часть
пожертвовать
благотворительным
организациям,
помогающим детям из малообеспеченных и неблагополучных семей.
Оставшаяся доля акций предназначалась для поддержки различных
медицинских учреждений по всему миру.
– Понимаю, – сказал я.
– Если вам не по душе подобные условия, вы можете основать
фонд с возможностью отзыва капитала до момента вашей смерти.
Некоторые люди предпочитают именно такой вариант, однако и
налоговые льготы будут не такие значительные.
– Я бы хотел сделать фонд безотзывным.
Мне было важно отдать эти деньги нуждающимся, и я не собирался
менять решение.
– Очень хорошо, – произнес первый юрист. – Мы займемся
составлением всех необходимых бумаг.
Следующие два часа мы обсуждали мои активы и
благотворительные организации, которым я хотел их пожертвовать. К
концу встречи я почувствовал себя важным человеком. Великодушным
и щедрым. Ощущение одиночества и пустоты, с которым я проснулся
утром, исчезло.
Я был ничем не хуже султана Брунея.
В Нью-Йорк я прилетел бизнес-классом и остановился в номере
люкс отеля Palace, которым по случайному стечению обстоятельств в то
время владел султан Брунея. Один мой хороший знакомый занимал
должность управляющего отелем, благодаря чему меня и поселили в
огромном люксе. Последней в программе недельного пребывания в
Нью-Йорке была встреча с управляющим хеджевого фонда, который
хотел, чтобы я вместе с еще одним моим другом помог ему с
компанией, которую он основал в Кремниевой долине. Он был
абсолютно убежден, что в случае нашего участия успех его фирме
гарантирован. Я постарался его разубедить – мол, не думаю, что мы
сможем помочь, – однако он решил, что я попросту скромничаю.
Встреча была посвящена обсуждению нашего потенциального
сотрудничества, а также подвернувшейся мне возможности
застраховать часть своих активов. Мои акции стоили десятки
миллионов, однако по рынку поползли слухи о том, что рост продлится
недолго. Страхуя эти акции, я тем самым гарантировал их покупку у
меня по заранее определенной цене, что защитило бы меня от
биржевого краха. А если бы они подскочили в цене, покупатель
оказался бы в выигрыше. Уже несколько человек посоветовали мне
хеджировать инвестиции подобным образом.
Мы встретились в Le Cirque – престижном ресторане,
располагавшемся в отеле Palace, – и заказали «Беллини» и «Богемный
сайдкар»
[27]
. Эта встреча была просто формальностью, так как ранее мы
успели сойтись на том, что нам с другом отдадут пятьдесят процентов
компании, а мы поможем привлечь инвесторов и будем давать советы
по стратегическому планированию. Мы быстренько оговорили детали,
после чего перешли к моему желанию хеджировать свой самый ценный
актив – акции компании Neoforma. После того как мы все обсудили и я
согласился на предложенные условия, будущий партнер протянул мне
кое-какие бумаги, чтобы я их изучил и подписал.
Мой приятель, который все это время молча выпивал, внезапно
выпалил:
– Мы хотим шестьдесят процентов компании.
Судя по всему, коктейли вселили в него уверенность в наших
способностях и в нашей значимости, и он решил, что мы должны
завладеть контрольным пакетом акций.
– О чем это вы? – спросил управляющий хедж-фондом. – Еще
двадцать минут назад мы сошлись на пятидесяти.
– Мы согласны помочь, но не менее чем за шестьдесят процентов
компании. А иначе можете на нас не рассчитывать.
Алкоголь лишил моего приятеля разума, взамен наделив
непомерной жадностью. Он, видимо, захотел использовать ситуацию в
своих интересах, хотя я с радостью согласился бы и на тридцать
процентов акций, о чем сообщил ему чуть раньше.
– Мы договорились о пятидесяти процентах.
– Если продолжишь болтать, речь пойдет уже о семидесяти пяти
процентах. А может, мы и вовсе лишим вас доли. – Он перешел на крик,
и остальные посетители начали с беспокойством на нас поглядывать.
– Ну и дудак же ты, – сказал управляющий хедж-фондом.
Оба вскочили, мне пришлось вмешаться, чтобы предотвратить
драку. Посетители Le Cirque обычно не орут и не дерутся. Я готов был
сгореть от стыда.
На следующий день я улетел домой, злясь на приятеля и переживая
о том, что не дозвонился до управляющего хедж-фондом и не успел
извиниться перед отъездом. Я снова и снова пытался с ним связаться, но
мне каждый раз говорили, что его нет на месте, и просили оставить
сообщение секретарше. Было очевидно, что он меня избегает.
Обеспокоенный, я метался по своему дому в Ньюпорт-Бич. У меня
были плохие предчувствия по поводу сделки, и прошло полтора месяца,
прежде чем он, наконец, перезвонил.
Но было слишком поздно. Котировки фондовой биржи рухнули, и
все словно с цепи сорвались. Стоимость акций падала, люди теряли
миллионы; пузырь доткомов, как его прозвали позже, наконец-то
лопнул.
Стоимость моих активов резко упала. Я читал один финансовый
отчет за другим, все больше убеждаясь в том, что я и так прекрасно
знал. Моих семидесяти пяти миллионов долларов как не бывало.
Причем я не только лишился денег, но еще и остался должен
несколько миллионов долларов из-за банковских кредитов. По сути, я
полностью обанкротился.
Единственным моим реальным активом, чьи акции по-прежнему
стоили бумаги, на которой были напечатаны, оказалась компания,
которую я спас от банкротства и возродил с нуля, – Accuray.
Только я отдал ее под управление безотзывному трастовому фонду.
Не было больше моего состояния.
Ничего больше у меня не было.
Достарыңызбен бөлісу: |