В эти недели германская революция вынуждена была по крайней мере по
внешности притвориться очень скромной и умеренной. Вожаки революции боялись,
что иначе возвращающиеся дивизии быстро положат конец всей революции.
Если
бы тогда нашелся хотя бы один решительный человек и если бы он сумел
перевести на свою сторону хотя бы, одну преданную ему дивизию, дивизия эта
сорвала бы с себя красные тряпки, поставила бы к стенке свой «совет»,
сопротивляющихся забросала бы ручными гранатами, и в течение каких-нибудь
четырех недель такая дивизия разрослась бы в целую могучую армию, быть
может, из 60 дивизий или еще того больше.
Этого больше всего и опасались
господа еврейские импрессарио. Чтобы избегнуть этого, они и придали революции
известный оттенок умеренности. Отказавшись от прямого большевизма, вожаки
представили дело так, будто их задачей является «обеспечить тишину и порядок».
Отсюда и все многочисленные крупные уступки, отсюда апелляция к старому
корпусу чиновничества, отсюда обращение к старым руководителям армии. Все эти
люди пока еще были на некоторое время нужны.
Только после того как их
надлежащим образом использовали, можно было их и прогнать и, изъяв республику
из рук этих старых слуг государства, бросить ее во власть коршунов революции.
Только так можно было еще рассчитывать обмануть старых генералов и старых
администраторов. Показав себя очень мягкой и невинной, революция могла
рассчитывать сломить сопротивление этих кругов и таким образом обезоружить
самых страшных своих противников. Практика показала, что этот обман вполне
удался. Однако революцию, как мы знаем, сделали не элементы «тишины и
порядка», а
те элементы, идеалом которых является мятеж, грабеж, воровство.
Новая умеренная тактика революции не могла быть по душе этим элементам. Что
такой тактический ход необходим, эти элементы понять не могли, а объяснять это
вслух тоже было затруднительно.
Постепенно увеличиваясь численно, германская социал-демократия все больше
переставала быть грубо революционной партией. Это не значит,
что партия эта
поставила себе теперь другие цели или что вожди ее перестали хотеть революции;
никоим образом. Однако теперь у нее осталось только желание революции, а весь
корпус партии был уже совершенно неприспособлен к тому, чтобы делать
революцию:
Достарыңызбен бөлісу: