биологические часы, и мозг решает, что, судя по 
интенсивности света, у нас тут все-таки весна, а не осень, так что 

депрессию можно приостановить. 
В этой истории про сезонную депрессию, как мне кажется, важно 
понимать, что это настоящая болезнь, такая же как грипп или 
перелом лучевой кости. Как и при любой болезни, при депрессии 
происходят совершенно материальные изменения, одних молекул 
становится больше, других молекул меньше, мозг не то что не хочет, 
а скорее не может работать так, как надо. Наша прекрасная тонкая 
психика — это продукт работы нейронов, и если изменяется их 
биохимическое состояние, то изменяется и восприятие мира и своего 
места в нем. Несмотря на то что полного и всеобъемлющего 
понимания механизмов сезонной депрессии до сих пор не 
существует, она все-таки уже достаточно изучена, чтобы врачи могли 
помочь с ней справиться. И поэтому никто не обязан отчаянно 
страдать каждый ноябрь — каждый имеет право пойти к доктору и 
что-нибудь с этим сделать. 
Настоящая тяжелая сезонная депрессия — такая, что она 
действительно создавает угрозу для полноценной жизни и работы, — 
случается только с теми людьми, у которых есть к ней генетическая 
предрасположенность, и даже в самом ужасном северном городе от 
нее страдает меньше 20 % жителей. Но и легкие формы сезонного 
аффективного расстройства, такие, которые не стоят возни с 
лампочкой или тем более с лекарствами, но все-таки снижают 
настроение, не обязательно героически переносить совсем без всякой 
борьбы. Имеет смысл помнить, что плохое настроение в ноябре 
напрямую связано с недостатком света, и сознательно уделять 

внимание тому, чтобы света было больше. Обычные лампочки не 
очень похожи на солнце, но немножко все-таки позволяют обмануть 
сетчатку, поэтому осенью есть смысл зажигать весь свет в комнате и 
вкрутить в люстру самые яркие лампочки, какие нашлись в магазине. 
А главное — даже осеннее солнце лучше, чем совсем никакого 
солнца, и поэтому, если вы страдаете, то нужно заставлять себя 
ходить гулять в светлое время суток. Я понимаю, что в ноябре этого 
светлого времени слишком мало и оно полностью занято работой, но 
работа будет делаться быстрее и эффективнее, если сотрудники не 
будут впадать в депрессию, и лучше потерять полчаса на прогулку, 
чем половину рабочего дня на офисную прокрастинацию. Между 
прочим, только в Соединенных Штатах Америки депрессии 
сотрудников обходятся работодателям в 44 млрд долларов 
упущенной прибыли в год 22— эта цифра никак не связана 
с медицинскими расходами, речь идет только о снижении 
производительности труда. Люди в депрессии, как правило, медленно 
соображают и не могут ни на чем нормально сосредоточиться. 
Конечно, речь здесь идет обо всех депрессиях, а не только о легкой 
форме сезонного аффективного расстройства, но и оно не 
способствует продуктивной работе. Поэтому если вас одолело 
осеннее уныние и вам ничего не хочется, то реабилитацию стоит 
начать с того, чтобы почаще ходить гулять, особенно в солнечную 
погоду. Это не разгильдяйство, это прикладная наука. 

жүктеу/скачать

Достарыңызбен бөлісу: